С горем пополам окончила школу. Не без родительских истерик, криков и слёз матери. Но было мне тогда всё равно: на гору идти тяжело, сил истратишь уйму, под горку катишься легко, без усилий. Ушла из дому к Жене. Была с ним не жизнь – плевок самой себе в лицо. Однако быстро привыкла и начала находить свои прелести и радости. Была я не первой на этом скорбном пути и, уж точно, не последней. Женя сел на иглу. Денег часто не хватало. Чтобы купить ему дозу, торговала тем, что имею. Проститутка, наркокурьер – подходящее инженю для эгоистки, которая прежде видела только себя и никого вокруг не замечала.
***
В одной из поездок с товаром Нину задержали. По наводке или совпадение, до этого шло всё гладко, не важно. Время прошло, всё позади. Привезли Нину в *5 отделение г. Иркутска. Посадили в камеру с какой-то старухой, одетой в хорошие, но изрядно поношенные вещи. Слово за слово, разговорилась Нина со старухой. Рассказала о себе сколько нужно. Старуха ответила тем же. Оказалась она вовсе не старуха. Было ей всего пятьдесят, но образ жизни и годы наложили свой иезуитский макияж. Дежурный сержант услышал шушуканье в камере, пнул по двери, гул резиновым эхом разнёсся по коридору, да как заорёт в окошко:
– Прекратить разговорчики, гулёна-Матрёна!
Посидели, Нина со старухой пару минут, сели на нарах поближе, несчастье сближает, и шепотом продолжили беседу.
– Как тебя звать-то, дочка? – опомнилась первой старуха.
– Нина, – ответила Нина.
– Хорошее имя, – одобрила старуха, – я – Валя. Можешь звать просто – тётя Валя, – и тихонько дробно рассмеялась.
– Чего смеётесь? – спросила Нина.
– Да, так, – попыталась принять серьёзный вид тётя Валя, – судьба зла. С кем захотела, с тем и свела…
До их слуха донеслась музыка. Звучали блатные песни. Слышался пьяный громкий хохот.
– Праздник у них, что ли? – Нина подошла к двери и прислушалась.
– У них, чертей окаянных, что ни день, то праздник. – Тётя Валя подошла к Нине. – Видать, день рождения отмечают. До государственных ещё далеко.
– Чей день рождения? – поинтересовалась Нина.
– Да уж не твой – точно! – тётя Валя коротко всхохотнула и сделала серьёзное лицо, положив указательный палец на губы, обратилась во внимание.
По коридору шли, стуча дубинками, два милиционера – сержант и рядовой и вели вялую беседу. «Как-то сегодня, Колян, – цедил слова сержант, – скудно с уловом». «Ага, – поддакнул рядовой. – Твоя, правда, Валера. Алкаши без бабосов. Блядей две и то одна развалина старая». Сержант гоготнул зычно, срыгнул, искривил лицо. «Что, – участливо спросил Колян, – хреново?» «Да, – ответил Валера, – водка, кажись, не туда пошла». «Скоро полночь, время отдыхать, а баб нет, – гнул своё Колян. – Что ж, придётся и старуху пялить». «А то, – вылил слова Валера, – старухи они знаешь какие, думают, что каждый раз – последний и такое вытворяют! Вот и эта на вертеле не подохнет!» и снова заржал.
Тонко в камеру потянуло табачным дымком. Тётя Валя громко сглотнула слюну:
– Эх, закурить бы не помешало…
– Что там? – не выдержала Нина.
– Цыц, – отрезала тётя Валя. – Дай дослушать.
«Ты как хочешь, Валера, – протянул Колян, – старуху ети, всё одно, что хер в песочницу тыкать. Дадим огурец, пусть себя ублажает». «А ты голова, – Валера похлопал Коляна по плечу. – Мы ей вместо огурца, дубинку дадим – ментовской вибратор!» – и снова зашёлся ржаньем. «Молодую распишем на хор, затем на сольные партии, – фантазия Коляна била фонтаном. – Смычковые и духовые».
Шаги в коридоре стихли. Валера посмотрел на Коляна долго и задумчиво. Пожевал губами, свёл брови к переносице, переваривая предложение Коляна. Вдруг лицо Валеры осветилось простодушным светом. Шевельнул ушами пару раз – Колян присвистнул даже – и изрёк:
– Дело!
Покачал головой, поцокал языком. «Вот Муха-то обрадуется. – Колян важно, распушив хвост, повёл плечами. – Муха молодую так отшпилит – класс! – продолжал мыслить вслух Валера. – Сегодня он тебе покажет, как баб драть нужно!»
Шаги снова раздались и утихли в конце коридора. Недовольно буркнула побеспокоенная металлическая дверь. И – стихло.
12
Тётя Валя посмотрела на Нину испуганным взором:
– Не повезло тебе, дочка.
– С чего бы это? - насторожили Нину и взгляд, и бледность тёти Вали.
– А того, что день рождения отмечают. Наелись-напились. Теперь им зрелища подавай. Патриции… мать их… – ответила тётя Валя. – Развлечений захотелось орликам. Я для них стара. Ты – в самый раз.
Нину затрясло. Она, стуча зубами, произнесла, заикаясь:
– Может, передумают?
– Могут и передумать, соколики, коли водки много выпьют. – Тётя Валя замолчала. – Нет, не передумают. – Без сомнения в голосе заключила она.
– Это почему же? – удивилась Нина.
– Да потому, Ниночка, доченька моя милая, – треснул голос у тёти Вали и задрожал. – Старшим сегодня Мухарский Толик. Прапор. Муха-Цокотуха зовут его за глаза. Сука, скажу тебе, редкостная. Зверь, не человек.
***
И поведала тётя Валя Нине жуткую историю.
Что, не знаю, но что-то не сложилось у Толика Мухарского в молодости с девушками. То ли первая любовь не оправдала надежд, то ли что постороннее вмешалось и перемешалось всё в его голове в ералаш какой-то. Кто ж его, ирода, знает! Но клацнул у него в башке переключатель – бац! – и свет погас. Когда возвратился свет, Толик Мухарский смотрел на женщин уже другим, не влюбленным и заинтересованным, озлоблённым и уничтожающим взглядом. Даже мать евонная начала его бояться. Как только увидит, глаза в щелки у сыночка превратились, старается тотчас укрыться в спальне или в ванной. Так продолжалось пока не призвали Толика в армию. Занимался он в школе спортом, исправно посещал все секции спортивные от волейбола-баскетбола до дзюдо в Школе спортивного резерва. Упорный был в достижении цели. Первые места и призы грёб, такой талант у него был к спорту, но и жестокий. Хотя жестокость, как и добродетель, тоже можно отнести к одной из граней таланта.
Нина слушала тётю Валю, раскрыв рот. Та щёлкнула её по носу: «Закрой, а то муху проглотишь!» И осеклась. «Дальше», – попросила Нина.
Дальше вот что.
Военком с комиссией, видя его отличную физическую подготовку и зная о занятиях спортом, предложили ему проходить службу в десантных войсках. Он согласился. И через пару недель новобранец Мухарский был в *ском учебном отряде, где-то в Средней Азии. Отличился он и там. Опять-таки, по слухам, а им не верить грех. В общем, попытались старики-дембеля утвердить свою власть над духами, показать, кто в казарме главный. Вечером, после отбоя, затеяли обучение молодого пополнения. Другими словами, Нина, казарменная неуставщина, сломить волю молодого солдата и сделать из него покорного раба. Да не тут-то было! Да не на того нарвались! На первом «молодом» дембеля со счёта и сбились. «Эй, ти, дух, тащи сюда прижками сигарети!» – были их первыми и последними словами в тот вечер. Первым, как ты, Нина, догадалась, был Толик Мухарский. Заправляли ночью в казарме дембеля-кавказцы: ингуш, осетин и азербайджанец. Попытались они его сломить, и он их сломал. Тройка неудачных педагогов долго залечивала в госпитале переломы ребер, сколы челюстей; ингуш и азер – переломы рук плюс к рёбрам; осетину, самому непонятливому преподавателю, вставили титановую пластину в ногу и в лоб. Раздробил Толик ему железной кроватной дужкой в процессе ликвидации безграмотности голень с чашечкой и лобную кость. Но это уже как закрепление урока после слов осетина, что он, дух, не знает, с кем связался, что приедут из его аула бравые горцы и научат жизни. Челюсти у незадачливых учителей срастались плохо и на дембель ушли они со скобами во рту. Ох, как Толик лютовал над ними! Когда вершат расправу, дерутся, то орут. И для устрашения, и для подъёма боевого духа. А Толик – молча, лишь воздух со свистом через стиснутые зубы и ноздри вырывался. Оцепенение со всех в казарме сошло, когда три героя-кавказца были неподвижны, но Толик методично продолжал их бить. Вернее сказать, добивать. С трудом оттащили его от неподвижных тел и уняли. В санчасти Толику сделали укол и к нему спокойствие вернулось. Уголовное дело заводить не стали. Эта тройка «лихих горцев» достала до печёнки и прапоров и офицеров.
[justify] Чтобы полностью замять