История китайского летчика. Часть 2

ведь война закончилась!
Фидель смачно чавкнул и сверкнул глазами.
- Война еще даже не начиналась! – он выплюнул хрящ на стол и энергично рубанул воздух ладонью. – Мы начинаем самое большое наступление! Наступление на коррупцию, неграмотность, болезни, голод, эксплуатацию, несправедливость. Это революция для школ, для больниц, для учителей, для врачей. Это революция для народа! Впервые в нашей истории земля будет принадлежать всему народу Кубы …
Джао Да устало придвинул себе стул, стряхнул с него на пол чью-то автоматическую винтовку «Армалайт» и уселся за столик.
- Я наслушался этой красной фразеологии на моей несчастной родине и изрядно устал от нее, - вздохнул он.
Но Фидель уже впал в то состояние поэтического упоения, которое охватывает талантливых ораторов при обращении к любимой теме.
- О нет, Чино, цвет нашей революции не красный, - «команданте» демонстративно оттянул клапан своей куртки расцветки «хаки». – Он оливковый! У нас не будет ни капитализма, ни социализам. Это демократическая революция бедноты и во имя бедноты!
- С беднотой ты попал в точку, - Джао Да почувствовал, что, вопреки желанию, его заразил ораторский запал Фиделя; поговорить на умные темы летчик и сам любил. – Беднота будет единственным результатом твоей революции. Вы, кубинцы, славные и веселые люди, но не трудяги… Извини, я говорю, как есть! Ты можешь начать сто, тысячу самых прогрессивных реформ, но все они закончатся ничем, потому что переделать кубинцев тебе не удастся. Они предпочтут плясать и петь вокруг тебя, а когда устанут – сидеть на заднице. Поэтому бедность никуда не денется! И тогда люди обвинят тебя, что ты обещал им лучшую жизнь и не сдержал слова. Тебе придется уйти, как ушел Батиста. Или подчиниться американцам, или русским, чтобы они кормили Кубу, а взамен устроили у тебя соответственно – капитализм или коммунизм.
Аргентинец Че злобно посмотрел на Джао Да, затем на Фиделя, и положил руку на кобуру с пистолетом:
- Чино ведет контрреволюционные разговоры, - начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего, но Фидель остановил его властным жестом.
- Я никогда не уйду, я никогда не предам свою революцию, – ответил он неожиданно спокойным и даже слегка печальным голосом. – Даже если я узнаю, что 99 процентов населения Кубы не поддерживают меня, я не прекращу борьбы. Даже если я останусь один… Я буду одиноким революционером !
Джао Да посмотрел на Фиделя с сочувствием.
- Если останешься одиноким революционером, сообщи мне, - сказал он по-дружески. – Я прилечу на своем самолете и увезу тебя в какое-нибудь счастливое место, где ты сможешь спокойно мечтать.
- Фидель, разреши, я арестую этого Чино? – деловито спросил Че. – Раз он здесь, значит его самолет у нас, а сам он уже не нужен.
- Когда я впервые увидел тебя, аргентинец - ты увечил кота у «бабушки» в Мехико - я понял, что от революции тебе нужна только власть над жизнями других, - холодно заметил Джао Да. Он никогда не боялся жестоких и злобных людей, они вызывали у него скорее брезгливость, как животные-падальщики.
- Не принимайте скоропалительных решений, - неожиданно вступился за Джао Да очкастый доктор Альенде, до сих пор молча слушавший собеседников. – Компаньеро Чино слишком пессимистичен, но в его суждениях много рационального. На вашем месте я бы сделал его советником революционного правительства, нелицеприятный критик бывает необходим…
Фидель ненадолго задумался, «повесив над головой Джао Да тягостный меч ожидания», как сказали бы риторы эпохи первой династии Цинь.
- Хорошо, Че, что не тебе решать судьбу нашего друга Чино, а то ты бы и его расстрелял, - произнес он наконец, пытаясь облегчить ситуацию своей обаятельной улыбкой. – И в советники он не годится, компаньеро Альенде. Чино не политик, а вольная птица. Пускай себе летит!
Че Гевара нервно поправил на патлатой голове засаленный черный берет и хотел что-то возразить, но в это время к столику подошел здоровенный повстанец в соломенной крестьянской шляпе и растерянным басом доложил:
- Команданте, я привез целый грузовик пойманных врагов, приспешников Батисты… Я сам не местный, из Ориенте, дорогу к тюрьме никак не найду. А вечереется… Может, пристроите пока сукиных детей при гостинице?
- Ты свихнулся, парень, или ты сам враг? – Че Гевара порывисто вскочил и снова схватился за кобуру. – Этих свиней в гостиницу?! Кхе, кхе!...
Он задохнулся от ярости, зашелся астматическим кашлем, прыснул себе в рот из ингалятора и залил туда остатки коктейля.
- Я сделал тебя комендантом тюрьмы «Ла Кабанья», Че, - заметил Фидель. – Вот и займись своим непосредственным делом, арестованными врагами революции.
Че метнул на старшего товарища короткий, но исполненный злобы и зависти взгляд, потом оделил не менее красноречивым взглядом Джао Да, закинул на плечо автомат и быстрыми шагами направился к выходу.
Джао Да показалось, что, несмотря на витавшие в воздухе клубы табачного дыма и испарения немытых партизанских тел, атмосфера под сводами роскошного заведения сразу стала свободнее. Из нее удалили главный излучатель ненависти.
- Батисте телефон и ночную вазу вернешь? – спросил Джао Да без особой надежды. – В конце концов, это его собственность.
- Они собственность народа Кубы, - с пафосом ответил Фидель. - Этим символам гнилого сибаритства диктатуры место в музее нашей революции.
- Не возражаю, - развел руками Джао Да. – Захвачу бывшему диктатору бутылочку кубинского рома в виде утешения, чтоб ему лучше спалось без серебряной лоханки под кроватью…
Фидель снова засмеялся. Ни два года кровопролитной партизанской войны, ни его нынешнее положение не разучили его смеяться, как прежде – весело и заразительно.
- Куда ты теперь, Чино? – полюбопытствовал он довольно отстраненно, скорее из вежливости.
- Облечу вокруг света, я давно хотел, - ответил Джао Да.
- Ты не сможешь пересечь Тихий океан даже с подвесными топливными емкостями, твоему «Пэ-сорок» не хватит радиуса действия, - Фидель проявил достаточно глубокие познания в авиации.  
- Я знаю, - легко улыбнулся Джао Да. – Поэтому сейчас я отправлюсь в Мексику, сделаю некоторые приготовления, доработаю конструкию самолета и анонсирую свой полет – в наше время без рекламы никуда! А потом все-таки начну с последнего пути знаменитой Амелии Эрхарт – через Тихий океан, с промежуточными посадками на островах… Это нелегко, но возможно! Я все просчитал. Затем – в Советский Союз, давно мечтал пролететь через его гигантскую территорию. К тому же там у меня лучший друг, летчик, мой учитель. О возможностях пересечении Атлантики подумаю, когда доберусь до старушки Европы. Там мне тоже обязательно надо побывать. Во Франции есть женщина, которая очень много значит для меня. А я даже не знаю, жива ли она.
- Ты такой же законченный романтик, Чино, как и я! – снова засмеялся Фидель, но смех у него теперь был с едва уловимой ноткой грусти. – Теперь я понимаю, почему не сложились твои отношения с революцией! У тебя уже есть другая любовь: небо, полеты, да еще, оказывается, француженка…
Прервав его фразу, с улицы долетели несколько длинных автоматных очередей, короткие вопли ужаса и боли перемешались с ними – и прервались. Затем раздался визгливый голос Че Гевары, он что-то возбужденно кричал. Оратором аргентинец, в отличие от Фиделя, был посредственным, дикция у него была невнятная, голосовые связки слабоваты. О чем он вещал повстанцам, отсюда было не разобрать. Но слово «убивать» донеслось совершенно отчетливо.
- Вот подлинные звуки любой революции, - сказал Фиделю Джао Да. – И отношения с ней у меня не сложились именно поэтому.


Глава 11.
Кругосветный бег «Крылатого кота».

- Сеньор Чино, кругосветные полеты перестали быть сенсацией еще в тридцатые годы, - мексиканский журналист хорошо усвоил подлое правило репортерского ремесла: надо посильнее обидеть интервьюируемого, тогда он сгоряча выболтает всю подноготную. – Амелии Эрхарт понадобилось погибнуть, чтобы о ее попытке облететь вокруг света заговорили погромче! Может быть, вы тоже задумали совершить такое оригинальное самоубийство? Знаем мы вас, азиатов, харакири и все такое…
- Вы нас не знаете, и я предпочту, чтобы меня теперь называли моим настоящим именем, - Джао Да поправил узел любимого белого шарфа на шее. – Я отлично прнимаю опасность моего предприятия. Не хуже мне известно, что по кругосветному пути в небе я иду вослед многим смельчакам. Однако группа майора Фредерика Мартина и лейтенанта Лоуэлла Смита из авиации США в 1924 году летела на четырех гидросамолетах дальнего действия Дуглас «Уорлд Крузер». Сэр Чарльз Кингсфорд Смит с австралийским экипажем в 1930-м облетел наш «шарик» на трехмоторном «Фоккере». Даже несчастная и героическая Амелия Эрхарт бросила вызов пространству на двухмоторном Локхиде «Электра» со штурманом…  Лучше бы она была без него! Я собираюсь совершить кругосветный перелет на одномоторном фронтовом истребителе Кертисс Р-40 «Томагавк», с предельным радиусом действия около двух тысяч километров… А вашими сенсациями пускай станут новое увлечение Мерлин Монро, с которой у меня было краткое, но приятное знакомство, или испытания новой атомной бомбы, будь она проклята. Я же испытываю пределы прочности мира исключительно для себя!
«Крылатый кот», стоявший наготове на аэродроме Акапулько, ради своего главного полета был снова выкрашен в серебристую краску и нес на борту одноименную красочную эмблему, в которую Джао Да вложил все свои способности художника. Сам летчик надел любимую кожаную куртку с эмблемой «Летающих тигров», завязал на шее пилотский шелковый шарф и сознательно придавал каждому слову и движению некоторую театральность. Местная и иностранная пресса проявила к «воздушной кругосветке» немалый интерес и собралась в изрядном количестве. Жизнь научила Джао Да общаться с журналистами, а в данном случае это было небесполезно. Слава имеет материальный эквивалент! Если китайского летчика узнают на очередном пункте посадки, то больше вероятности, что технические службы проверят технику и заправят «Крылатого кота» «из любви к летному искусству». В денежных средствах Джао Да после убыточной работы на кубинскую революцию был очень стеснен…
- Почему ваш самолет несет опознавательные знаки свободной Кубы? – спросила смуглая журналистка какого-то левого издания с «политической» красной гвоздикой в волосах. – Вашим кругосветным полетом вы хотите поддержать справедливую борьбу кубинского народа и команданте Фиделя Кастро?
- Команданте не имеет отношения по крайней мере к моему полету, - Джао Да саркастически улыбнулся. – Кубинскими звездами я обязан великодушной помощи президента сеньора Уррутии, который распорядился приписать мой самолет к аэропорту Гаваны «Хосе Марти». Человек может быть гражданином мира, но судно должно иметь порт приписки. Даже воздушное…
Левая девушка зачирикала ручкой по блокноту, явно расстроенная ответом. Президент Кубы Уррутия считался в ее кругах «недостаточно революционером». Но на Джао Да он, наоборот, произвел самое благоприятное впечатление: то был редкий кубинец, который умел не только говорить, но и думать.
На место «левачки» вылез зубастый янки в