История китайского летчика. Часть 2

банковский счет помощи эмигрантам из красного Китая, в который каждый месяц отчислял деньги; но только из своей части прибыли, чтобы не обидеть партнеров.
Рассказы о страшных вещах, творящихся на родине, разбередили семейную память Джао Да. Он вспомнил, как младшая сестра Хун писала ему о том же, и как она отчаянно стремилась вырваться из сползающей в бездну страны. Какая же она все-таки мудрая и решительная женщина, его маленькая сестренка! Если наследственная храбрость и честь семейства Джао избрала серебряные крылья летчика, то житейская мудрость и умение не склоняться перед невзгодами перешли от старого мастера Джао Сэ по женской линии! Джао Да почувствовал зов своего рода. Его снова потянуло в путь из мирного и сонного городка Тюль. Захотелось навестить сестру и ее семью в Советском Союзе, вспомнить вместе упокоившихся в вечности отца и мать, город юности Урумчи, молодые годы. И, конечно, повстречать еще одного человека из юности, друга и наставника в летном искусстве, советского военлета Колю, теперь - Николая Фомича Лисицына… Он, наверное, уже генерал-полковник ВВС, не меньше!
Осенью 1967 года Джао Да отбил родным и друзьям в СССР телеграммы: «Еду, встречайте!» и собрался в туристическую поездку в Советский Союз. Благо, у Франции с СССР всегда были куда более теплые и близкие отношения, чем у большинства стран так называемого «свободного мира». На этот раз бесстрашному летчику предстояло стать невзыскательным пассажиром знаменитой советской авиакомпании «Аэрофлот» на рейсе Париж-Москва. «Крылатый кот» должен был дожидаться своего пилота в ангаре на аэродроме Брив-ля-Рош. Супруге Софи Джао Да поручил временное руководство фирмой «Майор авиации Джао Да и Ко» в свое отсутствие. Прощаясь с женой и двухлетним сыном, он был совершенно уверен, что покидает их на месяц, самое большее – на два.
Но женское сердце Софи, наделенное недоступной мужчинам способностью через свою любовь познавать будущее, предчувствовало иное.
- Постарайся на этот раз отсутствовать меньше, или хотя бы не намного дольше, чем в прошлый, - сказала она и героически попыталась сдержать слезы. – Я не хочу, чтобы Бернар забыл, как выглядит его отец!
- Папа! – пролепетал детским языком Бернар и маленькой шаловливой ручкой попытался ухватить Джао Да за короткие седеющие волосы.
Держась за мягкую ручонку сына, Джао Да вдруг испытал приступ необъяснимой тревоги.
«Не уезжай», едва слышно шепнул внутренний голос.
«Не искушай», ответил ему Джао Да и ступил за порог. Он попытался внушить себе, что внезапное беспокойство не стоит внимания. Просто отвык путешествовать и слишком привык к дому.


Глава 14.
      Летчики-пассажиры.

Летчику никогда не стать благодарным авиапассажиром, думал Джао Да, расположившись в жестковатом кресле на борту советского реактивного авиалайнера Ту-104. Серебристый самолет, несший опознавательные знаки «Аэрофлота» и полную загрузку пассажирского салона туристами, взял курс из аэропорта Париж-Орли на столицу Советского Союза.
Советская пассажирская машина, в отличие от французских гражданских самолетов, способная покрывать расстояние между двумя столицами без промежуточной посадки в Варшаве, была наделена неплохими техническими характеристиками, но ощутимо тяжела в полете. По первому впечатлению, Ту-104 был неустойчив и склонен к раскачке. При этом у самолета оказались слабоваты центровка и рули высоты, что, как говорили опытные летчики, уже привело к нескольким трагическим катастрофам. В манере самолетовождения советского экипажа Джао Да безошибочно угадывал почерк бывших военных летчиков, переучивание которых на пассажирские самолеты не сумело изжить привычку к резкому и даже рискованному маневрированию. Это была черта, необходимая для боевого пилота, но нежелательная для капитана пассажирского лайнера, отвечающего за безопасность и удобство пассажиров. «Потому Ту-104 и бьются », мелькнула у Джао Да неприятная догадка.
Обстановка на борту, особенно в сравнении с трансатлантическими воздушными кораблями «компании Говарда Хьюза», выглядела по-советски скромной. Конструктивизм салона дополняла специфика обслуживания. Стюардессы, облаченные в элегантную синюю униформу, которую вполне можно было назвать сшитой по последним веяниям мировой моды, были обворожительны и старались вовсю. Однако им не хватало той едва уловимой естественности, которую Джао Да помнил в бортпроводницах по своей работе на американских трансатлантических линиях. Советские девушки были похожи на вышколенных красивых солдатиков, которых держит в строю внутреннее напряжение и страх перед ошибкой. Крошечная порция курицы с рисом-размазней, которую подали на борту в обед, только укрепила военные ассоциации. У СССР, как истинной мировой империи, строгий налет воинского духа чувствовался во всем!
Ту-104 жестковато, но вполне благополучно приземлился в новом московском аэропорту Шереметьево. Даже в сравнении с лучшими европейскими аэропортами, эта воздушная гавань Советского Союза, переданная от военных гражданской авиации только в 1959 году, показалась Дажао Да отлично спроектированной и неплохо оборудованной. Пассажиров принимал сверкавший огромными окнами современный аэровокзал «Шереметьево-1», импозантный снаружи и удобный внутри. До Москвы отсюда можно было добраться на набитом людьми и дорожной кладью автобусе, или на такси, с ветерком, но по грабительской цене. Впрочем, для «интуристов» подавали особые автобусы – венгерские «Икарусы» с тремя рядами сидений. Иностранцев в СССР всегда ждало обслуживание по высшему разряду. Социалистическая восточная империя любила нравиться западным гостям. Джао Да находил в этой ее черте характерное начало «инь», чисто женское.
Джао Да был рад новой встреча с советской столицей. За годы их разлуки она еще больше раздалась вширь за счет кварталов блочных новостроек. Он любил этот огромный город, сочетавший в себе десятки различных стилей и культур, объединенных каким-то особенным общим «московским» духом. Еще больше радовало ожидание встречи с близкими людьми. Карма Джао Да была такова, что подобные свидания происходили у него в среднем раз или два за десятилетие, но сердечной связи и теплоты от этого не становилось меньше. Младшая сестра Хун в ответной телеграмме лаконична сообщила, что ее мечта наконец стала реальностью. Они с мужем меньше года назад были приняты на работу в Москве.
«Маленькая сестренка», которая стала еще взрослее и еще жестче, вместе с супругом и сыном обитали в крошечной однокомнатной квартирке в «спальном микрорайоне» на окраине города. Их микро-жилище показалось бы любому европейцу или американку недостаточно просторным даже для чулана. Но многие москвичи, все еще ютившиеся в «коммуналках» сталинской эпохи, позавидовали бы собственной квартире. Здесь была своя кухонька, на которой, расставив руки, можно дотронуться до обоих стен, и – подлинная роскошь – раздельный «санузел» (так в СССР именовались ванная комната и туалет).
Хун и ее муж выглядели очень собранными, дисциплинированными и готовыми к броску, словно парашютисты перед прыжком. Он был принят стажером на советское радиовещание для Китая; контроль там был тем более жестким, что отношения между СССР и КНР обострились с «разногласий в трактовке марксизма-ленинизма» до пограничных инцидентов. Она, верная своим педагогическим традициям, сумела поступить учительницей китайского языка в престижную московскую школу-интернат для детей дипломатов; «товарищи» проверяли и ее. Будущее могло оказаться для них как самым счастливым, так и катастрофическим.
- Москва слезам не верит, - сказал летчику муж сестры, по-русски он говорил без акента и любил к месту употреблять пословицы и поговорки. – В этом городе можно завоевать себе место только упорной работой и силой духа. Слабых он отторгает.
Даже сорванец-племянник, ходивший в московскую школу, пропитался духом борьбы за свое место:
- Когда меня дразнят «косоглазым», я сразу дерусь, - сказал он важно.
Джао Да потрепал малыша по наследственным непослушным черным волосам:
- Молодец, дружок. Я тоже так поступал всю жизнь.
Так Джао Да узнал, что Москва умеет быть жестокой.
Он не стал отягчать родных своим долгим присутствием. Хун и ее мужу и так было нелегко. Сердечно обнявшись с ними и призвав им на помощь духов праведных предков семейства Джао, летчик покинул крошечную квартирку в блочном доме на задворках великой советской столицы.
- Харя желтая, понаехало вас тут! – сказал ему нетрезвый растрепанный мужик у подъезда. – Русскому человеку вдохнуть не даете…
- Это ты прав, - улыбнулся Джао Да и уложил хама ударом в кадык.
***
Москва на этот раз была городом горьких разочарований.
- Нет такого, - коротко ответил дежурный офицер, когда Джао Да пытался найти генерала Николая Фомича Лисицына в штабе Московского округа ПВО. Дальше КПП его не пустили. Солдаты со штык-ножами на ремнях и красными повязками на рукавах проводили азиата недобрыми взглядами.  Хорошо, хоть не заломили руки, как китайскому шпиону, подумал Джао Да и проклял грязные политические игры, которые разводят по враждебным станам не только государства, но и народы. Не случилось ли с другом Колей Лисицыным злой беды? Он ведь не ответил на телеграмму…
- Товарищ Джао Да, китайский товарищ! – вдруг окликнул его приятный мужской голос.
Джао Да обернулся. Молодой советский майор с голубыми военно-воздушными петлицами на серебристо-серой шинели улыбался ему, как старому знакомому. Но китайский летчик был уверен, что видит этого офицера впервые.
- Вы меня не узнаете, это понятно, - советский военный смело протянул китайцу руку, не боясь, что с КПП заметят этот крамольный жест. – Я вас в шестидесятом году на посадку сопровождал, я тогда на МиГе-семнадцатом летал, старлеем был! Помните, вы еще нас на визуальный контакт по радио выводили? Я вас потом с товарищем генералом, с Николай Фомичом видел!
- Теперь помню, - Джао Да пожал офицеру руку. – Здравствуйте.
- Николая Фомича ищите? – спросил майор, и сам ответил: – Здесь не ищите, он два года как в отставке.
- В отставке? – изумился Джао Да. – Он же еще совсем молод… То есть не молод, но ему еще служить и служить!
- По состоянию здоровья, написали, - помрачнел майор. – У нас так бывает. Ну, вы меня понимаете… Он к себе на родину поехал. Матом всех накрыл, и поехал. Деревня Кузнечиха Калининской области. Запишите или запомните?
- Запомню.
***
Джао Да впервые видел русскую деревню. Это было откровение.
Китайская деревня, в которой он родился, была бедна и плохо устроена, но работала в поте лица. Европейские деревеньки были опрятны и трудолюбивы. В Америке деревня смыкалась с маленьким городком.
Русская деревня Кузнечиха Калининской области производила впечатление беспробудной депрессии. Здешние дома нельзя было назвать хижинами, но эти добротно сработанные много лет назад деревянные избы выглядели так, будто их обитателей совершенно не волновал внешний вид жилища. Главная (кажется, единственная) улица была покрыта липкой осенней грязью, посреди нее самодовольно возлежала огромная свинья, высокомерная, как дама большого света.