История китайского летчика. Часть 2

Местные жители мужского пола имели страдальческие физиономии такого характерного оттенка, что в причинах этой «достоевской тоски» не возникало сомнений. Массовым местом скопления мужиков являлся сельский магазин. На двери красовалась кривая табличка: «Закрыто». Оставалось надеяться, что в период сельской страды все выглядит несколько иначе; но сейчас урожай был собран, и колхозные хлеборобы предавались единственному доступному здесь развлечению. Развлечение задерживалось – машина с товаром опять не пришла.
Женщины, неряшливо одетые и бесформенные, без энтузиазма ковырялись на огородах или бесцельно смотрели в пространство из-за заборов. Тем не менее, первая же из них, спрошенная Джао Да, дружелюбно и толкова объяснила, как найти дом «генерала Кольки Лисицина», добавив от себя: «Странный он мужик!»
Вскоре Джао Да понял причину этой характеристики из уст «прекрасной поселянки». Изба русского друга, классический бревенчатый пятистенок с двускатной шиферной крышей, выделялась на унылой деревенской «авеню», как он сам выделялся бы в шеренге лопоухих резервистов. Стены старый летчик покрасил в лазоревый цвет неба, а для наличников и конька крыши выбрал колер перистых облаков. Дом выглядел уютным и окруженным заботой. Как и огород, разделенный на идеальные грядки, своей конфигурацией рождавшие аналогии с разметкой летного поля. Посреди участка, «ради обережения от воздушных пиратов», возвышалось пугало, наряженное в старый генеральский китель – так товарищ Лисицын выместил обиду на неблагодарную службу. У ворот, где была предусмотрительно сделана песчаная отмостка, чтобы не скапливались лужи, собрался клуб деревенских собак всех размеров и окрасов. Они напряженно ждали выхода хозяина дома; Джао Да понял, что русский друг нашел воплощение своей нерастраченной бобыльской нежности, подкармливая здешнюю живность.
Рыжий лохматый кобель, председатель собачьего клуба, заметил приближавшегося незнакомца и продемонстрировал преданность генеральскому дому – громко, но беззлобно забрехал.
- Цыц, Мессершмитт! – прикрикнул на него из-за забора хозяин. Джао Да сразу узнал голос русского друга. Кому бы еще пришла в голову идея так называть пса!
- А Юнкерс и Хейнкель у тебя тоже имеются, Ко-ля? – радостно окликнул он невидимого пока Николая Лисицына.
Широкая физиономия генерала (теперь в отставке) показалась из-за забора и расплылась в улыбке:
- Есть и такие, а соседского кошака я Кертиссом зову, в честь твоего «Крылатого кота»!
Походка у Николая Лисицына была бравая, объятия медвежьи; ни больным, ни сломленным внезапным «низвержением с Олимпа» он не выглядел. Но злая обида на несправедливость начальства все равно чувствовалась, она проступила в первых же словах, после приветствий.
- По состоянию здоровья, сволочи! – желчно бросил он. – Я и сейчас все нормативы лучше любого призывника сдам… Разве что кроме бега, потяжелел я в генеральском кресле.
- Но почему? – не скрыл горького изумления Джао Да. – Ко-ля, я знал тебя как летчика. Лучше тебя было мало! Уверен, и командующим ты был отличным!
- Отличные не нужны, Да-Нет, - вздохнул отставной генерал. – Нужны «свои». Как Хруща поперли, Бровастый стал всюду своих людей ставить, а прежних – пинком под зад. И до меня добрались…
Джао Да с трудом понял, что речь идет о двух советских руководителях; говорили, что прежнего, Хрущева, сверг в ходе дворового переворота новый, Брежнев - действительно обладатель кустистых бровей. Что ж, в империи как в империи…
Но Николай Лисицын уже увлекся новой идеей. Не скрывая гордости, он обвел рукой ровные ряды грядок, фруктовый деревья, заботливо обвязанные еловым лапником перед зимой.
- Вот, крестьянствую. Дом от бабки достался, упокой ее душу, навыки тоже, из детства. Каждый день ее теперь добром поминаю. Ну, идем в дом, Да-Нет, зябко. Угощу… Все собственное, кроме водки и хлеба!
Угощать гостей до отвала – очаровательный русский обычай, подумал Джао Да. Он смотрел, как бывший генерал-лейтенант советских ВВС раскладывает по тарелкам дымящуюся вареную картошку, расставляет на столе миски с солеными огурчиками и квашеной капустой, прочие сельские разносолы – теперь Джао Да понимал подлинное значение этого русского слова.
- Мяса нет, извини, - виновато предупредил хозяин.
- Ты примкнул к течению буддизма, отрицающему поедание плоти животных, Ко-ля? – иронично сощурился Джао Да.
- Отчасти, - Николай Лисицын был, наоборот, совершенно серьезен. – Я скотины не держу. Жалко мне ее живую душу. Даже курица, глупая недоптица вроде, а зарезать не могу! Скажу тебе, я на войне, если случалось, всегда говорил себе: я не убиваю, а уничтожаю противника. Но там человек, он сам тебя убить хочет, и он против твоей страны, против народа. А животное зла не знает…
Джао Да посмотрел на друга с изумлением. Раньше он думал, что знает все об этом большом, сильном и смелом человеке, а, оказывается, есть еще такая сторона.
- Ты очень добрый человек, Ко-ля, - сказал китайский летчик с уважением. – Из тебя вышел бы буддист лучше, чем из меня.
- Ладно, мясо-то я ем, когда у соседей выменяю, или тушенку в сельпо подвезут, - смутился товарищ Лисицын. – Эй, мы будем водку пить, или разговоры разговаривать?!
- И то, и другое.
***
Главный разговор состоялся, когда уже было выпито и за друзей-летчиков, живых и мертвых, и за авиацию, и за здоровье Софи и Бернара, появлению которых в жизни Джао Да товарищ Лисицын искренне обрадовался, но оговорился, что сам «в неволе не размножается».
В углу опрятной сельской горницы фоном работал телевизор. Джао Да давно привык к тому, что этот «ящик пропаганды» стал обязательным участником любой беседы. Советское изделие было более громоздким, чем западные аналоги, изображение «плавало», а звук прерывался помехами. С экрана вещал советский руководитель с жабьим зобом и густыми бровями, Бережнев, или Брежнев, или как там его. Несмотря на нестарый возраст, дикция у него была отвратительной, он мямлил, причмокивал и проглатывал согласные. Но было вполне понятно, что он говорил:
- Если агрессия США против Демократической республики Вьетнам будет усиливаться, советское правительство в необходимом случае, при обращении Правительства Демократической республики Вьетнам, даст согласие на выезд во Вьетнам советских граждан, которые, руководствуясь чувством пролетарского интернационализма, выразили желание сражаться за справедливое дело вьетнамского народа …
Ах, русские, у вас национальное хобби ездить сражаться за чужую свободу, подумал Джао Да. И тотчас одернул себя: он начал думать как семейный французский буржуа, и это ему очень не понравилось. Давно ли он сам был таков, и рвался в бой везде, где чувствовал несправедливость?
Генерал-лейтенант в отставке Николай Лисицын слушал речь «дорогого товарища Брежнева», нервно гоняя желваки. Он залпом опрокинул рюмку водки и спросил глухим голосом:
- Что у вас во Франции говорят о войне во Вьетнаме?
- Если честно, ничего не говорят, - признался Джао Да. – Свою войну во Вьетнаме французы проиграли еще в пятьдесят четвертом году, нынешняя напоминает им о собственном поражении.
- А у нас только о ней и разговоры, - сказал товарищ Лисицын. – Даже у здешних мужиков по пьянке. Союз оказывает Вьетнаму большую военно-техническую помощь,  прямо потоком льем, у них уже есть наши самолеты, зенитные ракеты, радиолокационные станции… Скажу тебе больше, во Вьетнам направлена Группа советских военных специалистов, среди них много моих подчиненных, сослуживцев… теперь бывших!
- Вы хотите повторить там Корею? – полюбопытствовал Джао Да.
- Нет, сейчас у нас принципиально иной стратегический подход, - генерал Лисицын был не совсем трезв, но предельно конкретен. – Тогда мы сделали ставку на ограниченное авиасоединение, и потому не смогли выиграть у янкесов воздушную войну. Теперь ставка на новейшие системы ПВО, радиоэлектронной борьбы, они должны выкинуть американцев с неба!
Тут товарищ Лисицын выдержал паузу, которая сделал бы честь хорошему актеру, и с чувством продекламировал:
- Кто драться не может за волю свою,
Чужую отстаивать может.
За греков и римлян в далеком краю
Он буйную голову сложит!
- Я узнал, это стихи Байрона, я читал их в китайском переводе, - сказал Джао Да. – Ты хочешь сказать, Ко-ля, что тебя решили отправить туда?!
- Для наших перестраховщиков я отработанный материал, пенсионер, - досадливо отмахнулся отставной генерал. – Но не для себя, и, тем более, не для вьетнамцев!
Джао Да положил локти на стол и уперся подбородком в ладони. Эта поза означала повышенное внимание.
- Отсюда поподробнее, - попросил он. Китайский пилот не сомневался в серьезности намерений советского друга и знал: если тот что решил – обязательно добьется своего.
Николай Лисицын решительным движением отставил рюмку. Это было знаком того, что говорить он намерен о важном.
- Сажать картошку с капустой, выращивать огурцы и лук, конечно, дело достойное, - начал отставной генерал. – Но я военный летчик первого класса с четырехзначной цифрой боевых вылетов, командир авиасоединения с опытом командования в боевых условиях. Копаясь на грядках, чувствую себя соколом с перебитыми крыльями из Максима Горького… Ну, я тебе рассказывал! Словом, посмотрел я посмотрел на голубом экране, как янки творят во Вьетнаме что им вздумается… Там действительно страшные дела, представь себе вторую Корею, но с возросшей во много раз точностью и эффективностью авиаударов, с применением химического оружия, которым они джунгли выжигают, да еще с карательными операциями на земле в стиле фашистов! Так вот, посмотрел, повозмущался и пришел к логическому выводу: без меня там никак не отобьются. Начал думать, чем реально могу помочь. Летчики-истребители у вьетов свои… Наши учили, конечно, но летают вьеты. ПВО и так укомплектована нашими советниками и инструкторами. К тому же это не мой профиль: я все же авиацией ПВО в Москве командовал. И решил я тряхнуть стариной, вернее, вспомнить молодость. Догадываешься, о чем речь?
- Не совсем, - признался Джао Да. – В молодости мы летали на винтовых, начинали на бипланах. Такие сейчас остались разве что в транспортной авиации.
- Вот, все понимаешь ведь! – просиял товарищ Лисицын. – Транспортная авиация у Северного Вьетнама для маленькой страны довольно сильная , и в основе – хорошо знакомые тебе Ан-2 и Ли-2. Не смотря на полное господство янки в воздухе, вьеты пытаются ее активо применять. Для внутренних полетов и, главное, для снабжения своих партизан на Юге, где хозяйничают американцы и борьба идет не по-детски. У них это называется: «операция свободное падение» . Нельзя было назвать лучше и осуществить хуже! Грузы кидают с самолетов прямо на джунгли. Партизаны не умеют наводить, летчики боятся снижаться, чтоб свои случайно не обстреляли… На выходе: контейнеры падают куда угодно, кроме как куда надо, или бьются. А там – медикаменты, радиостанции, оптические приборы, хрупкие они! Вот я и набросал планчик, как из операции «свободное падение» сделать операцию «воздушный мост». То есть доставлять партизанам грузы посадочным методом, а обратными полетами забирать раненых, беженцев, детишек. У нас в Союзе с Великой