***
…Что-то или же кто-то мешало ему всю жизнь жить СВОЕЙ СЕМЬЁЙ. Как будто бы ещё в самом раннем детстве то ли на зло всем, то ли по недомыслию, но точно – с молчаливого невнимания взрослых или же от равнодушного их потакания, он сам собою… обручился с одиночеством. И держал тот обед всю свою жизнь – бездумно, преданно, словно юродивый монах…
***
…Андрей расстегнул и вытащил из джинсов ремень с пряжкой в виде рамки. Он долго теребил его в руках, пытаясь вспомнить, как делается и как называется тот фокус, который ещё в детстве не раз показывал ему его старший двоюродный брат Жорка. Тогда Жорка продевал петлю, сложенную из свободного конца ремня, в рамку пряжки и, предлагал Андрею просунуть в образовавшуюся кожаную многослойность одновременно кисти обеих его рук. После того, как Андрей с любопытствующей покорностью подчинялся, Жорка круговым движением затягивал это устройство с подбоем. И как только Андрей не старался высвободиться: активно дёргая руками, ёрзая кистями друг о друга, зажимая между коленями и хватая зубами; самому выбраться из этой ременной неволи у него никогда не получалось. «Хм! Милицейский приёмчик. Самостоятельно высвободиться не получится. Даже если кто другой станет помогать, не зная секрета, то выпутаться тоже не поможет», – каждый раз говорил Жорка, довольный собой и произведённым на Андрюшку впечатлявшим того эффектом…
…Андрею вдруг живо представилось, как и когда-то, вразмётку валялись тела после развратной бури: посреди выдавленных на пол подушек и покрывала, да стянутого с матраса и вдавленных в заднюю подножную спинку кровати – одеяла и простыни, причем так яростно, что пододеяльник аж под кроватью оказался. Вот тебе любовь – вечная, неземная и неделимая…
***
Петля – она одним – рок, другим – порог, а иным – итог.
III. «Невнемлющий».
…Они познакомились посреди бабьего лета – ровно четырнадцать лет назад, одиноко прогуливаясь по парку. Странно, но то, как именно это произошло, кто к кому первым подошёл, какие слова при этом были произнесены, да и вообще, о чём они говорили, гуляя первый раз вместе по запутанным топанинам парка, Андрей никогда не вспоминал. Мало того, и это ещё страннее, его память и сознание ни разу не попытались восстановить в себе хоть какое-нибудь запечатление того. Хотя ощущение, что всё такое уже запамятовалось и не раз, присутствовало, но бессознательно. Если же к этому добавить то, что с Еленой произошло точно такое же дежавю, то станет вполне очевидным феномен их знакомства: по-видимому, каждый из них стоил другого. Но поразительнее всех этих странностей и дежавю стало ещё и то, что ни Андрей, ни Елена никогда об этом и не заговаривали: ни между собой, ни с кем быто ни было ещё…
***
Все дорожки, все тропинки городского парка всегда сходятся туда, куда надобно. Все клумбы и газоны отталкиваются и упираются в забордюренные или запоребриковые пределы, за которые не выступают, из которых не выпадают и не пытаются, и даже не стремятся предпринять нечто подобное когда-нибудь хотя бы и в мыслях; скамейки и урны к ним – по счёту и через отмер, как путевые столбы, всё по размерам и виду, – как в генеральном плане. Короче говоря, хоть геометрию изучай, хоть арифметику: всё по уровню, по верёвочке, по табличкам и чертёжикам. Ни зимой, ни весной, ни летом и даже осенью – ни неучтённого листочка, ни лишней травинки, ни ветки сломанной, ни куста зачахшего, ни сухостоя, ни побегов малых, ни недорослей – всё стройно, молодо, хоть уже и не девственно, но и не предгробно, а ровно так, как предписано. Всё именно так видится постороннему. Или – нет… Ну, или как в поговорке – «кому попадья, а кому попова дочка».
Однако при всей этой линеечной расчерченности, каллиграфичноси и [u]абачности[/u], а поверх этого образованный человек ещё добавил бы тригонометричности, не было лишь одного, того, что всему придало бы не только визуальную стройность, но и красоту. А полная красота и гармония без души не бывает: циркуль и кельму каждый освоить сможет, коль старания приложит, а вот душу разглядеть в бездуховном – без наставника праведного не случится, такого наставника, который, разобрав твои внутренние струны, на собственном опыте поделится, как смотреть, что бы увидеть, как узнать и почувствовать, что бы мимоходом не пропустить, возможно, что-то главное, что вот здесь сейчас рядом с тобой пройдёт, а ты и не угадаешь, не разберёшься, что она и есть – твоя судьба.
Возможно, конечно же, и без всякого этого обойтись; коли не понимаешь, так даже и сласть в том найти. Но вот ежели всё это понимаешь? если всем своим нутром и чувствуешь, и уже сам скал прежде, а не слушал досужих пивных историй, то тогда как?! Тут хоть расстучись по запертым на все замки и засовы дверям, хоть лоб о булыжную мостовую расшиби, хоть в петлю залезь, – всё одно – коли нет встречного порыва, то значит и ветра нет. А то, что по неразумению за ветер принимаешь – лишь собственные сопротивления. Это как в открытом море: о шторме и его силе подлинно узнаешь, только тогда, когда с ним сам столкнёшься. Всякий знает, что прогнозы дело такое – всегда бабушка на двое сказала. Ведь и метеорологи прогнозы дают с процентным условием: чем подробнее и длиннее, тем вероятность свершения меньше. А далее по теории вероятности: шансов попасть под колёса трамвая в пешеходном парке значительно меньше, чем на трамвайном переходе или в депо…
***
…Андрей, уже два часа назад закончив суточную вахту и позавтракав в портофлотском буфете, не знал куда направиться и чем заняться. На следующую вахту ему предстояло заступить только через двое суток, так как только сегодня в восемь утра его сменил 3-й помощник капитана, а вся подготовка к выходу в рейс была практически закончена. Хотя, конечно, ему, как старшему помощнику, необходимо было каждый день с утра и минимум до обеда находится на борту парохода*, дабы оперативно решать и свои
* Пароход (жаргонизм) – любое самоходное морское судно дальнего плавания вне зависимости от типа его главного двигателя.
вопросы, и при необходимости заменять капитана в отсутствии того. Но проходив на аналогичных судах более тринадцати лет, изучив их наружность от гидроакустической пушки до топового фонаря*, а внутренности – от цепного ящика до румпельной, будучи ещё четвёртым помощником в своём первом полугодовом рейсе, он не без оснований был уверен в своём высоком профессионализме. К тому же Андрей Юрьевич и кэп* давным-давно знались: как по работе, так и вне её. Потому они меж собой договорились: бывать на судне, пока оно в порту, через день другой, в случае чего подменяя друг друга.
Он вышел через проходную с территории порта – бесцельно, даже машинально, просто по тому, что работа на сегодня закончена, и надо идти… Идти – хоть куда-нибудь… Домой!.. То есть в эту… ну, «ту»… квартиру – ему страсть как не хотелось… В такой прострации он, по привычке, дошатавшись до конечной автобусной остановки, усевшись в полупустой автобус восьмого маршрута, идущий из района порта через весь город – его исторический центр, мимо центрального парка – на противоположенный конец к автовокзалу, Андрей, поёжившись, как бы собирая себя в единое целое, прижался плечом и виском к автобусному окну и глубоко задремал…
«Как я здесь очутился?! – недоумевал Андрей. – Морской порт… Автобус… Я вроде бы заснул… А, ладно – всё равно. У меня – выходной.» Куда ему теперь направиться и зачем – он не понимал и, честно сказать, не хотел ни гадать, ни разбираться. Ему было всё равно куда идти, лишь бы идти, чтобы продуло и высквозило из его головы весь собственный хаос, из нанесённой туда наволочи им самим. Хотя, его прошлое и казалось ему теперь хламом, таковым, на самом деле, оно не являлось. «Детство – не в счёт. Мама… Папа… – гонял Андрей свои мысли по кругу, бурча себе под нос одними губами. – Родители – тоже не в счёт. Родители – это святое! А что еще? Что ещё в моей жизни было такого, от чего нельзя, невозможно отказаться?!»
Оказалось, что он гулял по Центральному городскому парку. Вокруг было достаточно много людей, возможно, таких же как он – случайных. Но, наверное, были и такие, которые пришли сюда специально, заранее спланировав свои прогулочные маршруты; или деловые – по ходу к своей цели, срезая углы дорогой через чужое безделье, тем самым укорачивая своё нетерпение и сокращая собственную же суету…
…Андрей бесцельно бродил по дорожкам и тропинкам... Почему-то припадая – то на одну ногу, то на другую, ссутулившись, даже сгорбившись, опершись на свой взгляд, как на костыль, медленно переставлял его с каждым коротким редким шагом, не выбирая, да, по сути, и не ища, наиболее подходящие для упора места. Он словно обратился в древнего старика – пожившего с лихвой, повидавшего всякого разного, как та его комната, вместе со всем в ней содержащимся. Словно обречённый на неизбежное и, как будто бы,
* Топовый фонарь (термин) – навигационный фонарь, светящий белым цветом, расположенный на самом верху главной мачты судна.
* Кэп (жаргонизм) – капитан судна.
смирившийся с этим, он время от времени поднимал глаза и озирался. Глядя на него со стороны, невозможно было понять: этот человек чего-то ещё опасается, к чему-то невиданному готовится ещё, или же всё ещё прибывает в надежде, найти, разглядеть поближе, а если повезёт – тактильно ощутить то, что он не терял, но – давно, очень давно ищет.
Вдруг Андрей, перестав хромать, остановился. И – распрямившись, светлым кахолонговым взором обвёл всё вокруг. «У меня есть сын!» – вспыхнуло в сознании Андрея.
– У меня – есть сын! – озаренье, как ангел, выпорхнуло из уст Андрея и, широко и свободно взмахнув крыльями, устремилось в высь. А он – лишь сопроводил его своим тёплым взглядом с добрым напутствием в нём.
Провожающий взгляд – походил на прощальный. Но – не обречённый. С улыбкой – немного глуповатой, но открытой, искренней – как душа на распашку. Глаза Андрея увлажнились до краёв. Но достаточно быстро подсохнув, они стали, наконец, различать окружающее…
[justify] Как
