Все мужчины, с которыми она пересекалась по бизнесу – и холостые, и семейные и даже предсвадебные, не переставая её возжелать, давно оставили лишь в несбыточных мечтах свои сокровенные планы, поползновения и гусарство о их с ней возможном безграничном счастье на век или хотя бы на ночь. На самом деле Елена всё, всех и всегда выбирала САМА. Так когда-то она выбрала себе мужа. Потом к мужу прибавила бизнес. Позже – дочка стала первой в этом подборе. А дальше… Дальше – траур…
*
…В итоге, так сказать – на тот момент, у неё остался лишь вечно «маленький» и беззащитный без её заботы единственный ребёнок – её Дело. В таком ключе, в таком настрое, во вновь обретённом счастье в своём вечном ребёнке – её Деле, прошёл ещё один год после трёхгодичного траура по потере той – предыдущей её семьи. И вот однажды, толи по делам, толи случайно, она оказалась в Центральном городском парке...
**
…До выхода из городского парка Андрей и Елена шли молча, в окружении приютившей и обнявшей их шумящей тишины. Укрытые одним общим взаимопониманием и приятием друг друга без любых условий, согревающим, похожим на домашний лоскутный плед, какие с душой и любовью шила бабушка Андрея, защищающим их от всего ненастного, от того, что сейчас было лишним, что в эти минуты не хотелось ни видеть, ни слышать, ни понимать, они теплом и жаждой своих сердец – без слов, почти не глядя друг на друга, лишь время от времени соприкасаясь плечами, поведали, как на исповеди, всю свою прошлую жизнь, все свои радости, боли и муки. Так они дошли до входных чугунных узорчатых ворот, за которыми выключалась тишина и растворялась в привычном смоге бытия иллюзорная городского эдема.
Их, переступивших порог забвения, вновь приняла городская суета, со своими неприродными шумами, напрочь заглушавшими голоса птиц и запахи умиротворённости, с которыми им обоим так не хотелось расставаться, но – непременно, уже во-вот – нужно было распроститься. Андрей, слегка замявшись, в стеснении, как юный, наивный любовник, попросил Елену немного подождать: «Чинкуе минытс», – убегая, расковеркал Андрей популярную итальянскую прибаутку – «cinque minuti»*, перепутав и позабыв в порыве целомудренной страсти половину букв и слов, пока выговаривал.
Через пару-тройку минут Андрей вернулся. Взволнованными руками и с распахнутым сердцем он протянул Елене пять роз, при этом и не к месту сопроводив эту свою церемонию дурацкой ухмылкой и неуклюжим коротким кивком головы, эдак по-гусарски.
Длиннющие откормленные жирные стебли преподнесённых цветов, не смотря на свою мощь, еле-еле удерживали раскрывшиеся бутоны, каждый из которых был величиной с недетский кулак. Цвет розовых бутонов был..., мягко говоря, поразительным – цвет запекающейся бычей крови. Букет однозначно, то ли вещал, то ли заговаривал, ведь такие цветы – просто так не преподносят: «Всё – впереди!»
Елена благосклонно, но с улыбкой удивления посмотрела на цветы, потом на Андрея: её взгляд был натуральным, а не настроенным по случаю, как она умела. Еленин взгляд, не спросясь её воли, а возможно, что и с её рефлекторного согласия, коротким импульсом
* Cinque minuti – буквально «пять минут» – итальянская идиома, обозначающая быстроту выполнения какого-либо действия и/или краткость ожидания чего-либо.
признался: «Мы с вами практически не знакомы... Лишь пара фраз... Но Вы мне понравились, правда, это так и есть! Я уже давно не чувствовала такого душевного равновесия, как сегодня, когда мы шли по парку... Даже забыла про все дела… Спасибо Вам!..»
– Спасибо, – приняв чародейный букет, чуть слышно сказала Елена, произнеся вслух вроде бы даже не все буквы. При этом она с доброй чуть заметной улыбкой подумала в назидательном тоне: «Хотя я больше люблю полевые или садовые, ну, ромашки, к примеру...»
– Давайте встретимся... завтра, – с той же застенчивостью беспредельно влюблённого, предложил Андрей.
– Завтра?! – задумалась Елена, вновь и вновь переводя свой искренне растерянный взгляд с Андрея на букет и обратно. Елене не хотела расставаться уже сейчас. Но завтра?.. Да-да, завтра, завтра… Что бы ни помешало ей увидится с ним – с этим взъерошенным откровением – ничего не сможет ей помешать. Ничего! В конце концов – она себе Хозяйка! Кто и что позволит перечить ей?! Ну, разве что только она сама. Елена утвердительно наклонила голову. – Давайте! – подчёркнуто твёрдо и окончательно решилась она, словно отрезая выбор, если таковой и был, и себе и Андрею.
– Здесь же… у этого входа… в парк, – уже загорелся скорым свиданием Андрей и как будто бы стал торопиться скорее расстаться прямо сейчас, чтобы побыстрее увидится с Еленой завтра.
– Хорошо, – подтвердила Елена – немного сухо, даже как-то по-деловому, ведь она – деловой человек; но при этом – еле сдерживая, разливающуюся по всему лицу сердечную радость.
И они распрощались до следующего дня…
…Уже через неделю их ежедневных свиданий и прогулок по городскому парку, на очередной встрече, Андрей, вручив Елене такой же в точности букет цветов, как и в тот день, когда они познакомились, вдруг, самопроизвольно перейдя на «ты», сказал, будто бы спросил, словно обмолвился: «Выходи за меня…»
С трепетом обронив эту фразу и покраснев, фразу, которая могла бы предстать холодному искушённому критику – безвкусной идиомой, бессчётно раз объезженной и замаранной в быстротечных любовных чтивах, в пошлых бесконечных сериалах, но, однако, необходимой и вызывающей благоговейную улыбку и в целомудренных романах и киношедеврах классиков, фразу, которая предательски выпав из уст Андрея, не дала ему произнести заранее приготовленную и неоднократно отрепетированную в собственном уединении чувственную речь, полную им самим придуманными нетривиальными эпитетами и красноречивыми тождествами, с отрепетированной же символикой лица и тела, чтобы душой устремить чистые нежные откровения и пылающие желания к своей возлюбленной, закупоренные, замороженные в нём прошлыми ошибками и потерями, – Андрей замер.
Странное ощущение неизбежного, но одновременно и неожиданного ответа Елены, на мгновение ввело Андрея в благостный ступор: «Со-гла-сна! – тихо, но твёрдо, чётко выговаривая каждый слог по отдельности, словно это было не одно слово, а целых три, ответила Елена. – Я согласна!» – покраснев, как институтка* повторила Елена, как будто бы самой себе, а Андрею – заодно, если тот вдруг не расслышал…
…Ещё через неделю после этого знаменательного для обоих свидания Андрей уже нёс свою очередную вахту на судне, вышедшем в полугодовой давно запланированный рейс. Андрей с Еленой договорились, что после его возвращения они подадут заявление в ЗАГС. А пока это вынужденное расставание стало, как бы проверкой их чувств: на взаимную искренность и общее право на жизнь. Слов «я тебя люблю» – они друг другу не сказали. Но на отходе* все члены экипажа и все провожающие, видевшие их на причале, смогли бы однозначно подтвердить: «У этих ребят – ЛЮБОВЬ! Гляньте-ка, как они смотрят друг на друга! Тристан и Изольда! Антоний и Клеопатра! Орфей и Эвридика! Не меньше!»
Кабы знали все вокруг, насколько эти возвышенные эпитеты станут во многом пророческими, явя в свой срок их подлинный буквальный смысл, вполне себе приземлённый и даже заурядный, к тому же безо всякой патетики. Причём до такой степени тривиальности реалий, о которой тогда не задумывались и не могли б представить на свой счёт даже сами Андрей и Елена, что и неверующий перекрестился бы…
*
Андрей вернулся из рейса точно по графику – через пять с половиной месяцев. Елена встречала его в порту с букетом огромных роз цвета запёкшейся бычей крови. Они схода обнялись, вжимаясь и вжимая в себя друг друга всеми частями и краями своих тел, и расцеловались, как говорится с «засосом», без счёта счастливых мгновений. Так они целовались первый раз в своей жизни…
***
Нет ничего слаще таких объятий и поцелуев, которых ждёшь и ждёшь много недель и месяцев, накрест зачёркивая на настенном календаре каждый день, проведённый без любимой. Такой мистический ритуал совершает каждый моряк каждый вечер после вахты перед сном, чем, безусловно, сокращает временнόе сопротивление календаря и помогает преодолевать препоны океанского тысячимилья, дозволяя при этом лишь маломальскую слабость – посылать щѐпотные воздушные поцелуи, видимые целуемой только сердцем. Да, и ещё – целоваться по-моремански: это когда сперва сплоткой своих указательного и среднего пальцев дотрагиваешься до своих же губ, а затем касаешься ей губ своей милой на её фотографии через стекло с надкоечным расписаньем тревог…
* Институтка (здесь – в переносном значении) – наивная и восторженная, неопытная девушка.
* Отход (здесь) – традиционная церемония проводов океанского судна в долгосрочный рейс.
…Настоящий истовый моряк это тот, кто жизнь свою без моря не представляет. При том, что больше всего на свете любит землю – свой родной берег, на котором его семья – СВОЯ.
***
[justify] …Свадьбу сыграли в огромном банкетном зале лучшего ресторана города Л. Точнее сказать, под торжество был взят весь ресторан на триста пятьдесят посадочных мест. Попросту, в этот вечер ресторан обслуживал только гостей Елены и Андрея. Они могли такое себе позволить: во-первых, никаких бытовых и прочих затрат, за исключением торжественных, молодой семье не требовалось; во-вторых, Андрей за прошедший рейс хорошо заработал; ну, и в-третьих… Это был её, Елены, ресторан. Это была небольшая часть её бизнеса – Дела всей её жизни. Но Андрей тогда ничего об этом не
