безнадежно-однообразной мангровой зелени.
В ожидании высадки экспедиционеры, полумертвые от качки и голода (ящики с продовольствием полетели за борт в первый день, когда кто-то принял незакрытый кран в туалете за течь корпуса), выбрались из трюма и попытались облачиться в повстанческое снаряжение. Кому-то не хватило сил зашнуровать ботинки, кому-то – затянуть ремни… «Судно представляло собой трагикомическое зрелище, - записал позднее один из немногих уцелевших сподвижников Фиделя. – Люди сидели с печальными лицами, обхватив руками животы, одни – уткнувшись головой в ведра, другие – распластавшись в самых неестественных позах в одежде, сплошь покрытой рвотой. Из 82 человек только два или три бывших моряка да еще четыре или пять товарищей не страдали от морской болезни» . Аргентинец Че Гевара, единственный медик на судне, вместо того, чтобы облегчать страдания несчастных, валялся с землистым лицом, скрученный жесточайшим приступом астмы, и страшно вонял: его не только рвало.
- Самолет, Фидель, - повторил Рауль, пытаясь бодриться. – Воздушный разведчик Батисты? Будем стрелять?
Несколько человек вяло придвинули к себе винтовки.
- Огня не открывать, - слабым, но твердым голосом приказал Фидель Катро. – Не станем выдавать себя раньше времени.
Пролетев почти над самой радиомачтой «Бубули» (бесполезной, так как рации на яхте не было), самолет покачал крыльями. Из кабины выпал какой-то яркий сверток, плюхнулся в воду в десятке метров от борта и закачался на волнах.
- Он сбросил нам сигнальный вымпел с письмом, - пояснил, высунувшись из рубки, шкипер Норберто Абреу. В отличие от своих сухопутных «коллег», старый морской волк ободрился в родной стихии, и его небритая физиономия излучала энергию. - Я подведу яхту поближе, поднимем на борт, прочтем…
- Я запрещаю! – отрезал Фидель. – Это провокация диктатуры. Мы не станем читать, что пишут нам приспешники Батисты. Курс к берегу, Норберто! Мы будем высаживаться прямо здесь!
- Но, Фидель, мы или сядем на мель, или упремся в проклятое мангровое болото, или то и другое сразу…
- Курс к берегу, Норберто! Это приказ! Эй, вы, сборище мертвецов! Поднимайесь, родина близка! Приготовиться к высадке.
Шкипер пожал плечами и с обреченным видом скрылся в рубке. Неуклюже развернувшись и разгоняя тупым носом слабые буруны, «Бабуля» под надсадный стук изношенного мотора пошла к берегу. Летчика этот маневр явно не устраивал. Сверкнув в вышине серебристыми плоскостями, самолет заложил крутой разворот и помчался наперерез яхте. Когда они поравнялись, пилот резко положил самолет на крыло, и сгрудившимся на носу «Бабули» повстанцам стало видно, что фонарь кабины открыт. Человек в кабине истребителя, круглоголовый в летном шлемофоне и напоминавший фантастическое существо в больших летных очках, отчаянно махал экспедиционерам рукой. Он указывал им направление – назад, в открытое море! Прочь от обманчиво близкого берега, где между хитрыми переплетениями мангровых корней плещется жирная рыжая жижа, где нет прохода ни кораблю, ни пешему…
- Сдается мне, это наш друг, пилот Чино! – осторожно заметил Рауль Кастро. – Он дает нам понять, чтобы мы не высаживались, а разворачивались и уходили…
Фидель с неожиданной силой схватил брата за плечи и крепко встряхнул:
- Послушай, парень, если тебе все это не по душе – я выкину тебя за борт, и плыви обратно в Мексику. Я пойду до конца. Родина или смерть!
В этот миг, заскрежетав днищем по песчаной отмели, «Бабуля» остановилась, как вкопанная, и стала крениться на левый борт. Несчастные повстанцы со стонами и проклятьями попадали друг на друга.
- В воду, дохлые крысы! – закричал на них Фидель. – Оружие, патроны держать над головой. Приступить к высадке!
- Это не высадка, это кораблекрушение , - резонно заметил Рауль и первым прыгнул за борт, держа на вытянутых руках винтовку и патронташ. Невысокого, в отличие от рослого старшего брата, Рауля вода покрыла с головой. Ему пришлось подпрыгивать, отталкиваясь от дна, чтобы глотнуть воздуха. Следом один за другим посыпались за борт другие экспедиционеры. Аргентинца Че Гевару бойцы с удовольствием мокнули целиком и некоторое время подержали под водой, чтоб с него смыло нечистоты…
Джао Да кружил над берегом и изо всех сил пытался придумать, что он еще может сделать. Как спасти эту кучку бесшабашной молодежи, которая твердо вознамерилась совершить героическое самоубийство? Он видел, как от накренившейся яхты к берегу протянулась цепочка крошечных точек, над которыми торчали какие-то жалкие палочки – это по шею в воде брели повстанцы, спасая от воды личное оружие. Тяжелое снаряжение, кажется, пытались грузить в крошечную шлюпку. Однако по тому, как она стремительно исчезла под водой, Джао Да понял: перегрузили, потонули Фиделевы пулеметы…
Повинуясь руке пилота, Р-40 заложил еще один разворот. Джао Да первым заметил новую смертельную опасность, грозившую Фиделю и его «компаньерос». Вдоль берега, отбрасывая форштевнем длинные усы пены, на полном ходу шел серо-стальной сторожевой катер, своим стройным корпусом напоминавший клин. Наверное, это было одно из брандвахтенных судов Батисты, которое отстаивалось где-нибудь в прибрежных зарослях и поджидало прибытия «радикалов». Военные моряки со своей стоянки заметили маневры самолета Джао Да. Сам не желая того, он выдал им место высадки Фиделя Кастро. Вполне возможно, на катере даже приняли его за самолет своих ВВС…
На корме военного корабля трепался ветром скорости кубинский флаг – белые с синим полосы и одинокая звезда на красном угольнике; с высоты он казался не более яркой почтовой марки. На носу возле скорострельной пушки или крупнокалиберного пулемета готовился к бою расчет в белых форменках. Если длинные очереди хлестнут по бредущим к берегу по грудь в воде людям, не спастись будет никому.
- Вот этого я позволить не могу! – решительно заявил Джао Да.
На бреющем полете он промчался над патрульным катером так низко, что рев самолета заставил всех на палубе пригнуться. Затем заложил «свечу», взмыл ввысь, сделал боевой разворот и снова сымитировал атаку на батистианский корабль. Оружия на борту «Крылатого кота», разумеется, не было. Однако зрелище атакующего на бреющем полете истребителя произвело на матросов достаточное впечатление, чтобы они забыли о своих намерениях. Осыпая «проклятого кретина из ВВС» самыми забористыми ругательствами, моряки грозили ему кулаками. Командир катера лихорадочно вызывал по рации ближайшую авиабазу и пытался выяснить, кто из пилотов «чудит» над его палубой. Они все еще принимали Джао Да за свой самолет, и только поэтому не открывали огня.
Призывая праведных предков семейства Джао и всех революционеров прошедших эпох поддержать в батистианских моряках это заблуждение, Джао Да повторял агрессивные заходы на катер до тех пор, пока последняя зеленая фигурка не скрылась под непроницаемыми мангровыми кронами. Только тогда он набрал высоту и взял курс на Гаити. Горючее было на исходе, летчик чувствовал, что садиться придется «на парах в баках». Зато Фидель Кастро и его товарищи не были убиты. По крайней мере, не сейчас. По крайней мере, не на его глазах!
- ВВС говорят: их самолетов в этом районе нет, сеньор лейтенант! – доложил радист командиру патрульного катера.
- Все-таки надо было двинуть по нему очередью, - офицер в сердцах сорвал с головы военно-морскую фуражку и стукнул ею по перилам мостика. – Я так и знал, этот «Томагавк» работает вместе с богомерзкими фиделистами! Всех упустили!! Ладно, никуда мятежник Кастро не денется, у нас по всему побережью посты.
***
О том, насколько далеко удалось уйти экспедиционерам Фиделя Кастро, увязая в мангровых болотах, Джао Да узнал уже на Гаити. Летчик не планировал задерживаться на соседнем острове дольше пары часов. Однако давний неприятель, коварнейший из всех демонов и враг человечества Мара, подстроил очередную каверзу. При посадке на местную ВПП (вполне сносную, ее строили в тридцатых годах американцы) лопнула камера шасси. «Крылатого кота» развернуло и вынесло за полосу. Хотя Джао Да сразу вырубил рычаг управления двигателем, лопасти винта задели грунт и погнулись. Пострадало и крыло, которым истребитель пробороздил землю – консоль оказалась почти оторвана. К счастью, собственные увечья пилота ограничились разбитым коленом, которым он врезался в приборную панель.
Беглого осмотра повреждений Кертисса хватило, чтобы понять: ремонт предстоит серьезный и дорогостоящий. Об этом же между выражениями сочувствия на ужасном колониальном французском языке твердил сбежавшийся к аварийному самолету персонал местного аэродрома. То были сплошь негры и мулаты, здоровенные и с удивительно хитрыми рожами. Военные авиатехники устранили бы такие повреждения в течение нескольких часов. Здесь, на Гаити, черные авиа-умельцы больше восклицали: «О-ля-ля!», качали кучерявыми головами и требовали «Боку-боку аржан» .
Джао Да пересчитал свои немногие доллары (он рассчитывал их на заправку, не на ремонт) и понял, что ему с гарантией хватит только отправить телеграмму в Мехико с просьбой о помощи. А заодно и успокоить отважных «подруг революции», что он видел их возлюбленных живыми. Вернее, они были живы, когда он видел их в последний раз. Пилот от души выругал по-французски здешние порядки, плюнул и, припадая на ушибленную ногу, похромал искать телеграф.
Пока в Мексике собирали и переводили в банк Порт-о-Пренса средства на ремонт «первого самолета кубинской революции», пока гаитянские механики искали необходимые запчасти и выкуривали неимоверное количество сигарет вместо работы, Джао Да застрял на острове на несколько дней. Гостиница неподалеку от аэродрома, носившая красивое название «Туссен-Лувертюр», представляла собою длинное здание барачного типа. Оно было неряшливо сколочено из подручных средств, начиная с кровельного железа и заканчивая фанерным листом. Местные жители вообще строились удивительно легковесно. Сильных холодов на Гаити не было, зато его частенько потряхивало землетрясениями, а из-под легких обломков и выбираться легче. Хозяйкой «отеля» оказалась чернокожая матрона примерно одних с Джао Да лет. На ее полной эбонитовой груди мирно уживались католический крестик и амулеты зловещего культа Вуду. Она была так любезна, что вместо недостающих денег приняла с летчика в качестве платы за постой часы, револьвер и кое-какие услуги интимного характера. Это обеспечило двухразовую кормежку и место для ночлега в собственном будуаре «гаитянской бизнес-Венеры». Там можно было спокойно разуваться и раздеваться на ночь: вход охраняли от суеверных воришек строгие заклинания. Остальные постояльцы предпочитали спать, не снимая одежды: нищета на Гаити была беспросветная, и воров она плодила исправно.
По вечерам, вдоволь накричавшись на нерадивых гаитянских технарей и смирившись, что вылет откладывается еще на сутки, Джао Да сидел в пыльном баре отеля и слушал радио. Он жадно ловил новости с соседней Кубы. На третий день радиоволны принесли трагическое известие. Диктатура Батисты самодовольно сообщала о «полном уничтожении войсками всех
| Помогли сайту Праздники |