Он и сам своё право знать всё и обо всех понимал точно так же – мордой не вышел! Потому ни во что особенно и не вникал, всегда молчал и только молчал. Официально полная аморфность народа объяснялась так, будто он беспредельно во всём доверял руководству КПСС и государства.
Ну, ну!
Ещё при живом Брежневе Андропов совместно с Михаилом Сусловым, длительное время считавшимся главным идеологом страны, очень неглупо распространил среди наиболее влиятельных пропагандистов общественных и экономических наук вражескую теорию конвергенции. А уже они охотно вдавливали её в головы всего советского населения, как приятное веяние объективных перемен в надоевшем всем противостоянии мира социализма и мира капитализма.
Тем более что и Брежневу та вражеская теория весьма пришлась по душе.
Ещё бы, она ему не пришлась! Он же сразу усёк, что с теорией конвергенции генсеку и делать-то в стране ничего не нужно! Ведь конвергенция предполагает, будто разные политические системы совсем не так уж непримиримы, как провозгласил марксизм. Значит, им совсем не обязательно всегда жестко враждовать! Более того, как следовало из этой теории, в реальности обе системы постоянно перенимают одна у другой самое лучшее и на этой основе неминуемо сближаются. А в идеале они вообще сольются в нечто новое и бесконфликтное, сделавшись экономически и политически почти одинаковыми как сестры-близнецы! Стало быть, всем современным коммунистам, да и генсеку бороться с капиталистами больше не резон! И нет нужды защищать рабочий класс (гора с плеч генсека!). Всё равно социализм когда-нибудь победит всюду! Сам собой победит, впитав в себя лучшие черты капитализма и навсегда с ним помирившись!
Ну, ясно ведь, что это вопиющий бред, отрицающий всю теоретическую платформу компартии! Однако Брежневу теория конвергенции показалась подлинным бальзамом на его беспринципную душонку, стремившуюся к полной безответственности и ничегонеделанью!
Вспоминается вражеский мультик на эту тему. В нем еще въедливая дурацкая фраза вдавливалась в зрителей: «Ребята! Давайте жить дружно!»
Оказалось-то, что эта котолеопольдовская чушь уже давненько прививалась в мозги наших людей! Мол, «враги могут быть идеологически непримиримы, однако обязаны сосуществовать бесконфликтно!»
Мне только и остаётся воскликнуть: «Ничего себе, заявочки! Это как же, подскажите мне, лиса и ворона перестанут обижать друг друга, не перетягивая весь сыр на себя?»
Неужели те заявочки самому Брежневу не казались бредом? Неужто, он совсем ничего не понимал?
И это лидер страны, находившейся в окружении изготовившихся к нападению злейших врагов?! Бедная, бедная страна вместе со всем своим честным людом!
Впрочем, вполне возможно, что Брежнев и не понимал того, чего понимать не хотел! Ведь по теории конвергенции бредовое сближение не только возможно, но даже закономерно! Потому, как Брежневу внушили ушлые советники известной национальности (Бовин, Арбатов, Примаков и другие), советскому руководству не следует опасаться сближения. Мол, не надо готовиться к тому, что империализм, погибая, рано или поздно обязательно нанесёт смертельный удар социализму со спины! Капитализм же хороший!
Так уж ленивому Брежневу хотелось думать, будто имеются все основания, чтобы расслабиться. Расслабиться и ему, и его бесполезным политическим органам, и крайне исполнительным Вооруженным Силам, и послушным общественным организациям, и весьма лукавому КГБ (который был рождён для борьбы с распространителями вражеских идей, но сам их и распространял), и каждому простому человеку!
Очень уж хотелось Леониду Ильичу Брежневу считать, будто теперь можно не обращать внимания на то, что советское население удивительно быстро, особенно, молодёжь крупных городов, начинает пренебрегать советскими принципами жизни, часто фарцует иностранными шмотками и всё завистливее поглядывает на Запад, в сути которого сильно ошибается. И всё охотнее перенимает рекламируемый образ западной жизни, их лицемерные, их убогие идеалы, которые никогда не выходят за пределы мечты о стремительном обогащении.
И как же захотелось наивному советскому народу тоже, наконец, того мифического сближения! Как же ему захотелось! И как ему не хотелось новой войны, новых бед и страданий! Как захотелось всего, чтобы совсем «как у них».
А тут и совет от советских небожителей подоспел о том, что именно следует делать для поддержания мира. Оказалось, следует всего-то терпеливо ждать, не злить капитализм критикой, и он сам поймёт свою неправоту и мирным путём обернётся в прогрессивный социализм, то есть, самоликвидируется!
В общем, прямо как в той глупенькой молодёжной песенке, которую на Западе потому и встретили с восхищением, что она всех предельно оглупляет: «Не надо печалиться! Вся жизнь впереди! Не надо печалиться, ложись, друг, и спи!»
Теория конвергенции особенно понравилась тем советским гражданам, которые в СССР любым способом, честным или не очень, уже накопили немало личных богатств, но в своей стране распоряжаться ими открыто и с размахом не могли. Ими оказались, прежде всего, высокопоставленные чиновники, партийные руководители высокого ранга, директора крупных предприятий, известные писатели, режиссёры и композиторы, генеральные конструкторы значительных проектов, известная зрительским массам художественная Мельпомена, всяческие лауреаты и кое-кто еще.
Они-то свои богатства накопили почти законным путём, но среди советских миллионеров неявно значились и крупномасштабные взяточники, и воры, и бандиты, спекулянты, валютчики, и недавно появившиеся подлинные акулы – цеховики.
Каждый из них накопил столько нетрудовых денег, что мог тратить их без ограничений, всё равно бы не обеднел. Так-то оно так, но в СССР жить слишком широко было затруднительно по двум причинам.
Во-первых, всё, что действительно требовалось для жизни, в СССР практически каждому было по плечу даже без миллионов в кармане. Ну, кооперативную квартиру, скажем, можно было купить, если ее бесплатно не дали, ведь две-пять тысяч рублей за квартиру – это же многим было доступно. А вот дворец построить не получилось бы – не позволили бы. Автомобиль допускалось купить, но и это же мелочь для советских миллионеров. Может, драгоценности? А куда их девать в таком количестве, которое они могли себе запросто позволить?
Можно было и шиковать, например, дважды в день посещать ресторан. Несколько скромнее в обед (ведь в обед многие рестораны работали по ценам столовых) и с полным разгулом вечером. Но ведь и это когда-то надоест! Да и слишком заметно и вызывающе выглядит в глазах честных тружеников!
Впрочем, водились тогда и всевозможные игроки. Но они, насколько мне известно, не умеющие в нужный момент останавливаться, не только не обогащались, но часто разорялись! А за их счёт богатели игроки другого типа – подлинные акулы, не признававшие в жизни ничего, кроме денег!
Во-вторых, надо непременно вспомнить, что государственные органы за расходами советских граждан не слишком-то пристально, но всё же поглядывали. Особенно, если кто-то попадал под подозрение с различными махинациями. Тогда органы могли заняться ими всерьёз, и вопросы возникли бы более конкретные, например: «Откуда такие расходы, уважаемый гражданин, при ваших-то официальных доходах?» Тогда всю преступную цепочку вытянули бы очень скоро!
И всё же кое-кто даже в тех условиях нахапал столько, что измучился, не зная, куда деньги применить или припрятать! «Не в бюджет же их возвращать, в самом деле?! Беда с ними, да и только!»
Даже в трёхлитровые стеклянные банки под металлические крышки закатывали рубли для сохранности! Много требовалось банок.
Однако все советские богачи были абсолютно уверены, будто их мечты воплотились бы в жизнь сами собой с возвратом в страну капитализма. Капитализм для них – это же лучшее решение всех вопросов! Отсюда и желание богатеньких (совсем не важно, как им удалось разбогатеть) поскорее подорвать устои социализма в Советском Союзе. Отсюда их стремление вырваться на валютные просторы Запада, чтобы разгуляться там по-купечески, чтобы «зажить», наконец, «по-настоящему»!
И еще одно. Как ни странно это сознавать, ведь в те времена еще существовал крепкий СССР, но даже в самых честных советских работяг уже прочно вдавили убеждение, будто в СССР всё плохо! «Всё плохо было, есть и будет! А вот в западных странах давно всё хорошо и полное изобилие! Потому там жить предпочтительно! Так чего же еще нужно?! Хочу туда! Хочу на Запад!»
Но никто из советских людей не хотел понимать, что на Западе хорошо лишь тому, у кого денег достаёт на всё, а таких людей там всегда было маловато, хотя наши в это упорно не верили, зато верили, будто там богат практически каждый. «Уж я там не пропаду! Это – точно!» – думали многие.
Я уже давно это подметил, давно осмыслил и понял и происходящее и его последствия. Давно мне стало ясно, что троцкисты в СССР, как жестко с ними ни боролись, как ни сажали их вожаков и как ни старались вытравить их смертельную заразу из сознания советских людей, всё-таки выжили! И не только выжили, но упрочили и углубили свои корни!
Выжили троцкисты даже под зорким взглядом КГБ и продолжили разрушать страну планомерно и вполне успешно.
Одновременно очень мало кто из советских людей понимал само существо троцкизма. Большинство было вполне уверено, будто это нечто давнее, старорежимное, будто с ним покончили еще до войны, а уж после войны живых троцкистов не осталось, значит, не осталось и их учения, не осталось их боевой программы разрушения СССР, нечего их остерегаться. Сегодня все разговоры о троцкизме ведутся лишь для разговоров, в воспитательных целях, а «мы вот живем и никакого троцкизма нигде не замечаем. И нам он вовсе не мешает!»
И невозможно было людей убедить в том, что троцкизм притаился где-то рядом и он очень опасен. Он уже итак въелся почти в каждого. Понятное дело, то ли по глупости, то ли умышленно, но ведь в советских людей прочно внедрили мнение, будто на Западе, а не у нас давно построено некое подобие коммунизма. «Ах, Швеция! Ах, Австрия! Как там живут!». После таких выводов можно было сколько угодно с высоких трибун убеждать советский народ в преимуществах нашего социализма – мало кто в это верил.
[justify]Убеждать-то можно было, вот только народ-то всё равно по-тихому завидовал тому чёртовому капитализму с его яркими витринами, заполненными всякими дефицитами! Народ и до войны, и особенно во время войны, и сразу после войны жил трудно.
