Яд Бахуса

Включенный он.

Через неделю. Ну ладно, Ленчик, так-то намеки мне понятны.

Что касается выпивки, то очень быстро я переквалифицировался из алкогольного ухаря и башибузука в мирного бытового затрапезника. Которых – лямы! Они, ко всему прочему, так же пилят по трассе, как это делал Ленчик Догадов, приняв с утра пару рюмок коньяка и догоняясь по пути, и вы никогда этого не узнаете, пока один из таких орлов не вылетит вам на встречку. Я продолжал пешеходную жизнь и бухал благопристойно, мне нравилось состояние опьянения, я не мыслил для себя иной жизни. Кто-то ходит в походы, кто-то заводит котов, кто-то прыгает с парашюта. А я бухаю. Способность интегрировать пьяное себя в общество вызывала во мне самоуважение и предлагала лицензию на дальнейшие алкогольные изыскания. Я гулял и праздновал с семьей, отводил детей в детсад, забирал детей из детсада, носился по поликлиникам, посещал детские праздники, готовил еду и занимался с Леной сексом – пьяный! Мне это казалось нормальным, но я любил свою жену, а вот ей нормальность моей жизни давно уже перестала казаться сказкой. И рано или поздно мы должны были прийти к серьезному диалогу, за которым обязательно следуют серьезные решения.

10.

Определенные проблемы с выпивкой. Они говорят, нужно пить. Ты не человек ваще, если не станешь пить. Ты скот подлючий, и никуда не годен, разве что в носовой платок вместо соплей. А попытаешься выделиться, они прищучат тебя. Взбрыкнешь – схлопочешь по сопатке. Поднимешь голову – угодишь под ятаган. Они проследят за этим.

Кто они? Родственники, кто ж еще.

- Ну как ты настроен?- спросила Лена уже в который раз за утро. Сегодня ее короткие мелированные волосы тщательно уложены, а сама она затянута в брючный костюм. Насколько я помню, мини-юбку я видел на ней лишь однажды – в день знакомства. Любовь к брючным костюмам и отсутствие в гардеробе юбок могло снабдить какого-нибудь психолога материалом для диссертации, но мы старались не париться. Деструктивности хватало в жизни у нас обоих, чтобы еще тыкать друг друга носом.

- Как Костя Дзю!- бравировал я.

- Выдержишь?

- Базара юк! - Я хорохорился перед женой, делая вид, что все на мази, хотя предпочел бы тоскливо повыть на луну.

Когда ты между молотом и наковальней, стоит запастись упорством, но приготовить пути к отступлению. Так свойственно поступать алкоголикам, да и прочим гражданам одинаково. Впервые я пообещал Лене, что завяжу с алкоголем, и честно крепился неделю. Я бы и дальше тужился – может, сдюжил бы месяцок,- но тут как раз подоспел юбилей Анны Витальевны. Сия моя тещенька, именованная за кулисами Кандибобер. Потому как вседенно и всенощно таскала на башке тупорылый зачесон. Тетка, которую Лена зовет «мамой». Но все это туфтовый эпитет: прирост формальностей или челобитная нравственности. Нет мамы у Лены, считайте, что нет и не было. Лена училась в начальных классах, когда ее родная мама выкинула белый флаг перед раком.

Они не больно общались, Лена с мачехой. Мягко сказать. А меня Кандибобер на дух не переносила, все норовила цапнуть побольнее или унизить, самоутвердившись за счет возрастного пиетета. Но за баблом явилась как штык, когда занеможилось, и батю Лены приволокла в довесок. Они нам денег должны, родичи Лены, вот в чем подвох. И мы сейчас тащились на праздник не столько воздать почести, сколько намекнуть, что пора и одуплиться. Уже год прошел, а брали на шесть месяцев.

У Степана Антоновича, отца Лены, так-то была машина. Десятка. Но Кандибобер мечтала об иномарке, зря что ли она сначала воспитывала, а потом выпнула из дома великовозрастную дщерь в логово алкоголика, чтобы дальше колесить на зашкварном ведре? Теперь надлежит пожить для себя, только до полной суммы малек не хватает, но охота до невозможности.

Так что привалили эти двое как-то утречком на голубом глазу и заклянчили деньжат. У Лены! У Лены так-то не было наследства в виде недвижки, имелись лишь деструктивные тараканы, разведенные в ее душе мачехой, с благословения бати. Она до сих пор считала, что работа администратором в обувном магазине – вершина ее карьеры, а для большего существуют другие люди, нормальные. Она до сих пор курит по полторы пачки в день, хотя на время беременности бросала, но потом снова срывалась. Она до сих пор хомячит по ночам в однюху, копя килограммы. Нет, она не толстая, всего лишь приятной полноты, да и работа на ногах не предполагает массивных жировых отложений. В любом случае, не мне ее судить.

Но, видать, Анна Витальевна считала нормальным просить через дочь, игнорируя меня напрямую. Лена ей этого не позволила, став врагом номер два, а я и так во все времена оставался центровым супостатом. Да и пофиг, как будто раньше было иначе! Эта тварюга даже на свадьбе нас не поздравила, скукожила отвратное хрюкало и всю дорогу поливала грязью моих родственников и жрачку. Трескала при этом в три пасти, аж кандибобер подрагивал.

Пришлось ей снова корежиться, кривиться и морщиться, опустившись до просьбы напрямую. Я пожал плечами. Деньги у нас были, я ж писал уже, я и Лене предлагал бросить обувной магазин к чертям. Но безделье ее ужасало. Безделье предполагало затяжные битвы с тараканами, и за каждым поражением маячили пагубные зависимости. Мы сошлись на том, что, когда Лена освоит все нюансы торговли, мы с ней накопим деньжат, или продадим гаражи, и она откроет свой обувник. Цели вполне достойные. Не то что мои. Мои цели не распространялись дальше «Бристоля» или «КБ».

Короче, мне было не жалко одолжить бабла любимой тещеньке, я только спросил:

- На что деньги?

Кандибобер поджала губы и уставилась мимо меня. Ее учительские очечки вспыхнули негодованием.

- Обязательно отчитываться?- надменно процедила та.- На дело нужны.

- Ну окей, на дело, так на дело. Когда вернете?

Она вылупилась на меня с ненавистью. Я ж не дурак, хоть и кажусь раздолбаем. Я, на минуточку, в девяностые медь таскал! Так что расклады малость знаю, и мой вопрос прозвучал не просто так: пусть говорит вслух при свидетелях. При Лене и Степане Антоновиче. Подозревалось, что париться по поводу возврата будет как раз последний.

- Ну через полгода где-то,- горестно вздохнула Кандибобер, сокрушаясь, что я не вылизал ей очко только за то, что она снизошла до ходатайства.- Если не жалко, конечно. Если жалко, будем искать у посторонних.

Она снова горестно так вздохнула, разглядывая пыль по углам, и подытожила:

- Сначала решили к родным людям прийти, но если мы некстати…

Я чет пропустил момент в биографии, когда это мы стали родными с этой очкастой кривотулей, но я не стал перечить. Мне бы тогда смекнуть, что процедура возврата вовсе не предполагается дорогой тещенькой в этой жизни, да и в последующих. Снова она, челобитная нравственности, в форме слепого доверия. Короче, я дал денег и, как следовало ожидать, с концами. Так что сегодня, пользуясь днюхой Анны Витальевны, мы планировали немного подработать коллекторами.

Вторая проблема заключалась в том, что и Анна Витальевна, и Степан Антонович на праздниках, юбилеях и датах закладывали так, что трещали коридоры ада. Отказники при этом подвергались остракизму со стороны опытной в этом деле женщины – Кандибобера. При молчаливом попустительстве муженька, который любил крякать, и потому в кулуарах носил кликуху Крякало. Она ляпнет какую-нибудь гадость елейным голоском, а этот следом – кряк!- и сидят оба довольные, сверкая, как начищенные лабутены.

Пить или не пить, вот в чем вопрос! Деньги, долги, дни рождения – это все риторика для семейных дрязг. Я пить бросить навострился, а тут такая эпидерсия, и отсюда мое желание с утра повыть на несуществующую луну.

Мы явились в урочный час, наштукатуренные и трезвые, как образчики моральной стойкости, в родовое Ленино гнездо на улице Губкина. Детишек же мы предварительно сплавили моей маме, позаботившись об их психике. Мама была всегда им рада, а вот Витальевна и Антонович как-то не тяготели по жизни к опекунским ролям, если только из-под палки. Степан Антонович мог еще покрякать с внуками минут пять, а Кандибобер всегда смотрела на них так, будто вспоминала, где у нее шокер.

Дверь отворила сама именинница. Во всей амуниции: очкастая, сухощавая, с воинственным кандибобером на башке и с волосатыми грозными икрами. Волосы на икрах повыцвели за выслугой лет, но она продолжала их умело презентовать. А вот когда-то, в дни охмурения Степана Антоновича, волосенция на ногах должна была колоситься и выглядеть гаревым лугом. Кому что, как говорится. Я лично знаком с двумя людьми, которые весьма охочи до волосатых девиц.

- Явились!- поприветствовала мымра с порога, как водится, с недовольной будкой.

Когорта уже расселась в сборе. Я так полагаю, тещенька спецом позвала нас позже остальных, чтобы успеть к нашему приходу соорудить коалицию. Наличествовали Дима и Римма – родичи Лены по отцу. Димарик – типичный сероватый мужик-работяга с внешностью любителя «этого самого». Ортодокс. Римма – сводная сестра Лениного отца, располневшая, грубая бабенция, молчалива и склонна выпить. Тут же притулился родной дядя Степана Антоновича – дядя Антип по прозванью Казантип. Великовозрастный лоб-неудачник, поглядывающий на всех свысока, как Акела на стаю. Почетный гость и литрбольщик.

Еще Васек и Валька – родичи Лены по мачехе. Василий – душа всей семьи и любого сходняка. Любит провозглашать тосты, смысл которых откроют только будущие поколения: это у него такие шифровки в двадцать второй век. Любит винить младших родственников в своих неудачах. Розовощекий, с узким рассудком и таким же кругозором, что сразу же выдает неандертальский лоб. Валька – мягкотелая половинка Васи, а если мерить генной инженерией – половинка молекулы. Готова поддакнуть любому мнению, лишь бы не задевали ее. В глазах – бестолковщина и страсть к побрякушкам. Похожа на стерлядь.

Присутствовал еще один хмырь. Массивный, быкообразный и сумрачный. От него прямо-таки разило девяностыми и негативом. Смотрел тяжело и исподлобья. Морда тупорылая, но глазки подленькие и завидущие. Я даже сначала не сообразил, что за гусь, а потом вспомнил эту морду со свадьбы. Денис. Сколько-то там юродный братец Анны Витальевны. И поскольку ранее он не был завсегдатаем застолий, я смекнул, что пригласили его в качестве передового танка. Ну-ну.

- Припозднились!- елозит Анна Витальевна, выглядя одновременно кислой и злорадной.- Нет чтобы прийти пораньше, помочь матери. Так вот! Растишь, растишь детей. Потом и с вами будут поступать так же. Что посеешь, то и пожнешь.

- Кряк!- подтвердил Степан Антонович, поглядывая в сторону кухни. У него опущенные уголки глаз, и он похож на доброго сенбернара.

- Мама, я же предлагала! - Лена тут же скатилась в привычную оборонительную позицию.- Ты сама отказалась.

- Это смотря как предложить!- поджала губы Кандибобер.- Да ладно, что уж теперь об этом талдычить. Такая вот она, неблагодарность.

- Кряк!- омрачился Степан Антонович и снова покосился в ту сторону, где у них была кухня.

Я-то уже был там, на кухне! Заскочил глотнуть водички, вооружившись наивной надеждой, что удастся все застолье продержаться на безалкогольном топливе. И первым делом напоролся взглядом на