Судно было аналогичное тому, на котором он сделал свои первые три полугодовых рейса штурманом-судоводителем: такая же ходовая рубка, такая же каюта. Только вот теперь его койка – место для сна и собственного уединения – была нижней. На верхнем ярусе, как и он в прошлых рейсах, по судовому расписанию проживал четвёртый помощник. Раздевшись, Андрей разлёгся на своей кровати, потянулся, задёрнул шторки, выключил ночник над головой и, зарывшись в одеяло, незаметно уснул.
Проснулся Андрей резко и вдруг – сон слетел, как будто его и не было вовсе. Андрею показалось, что он проспал уже несколько часов. Хотя растрескивающаяся голова, словно набитая под завязку всякой ненадобной всячиной, вдавившись в подушку, объяснила одно: то был не сон, а лишь короткое забытьё, не на долго сжалившееся над ним.
Включив ночник, выглянув за шторки, Андрей увидел на судовых часах, висевших в каюте над иллюминатором, что прошло всего-то минут тридцать, как он лёг.
Андрей вновь выключил свет и постарался уснуть.
Сон к нему не шёл.
Иллюминатор был задраен. Лёгкий бриз и трение практически штилевой Балтики о борта парохода были не слышны. Ровный монотонный гул ГД* привычно не волновал и не мешал, а наоборот – успокаивал, убаюкивал, как колыбельная песня. Лишь одним метром выше над в своей койке тихонько сопел молодой четвёртый помощник.
Повернувшись на спину, Андрей открыл глаза. Направив свой взгляд куда-то вверх, минуя мрак, окружавший его, в котором ничего нет и быть не могло, Андрей ничего не смог разглядеть и за ним. Тогда он посмотрел ещё дальше. Там было… – тоже самое. Словно за одним – ближним мраком, был другой – точно такой же… Или – очень, очень похожий на эти...
Тело Андрея продолжало лежать обездвиженным. Глаза и голова Андрея – искали сон. Но не находили ничего.
Андрей продолжал лежать в неподвижном одиночестве. Сна всё не было.
Через несчётное время, уже привыкшими к темноте глазами, Андрей посмотрел на висевшую слева от него деревянную рамку, под стеклом которой, штатно располагалось расписание судовых тревог и его – Андрея – обязанностей. Поверх расписания, так же как это делают все моряки, Андрей еще накануне отхода разместил и теперь сквозь ближний мрак отчётливо видел фотографии жены и сына.
Андрей стал перебирать в голове все дни его общения с сыном Андрюшкой. Лежа в сглаживающей все дневные шероховатости темноте, и без конца и беспорядочно улыбаясь, Андрей повторял про себя то Андрюшкино гуканье, когда они вместе играли, то
* ГД (аббревиатура, термин) – главный двигатель – главная судовая силовая установка, обеспечивающая движение судна.
сыновье смешное причмокивание, когда малыш ел или просто сосал пустышку. Андрей вновь и вновь прокручивал в своём мозгу, словно документальную киноленту, грудничковые реакции Андрюшки на всё для него новое. Так смотрит первооткрыватель, удачно оказавшийся на другом конце первозданного мира, не ведая ещё, какие монстры и неизбежные испытания станут возникать перед ним с каждым шагом и годом. В глазах Андрея-старшего словно бы отразились глаза Андрея-младшего: такие же большие, карие и блестящие, как созревшие итальянские каштаны, точно такие же, как у него самого: добрые и удивлённые – всему новому и светлому.
Рейс, начавшийся не более восьми часов назад часов назад, Андрей готов был закончить прямо сейчас. Он хотел вернуться к сыну: взять его на руки, прижать к себе, покачать, баюкать, и держать его так на руках, не отрывая своих глаз от спящего, замотанного в пеленки-распашонки малыша, до самого утра, пока они оба не захотят есть. А наевшись, они станут играть. Или пойдут гулять. Или прилягут и помечтают…
Незаметно для самого себя Андрей убаюкался…
*
…Прошло уже почти пять месяцев Аргентинского промысла, и рейс подходил к своему концу. Повинуясь, установленным ещё тёщей, «новым» семейным правилам, Андрей дал радиограмму о дате своего возвращения.
Аргентинская рыбалка не задалась с самого начала: план еле-еле вытягивали на девяносто три с половиной процента. А это значит, что основной, главной части общего заработка – премии, увидать не случиться. Также, как свой грудничковый родничок на собственной маковке. Следовательно, нужно опять делать спарку…
*
Такими же близнецами, как и все предыдущие – то затянуто, то скоротечно, прошли – одно за другим – ещё несколько… лет(!): полугодовой рейс, спарка, телеграммы о прибытии, депоненты, компенсации за невыбранные отпуска и рабочие рейсовые субботы с воскресеньями, встречи, траты заработанного и так далее, и тому подобное. Андрей подобно маньяку или сумасшедшему, не ведающему, что он творит, ходил из рейса в рейс. «Семья ни в чём не должна нуждаться. Достаточно, что я – в своём собственном детстве – всё это испытал и познал… Наперёд… За всю МОЮ семью – на сто лет вперёд!» – сжав зубы и возведя в молитву, установил он для себя и следовал этому самозавету незабвенно, заменив и затмив этим своим постулатом все мудрости предков….
***
То, что не в тугой мошне счастье, Андрей разумно понимал. Однако через-чур буквально и не применяя к себе. Главное, что при этом упускал Андрей, так это было то, что в погоне за достатком для своей семьи, за тем, чтобы его семья могла иметь всё необходимое для нормальной жизни – он ненароком лишил свою семью общения с собой. Просто-таки украл – у них себя. «За народ, но без народа!»
Бесспорно – не в деньгах счастье, да и не в том, что на них можно купить что угодно. Хотя, конечно, они необходимы. Просто в жизни есть то, что купить нельзя – настоящую любовь, верную дружбу, искреннее понимание, СВОЮ СЕМЬЮ. Всё это – возможно обрести лишь… в обмен… Передав в дар – такие же свои отношения и чувства.
Андрей же, по сути, в погоне за материальным, хотя бы даже и не для себя – а для своих, сам вытеснил себя из своей семьи: сперва из её быта, а затем из дум и сердец своих близких. Жуть мόрока и мόрок жути…
***
…Лет через семь Андрей полностью расплатился за кооперативную квартиру. Оксана, пока Андрей был в рейсах, приобрела новую мебель, всякую нужную и не очень бытовую технику и прочий домашний скарб. Шмотки для себя Оксана приобретала как бы впрок, словно каждый день были распродажи последних коллекций гламурных и не особо домов моды со скидками в девяносто(!) процентов. Гоношила и гоношила – прям, как её мамаша…
*
В те же годы Прибалтийские республики, став новыми самостоятельными государствами, на радостях разбазарили весь свой мощнейший морской флот, оставшийся им в наследство после ухода СССР, обменяв все транспортные и промысловые суда на притягательные, но пустые обещания сатрапов и разного рода цветные фидуциарные фантики. Андрей, будучи тогда в очередном полугодовом рейсе, оказался на судне, проданном со всем бортовым снаряжением и готовой продукцией какой-то бельгийской компании. Судно это было тогда на рыбном промысле в Мавритании. Капитану пришлось прервать рыбалку и зайти Нуадибу для переоформления лицензии на лов в связи со сменой владельца и флага.
Новым судовладельцем перед всеми членами экипажа был поставлен вопрос – перезаключать контракт и продолжать работу, или же не делать этого и возвращаться домой. По условиям нового контракта срок его действия составлял сорок два(!) месяца, из которых пять, ну, почти пять, разбитых на равные части, приходилась на отдых у себя дома. На эти пять отпускных месяца включали в себя ещё и дорожное время – из Мавритании до дома и обратно. А всё остальное – работа на промысле и морские переходы. Как сказал поэт:
«…работа, работа, работа
до пота, до чёрта, до порта,
до твёрдой земли.»*
* Отрывок из стихотворения Эдмундаса Вецкуса «Атлантика…»
Оплата у всех членов экипажа устанавливалась твёрдой – окладной. Но! – лишь при выполнении определённой нормы вылова и выпуска готовой продукции – забрикетированной замороженной рыбы. Только кэп и дед* – помимо оклада – могли получить премиальную надбавку: первый – процент от суммы проданных вылова и готовой продукции, второй – процент от стоимости сэкономленного ГСМ. Но при этом и в соответствии с международными правилами, отстаиваемыми Международным Союзом Моряков, оклады, по сравнению с прошлыми временами, увеличивались в три-четыре раза.
В итоге команда разделилась почти поровну: одна часть, в которой был и Андрей, переоформила документы и осталась, другой – были куплены билеты на самолёт и они, перелётом через Москву, уже через неделю возвратились в город Л.
Капитан, чтобы не платить посуточные портовые сборы за стоянку у причальной стенки или на рейде, не дожидаясь обещанного восполнения экипажа, быстро переоформив документы, выведя судно из порта мавританской столицы, взял курс на северо-запад – к своему рыболовному участку. И уже через сутки привёл пароход на промысел. Кроме этого, в тот период года шла сардина – европейский деликатес. За одно трёхчасовое часовое траление, Андреево судно поднимало от двадцати до сорока тонн рыбы. Поэтому каждый час на промысле или вне его – это либо деньги, либо убытки, как для судовладельца, так и для каждого члена экипажа в отдельности.
[justify] По распоряжению капитана, теперь это стало уже его правом, а не компетенцией отдела кадров, бухгалтерии или штурманской службы базы, Андрей с должности третьего помощника капитана был назначен на должность второго помощника, так как в течении прошлого рейса капитан достаточно много раз убедился в профессионализме своего помощника. И даже – в какой-то его удачливости в рыбалке. К тому же, бывший второй
