Всё еще лёжа, по давнишней привычке сделал гимнастику для лентяев: поочерёдно то напрягая, то расслабляя мышцы тела, начиная с ног и постепенно выше – привёл себя в тонус. Затем сел на диванчике и интенсивными круговыми движениями рук растёр тело.
Тепло, живое и бодрое пошло вовнутрь. Лёгкой волной прибоя озноб рассыпался по телу. Небольшая встряска для нервной системы просто необходима для плавного перехода от сна к бодрствованию. Утренняя гимнастика, плюс «мыло душистое и полотенце пушистое» - замечательная кода в жизнерадостной симфонии «Утро» смыли мутный налёт происшествий минувших суток.
***
Напевая под нос незатейливый мотивчик, вернулся в купе.
Сосед сидел на своём месте, обняв гитару. Увидев меня. Приподнялся, улыбнулся и поздоровался:
– Доброе утро!
– Боже святый! – прорвало меня. – За столько времени в пути мы даже не знакомы! – исправляюсь. Здороваюсь и продолжаю. – Необходимо срочно исправить ситуацию! – эмоциональный натиск так и прёт из меня, протягиваю руку и представляюсь: – Михаил!
– Нестор! – взаимно представляется сосед. Пожимая крепким рукопожатием мою руку.
– Уж не Иванович ли Махно? – с шуткой предполагаю я.
– Иванович, – поддерживает шуточный тон Нестор, – но – Дахно! Вот и познакомились!
Человек понимает юмор – это уже хорошо. Скучать не придётся. Положительно подумалось мне. Мои мысли прервал Нестор. Он добавляет, продолжая речь, которую за мыслями я пропустил мимо ушей, что одна-единственная малюсенькая буковка, а так много значит. И резюмирует, от большого до малого один шаг. Я с ним соглашаюсь. Добавляю, что зачастую один знак препинания коренным образом меняет роль человека в его жизни и судьбе окружающих. «Какой знак?» – удивляется Нестор. «Такой… – вхожу в роль витии, – Такой, вот, как запятая. Пример, вошедший в наше бытие из детской сказки «Двенадцать месяцев»; можно сказать, классика взрослеющего детства: «Казнить нельзя помиловать». И победно уставляюсь на Нестора. Тот спокойно выдержал мой взгляд, но промолчал. «Универсальная формула решения трудных вопросов без привлечения излишних умственных усилий, – продолжаю я. – Как тебе это?» Нестор засмеялся, пожал плечами. Принял мои доводы, заметив при этом, что данная, как я выразился «универсальная формула» практически всегда лежит на поверхности. Стоит только поменять слова под нужную ситуацию. А запятая, маленькая, незаметная, ничтожная запятая сыграет роль главной скрипки – как топор в руках палача, последний и веский аргумент завершения спора.
Тут у меня вдруг резко засосало под ложечкой. Дал знать голод, заурчало в животе. «Голод не тётка, пирожком не угостит», – ответил я на вопросительный взгляд Нестора и предложил заказать у проводника чаю и позавтракать, чем бог послал. К тому же, он послал отличнейшие сушки и ароматное миндальное печенье «Danish Cake».
После непродолжительной заминки Нестор как-то странно отказался, но осторожно высказал довольно необычное предложение. Словно держал в намыленных руках ценную хрустальную вазу. Что ж, можно, отчего бы и нет, но предлагаю в компании двух замечательных девушек, что едут в одном с нами вагоне в двух купе от нас. «Как?» – поинтересовался он. На что я ему заметил, уж, не для них ли он заливался соловьём и взглядом указал на гитару.
Нестор несколько смутился, лицо чуть-чуть порозовело и, ответил, что в этом плохого и спросил резко, в лоб, так идём или нет, или…
… или пойдём, подхватил я. Что зря глазки строить. Последнего Нестор не понял. Развивать не стал и озвучил аксиому, что вчетвером веселее будет скоротать время в пути. Внутренне сомневаясь, «махнул сто грамм и сказал: «Согласный».
2
Девичье купе атаковало тонким, праздничным ароматом духов, таинственной аурой неизвестности и чётко выраженным ощущением того, что нас явно ждали! Узкая, не разъехаться двум авто улочка уходила плавно вниз к набережной, утопающей в сизой дымке прибоя. На тротуарах стояли чугунные вазы с живыми цветами. Из открытых окон легкий бриз выдувал паруса расшитых цветными узорами льняных занавесок и чужую, понятно звучавшую, как песня речь.
Ярко светило солнце. Едва уловимо пахло хвоистой утренней свежестью, смешанной с бодрящим запахом моря и синкопирующим благоуханием цветов. Две подружки-синички, девушки лет двадцати пяти, одетые в одинаковые бирюзовые майки с надписью «Girls» и потёртые джинсы, сидели по обе стороны столика и смотрели на нас, появившихся в дверях с ожиданием во взоре. Внезапно посетившая меня картина ушла от моего взора. Ему представилась другая: накрытый к чаю стол.
– Бонжур, милые создания! – вдруг выдал я, продолжая стоять на пороге.
Нестор беспардонно втолкнул меня в купе и сразу перешёл в наступление.
– Девочки, позвольте представить моего соседа – Михаил! – на последнем слове он раскланялся.
Сидевшая справа от меня, стриженная под мальчика шатенка, с удивительной глубиной бархатных карих глаз, произнесла с лёгким акцентом:
- Очень приятно, Михаил. Инга… Труус…
Взволнованные звуки арфы волной набежали на берег, покрыли его звонкой россыпью звуков, отхлынули и снова, набирая скорость, накрыли песок, нехотя, диминуэндо, ретируясь. И протянула изящную руку. Бережно, я пожал её теплую ладонь. Слева от меня девушка удивила тем, что протянула руку, как для поцелуя. Я слегка поклонился, взял аккуратно её руку, источающую едва чувствующийся аромат жасмина и, чётко считывающиеся положительные флюиды и едва прикоснулся к ней губами.
– Михаил Каминьский. К вашим услугам!
Наполняя внутреннее пространство извне звучащими басовитыми звуками, пела виолончель: глиссандо, чередующееся пиччикато, волновало и трогало. Она засмеялась, чисто и звонко, отчего украшавшие её голову разноцветно окрашенные хвостики-фонтанчики, стянутые резинками, пришли в движение. Ветерок, доселе мирно дремавший в волосах, проснулся.
– А вы, Михаил, прямо-таки, джентльмен, – произнесла она, успокоившись, и представилась: – Беата Мицкевич. – Поразив в очередной раз мой слух шёлковой мягкостью прибалтийского акцента.
Мандолина, торжественно звуча, сбавив темп, исполнила заключительную часть ознакомительной увертюры, легато перейдя с субдоминанты в тонику.
– Вот и замечательно! – в согласно исполненное струнное трио представления гармонично вписалось альтовое соло Нестора и, слаженно зазвучал квартет: – С официальной частью закончено. Переходим ко второй части Марлезонского балета!
Девушки разлили ароматный чай в фаянсовые чашечки, расписанные под хохлому. Помимо вазочек с вареньем, вишнёвым и брусничным, тарелочек с бутербродами с сыром и ветчиной, на столике разместились по-простецки пакет с сушками и художественно расписанная а-ля маленькие голландцы жестяная открытая банка с миндальными печенюшками «Danish Cake». Они гармонично дополнили стройный хор аппетитных закусок непритязательным колоритом и непринужденностью.
Пока чаёвничали, вели беседу. Между питьём чая и хрустом сластей. И беседа лилась как-то сама собой. И слова как пули вылетали. И смеялись удачной шутке и не совсем к месту, тоже. Всё хорошо в меру. «Как вам это печеньице, сладкий шедевр «Danish Foods Industries?». «Отлично! Очень мило – тает во рту!..» «А вы чаёк вместо сахара вареньем-то засластите. Уверяю, лучше не придумать!» «Да не может быть! И действительно – великолепно…» и снова горячий чаёк из фаянсовых чашечек, губы обжигающий. И снова печеньице с сушками. И снова ни к чему не обязывающий вагонный трёп…
В меру пикантные анекдоты с изюминкой. «Мужик просыпается, видит, на постели сидит хомяк. – А белочка где? – спрашивает. – На вызове, работы много, – отвечает хомяк и чешет спину. – Вот меня на подмену прислали». «Ха-ха-ха! – это вы, Миша, к чему?» «К слову, оживить обстановку». «А я думала, вы про утюг упомянете…» «Или, например, про весло…» «Ну, да, припоминаю… сидишь, тут, всякую … обо мне думаешь!» И смех. Звонкий. Чистый. Девичий смех. Как звон серебряного колокольчика, летящий над спящими лугами. Пробуждающий солнце, пробуждающий жизнь. «Так вы и не ответили…» «Вы это о печенье?» «Полно жеманничать. Правду и только…» «Да вкусное, не сойти мне с этого места!» «Куда вы собрались сходить?! Мы здесь как на подводной лодке!» «Серьёзно? А я и не заметила». Ха-ха-ха… Мелкий частый звон серебряного колокольчика, рассыпающего щедро жемчужины счастья. Ха-ха-ха… Заразительно – счастье!
[justify] И я сам смеялся от души шуткам девушек. И над моими шутками смеялись тоже. Но наступил миг, когда чай выпит, печенье-варенье съедено. Стол прибран. Повисла в купе тишина. Эпитет «гробовая» будет, выражаясь модно, не совсем корректен. Какая может быть «гробовая тишина», когда почти полдень за окном, в соседних купе голоса не смолкают, звуки шагов в коридоре раздаются каждые пять минут и бегает с криком весёлым