История китайского летчика. Часть 2

осторожностью, чтобы не повредить своей хрупкой пассажирке. В то же время, с целью создать у Фриды ощущение полноценных маневров самолета, он заложил несколько пологих разворотов, а петлю Нестерова заменил более щадящей петлей Иммельмана, которая позволила Фриде несколько упоительных секунд лицезреть землю через фонарь кабины у себя над головой.
Недостаток фигур высшего пилотажа Джао Да решил компенсировать увлекательной воздушной экскурсией над огромным и очень разным Мехико. Сначала он вдоволь покружил над плоскими крышами окраин, заодно потешив видом снизившегося самолета тамошний небогатый и соскучившийся по развлечениям люд. Внизу головы задирались так, что широкополые шляпы, излюбленные головные уборы всех без исключения мексиканцев мужского, а нередко и женского пола, летели на землю. Особенно радовалась детвора, и так же, как Фрида когда-то, мечтала об игрушечных самолетиках. Но в дырявых карманах родителей не всегда находилась пара песо на желанную игрушку… А ни одна юная сеньорита мечтательно затосковала, устремив к небу тонкое личико. Фрида радостно смеялась и махала людям на земле рукой. Джао Да не стал разочаровывать ее тем, что они вряд ли заметят это.
Потом они пролетели над университетским городком (чтобы передать воздушный привет заботливому профессору из клиники), над переполненными автомобилями проспектами и высотными зданиями «American Style » делового Сити. Джао Да продолжил свою воздушную экскурсию проходом на бреющем полете над величественным трехглавым Кафедральный собором Успения Девы Марии. В завершение он дерзко снизившись над квадратным и гигантским Национальным дворцом Мексиканских Соединенных Штатов, местом расположения не утруждавшего себя трудом правительства и трудоемких фресок упомянутого Диего Риверы. Часовые у парадного подъезда, забыв о дисциплине, разинули рты и позадирали головы – вчерашние крестьянские парни нечасто видели в небе свою авиацию; а комендант начал дозваниваться на авиабазу с претензиями - и получил ответ, что у летчиков сиеста, пока не погасят долги по денежному довольствию и не подвезут бензин.
Джао Да никогда прежде не сажал свой самолет так мягко и осторожно, как в тот день, возвращая Фриду Кало на прогретую щедрым солнцем землю мексиканской столицы. Он бережно извлек свою блистательную спутницу из пассажирской кабины и поднял на руки. Она обняла его шею своими смуглыми руками несколько теснее, чем требовали обстоятельства, и прошелестела ему на ухо пахнущими цветами и сигаретами припухшими губами:
- Ты показал мне свое небо. Теперь я покажу тебе свое! Не беспокойся, простой твоего самолета оплатят владельцу аэродрома…
Любовницей самая знаменитая дочь Мексики действительно оказалась такой же знойной и яркой, как краски на ее картинах. Тяжкие увечья и повседневные страдания, опутавшие это прекрасное тело узами медицинского корсета, не мешали ему свободно совершать в постели самые страстные и бесстыдные движения… Или в своей безудержной латиноамериканской любви Фрида просто забывала о боли, и потому искала плотских радостей так жадно?
Врач и сиделка, те де самые, или уже другие, деликатно удалились в дальние комнаты, благо в «Бирюзовом доме»   Фриды их было 10 или 11. Они давно привыкли к чувственным прихотям своей знаменитой пациентки.
***
Утренний сон утомленной страстью китайско-мексиканской пары был преступно прерван заполошным грохотом в двери-окна «Бирюзового дома» и истерическим мужским криком:
- Фрида, открой, низкая изменница! – орал мужчина извне, и явно любовался производимым эффектом. – Ты изменила мне! Растоптала чуткое сердце художника, который бросил его к твоим ногам… То есть к твоей одной ноге. Вместе со всеми лаврами вселенской славы и догмами мировой революции! О позор, о стыд, о ужас!!! Открывай немедленно, змея, скорпионица, самка кайота!
Джао Да познал в жизни немало сердечных приключений. Много меньше, чем воздушных, но достаточно, чтобы считать себя опытным мужчиной.  Тем не менее, в роли рокового разлучника, уведшего у мужа законную жену, он выступал впервые. От этого летчику почему-то нестерпимо захотелось рассмеяться, но он сдержался из уважения к любовным прихотям титулованной богемной пары. Вместо него заливисто, удивительно искреннее и весело, несмотря на драматизм театральной мизансцены, засмеялась Фрида.
- Представляю тебе, мой друг! Это пожаловал Диего Мария Консепсьон де ла Ривера и так далее собственной персоной! – сказала художница своему недавнему авиа-любовнику с легким сарказмом. – Я так и знала, что наши вчерашние полеты не прошли незамеченными. Распутный Дон Жуан бросил очередных потаскушек и немедленно обратился обманутым мужем!
Между тем первый художник Мексики, оскорбленный изменой первой художницы, сменил тактику.
- Прячешься, Фрида, подлая лицемерка? – возопил он. – Прячься, и прячь получше своего коварного соблазнителя! Меня не удержат запоры! Я войду и пристрелю вас обоих, клянусь бессмертным учением Маркса-Ленина-Сталина!
- Ага, Диего снова притащил свой здоровенный пиратский «кольт», -  начала рассказывать, как о чрезвычайно увлекательных вещах, улыбающаяся Фрида. – В прошлый раз он вот так же грозился пристрелить самого Льва Троцкого, который гостил у нас и якобы пользовался моим расположением, а до этого - еще одного бедолагу, американского скульптора…
- Постой, - Джао Да остановил художницу. – В меня за мою жизнь целились сотни серьезных парней из сотен серьезных стволов… Но если сеньор Ривера любит пострелять, позволь мне выйти и объясниться с ним, чтобы не подвергать тебя опасности…
Фрида только усмехнулась с выражением бескрайнего пренебрежения, которое Джао Да предельно точно отнес на счет рогатого мужа. Но, прежде чем она успела что-то сказать, донесся спокойный голос молодого врача:
- Сеньор Ривера, отложите вашу пушку, пока не прострелили окно или, не дай Бог, себе ногу… Кстати, вы курок не взвели. Фрида откроет вам, как только сочтет нужным.
- Пойди к дьяволу, недоносок, и медсестру с собой забери! – обругал его Диего Ривера и безутешно зарыдал. – Фрида, Фрида, любовь моя, как ты могла? Открой, мое ацтекское солнце, и все забыто! Прости своего блудного неверного Диего, я точно больше никогда-никогда не буду встречаться с этой бразильянкой… И с той студенточкой… И с той рыженькой… Я же только твой своим верным сердцем! Я люблю тебя одну, моя Фрида, а во всех других ищу твой лирический образ! Обнимемся, и все забыто!
Фрида послушала эти трагикомические излияния, и вдруг, словно растроганная девчонка, захлюпала носом. Пресловутый ловелас знал, чем растопить гордое сердце художницы. Джао Да тем временем успел полностью одеться, и даже завернуть досадливым узлом на шее любимый шелковый шарф. В этом спектакле знаменитостей он решительно не понимал своей роли. Фрида оставалась в кровати, импозантно задрапированная по самые плечи одеялом с народными узорами. Художница даже не попыталась потянуться к одежде, и это наводило летчика на мысль, что сеньор Ривера вскоре займет его место в постели без особых интермедий. Наконец роковая мексиканка одарила Джао Да взглядом, который был таким долгим и глубоким, что слегка защемило сердце.
- Сейчас уходи, мой дорогой, - произнесла она тихо, - Пьеро вернулся к Коломбине, и Арлекин с достоинством удаляется через окно. Наши предки, наверное, для того стали делать окна до самой земли, чтоб облегчить ретираду при тайных свиданиях.
Джао Да не нашел, что ответить, только с подчеркнутым драматизмом поклонился. Он не мог отделаться от мысли, что он на театральных подмостках, играет эпизодическую роль в чужой пьесе. Но, взявшись за ручку наличника, выполнявшего также роль двери, он не нашел сил сразу уйти, и обернулся.
- Извини, я не могу встать, чтобы проводить тебя, - сказала Фрида с неизбывно печальной улыбкой. – Не хочу, чтобы ты видел мои увечья при свете дня. Спасибо тебе за полет вчера днем и сегодня ночью. И за то, что помог мне вернуть Диего - тоже спасибо. Ненадолго, но до моего ухода этого хватит. Большего и не надо, потому что я не намерена здесь задерживаться.
Джао Да почувствовал, что у него внутри все переворачивается, как незакрепленный груз в салоне Дугласа «Дакоты», вошедшего в штопор. Он сделал порывистый шаг к Фриде, но она остановила его, властно выставив ладонь.
- Лети дальше, мой дорогой, и оставь меня на земле, которой я уже не принадлежу. А теперь вылезай, пока Диего не наделал в стенах дырок 45-го калибра… Этот мальчик, медик, зря напомнил ему, что надо взвести курок!
***
В следующий раз Джа Да и Фрида Кало встретились 13 июля 1954 года, когда над Мехико стояла безветренная духота. Здешняя природа тоже погрузилась в скорбь и забыла развеять смог и пыль над огромным городом свежим ветерком. В тот день мексиканские утренние газеты вышли с броскими заголовками на первых страницах. Фрида Кало мертва! Жадные до сенсаций журналисты упражнялись в своем скользком искусстве, приводя «шокирующие подробности», что знаменитая художница могла уйти из жизни по собственной воле. Дежурившая в ее доме медсестра уверяла, что накануне Фрида, страдавшая бессонницей из-за обострения хронического бронхита, приняла не семь прописанных ей таблеток снотворного, а одиннадцать. В ее дневнике нашли последнюю запись:  «Надеюсь, мой уход будет удачным, и я больше не вернусь».
Джао Да с грустью отложил газету и вспомнил прощальные слова чернобровой красавицы после дня и ночи их упоительного полета. Она была из той породы сильных и волевых людей, которые любят быть хозяевами не только своей жизни, но и своей смерти.
- Луис, заправь меня под завязку, - обратился китайский летчик к проворному мексиканцу, выполнявшему обязанности старшего авиатехника на небольшом грунтовом аэродроме, где «Крыталый кот» отдыхал от полетов в компании еще нескольких частновладельческих и не совсем законных воздушных судов. – Вылетаю в Мехико, прямо сейчас. Оплата по возвращении…
- Си, сенор, - белозубо оскалился латиноамериканский умелец и накачал в баки несчастного Кертисса Р-40 ужасной местной солярки; качественный авиабензин он заливал только по предоплате.
Из провинциального городка в одном из пограничных штатов Мексики, где временно обосновался со своим крылатым другом «майор авиации Чарли Чино, воздушные перевозки, любые и конфиденциальные», до Мехико было почти полторы тысяч километров. Это и есть предельная дальность полета «Пэ-сорокового». Но Джао Да почувствовал, что должен быть там. Что-то осталось незавершенным между ним и этой самой странной женщиной в его жизни…
Он приземлился в Мехико на последних каплях горючего.
- Сеньор Чино, прилетели проститься с великой Фридой? – сразу спросил его владелец аэродрома; в Мексике слухи распространялись со скоростью пожара в прерии. – Она лежит во Дворце изящных искусств… Поторопитесь, сеньор Ривера настаивает, чтобы уже завтра состоялась кремация в Гражданском пантеоне де Долорес. Это не очень в католических традициях, но у левой художницы были сложные отношения с религией! А правда ли, сеньор Чино, что вас связывали с покойной…
- Все это слухи, сеньор, не имеющие под собой