ТВОЙ ОБРАЗ

на другом конце провода. – Насчет электрика я сам им позвоню...
- Ну и хорошо, Лис, хорошо, а то мне некогда (Господи, да уймись же ты, остановись!). Лис, мне очень некогда, (Еще бы, еще говорить!) меня в студии ждут, всё, пока!
И он еще говорил, когда повесила трубку. Ну, по-че-му?
... Сон. То ли сад, то ли сквер, парк?.. но под ногами - шорох осенних, оранжевых, еще никем не примятых листьев, и я вдыхаю их томящий запах... и я бегу, лечу, скрываюсь от НЕГО. Зачем, почему?.. И словно перелетаю от дерева к дереву, от аллеи к аллее... но уже чувствую, знаю: вот-вот ОН будет рядом! И выпархиваю за ограду, опускаюсь на еще зеленую траву, прижимаюсь спиной к чугунным прутьям, а они вдруг прогибаются, и ОН… радостный! устремляется ко мне...
И просыпаюсь от счастья.»
 
Записей после этой не было почти три недели, а потом - такая:
 
«В кабинете - мой начальник, редакторы и говорим о нашем звукорежиссере. Входит Лис. Слушает нас с минуту и вдруг спрашивает меня: 
- Ну и что вы о нем думаете?
Знаю, он относится к звукорежиссеру плохо, хочет, чтобы его уволили, и тогда он предложит своего друга. Поддержать его? Нет, не буду.
- Если бы у нас была вакансия, то нам можно было бы взять еще одного, со специальным образованием, а так... 
- А-а, вот видите! - взглянет с упреком. - Вы ничего плохого о нём сказать не хотите, а он элементарных вещей не умеет.
- Ну так что ж, - это уже Афронов: - значит, и увольнять человека после двадцати пяти лет работы?
И что ж Лис?
- Да, увольнять, - бросит резко. - Если это нужно для дела.
О! Глаза б мои не видели его…  таким!
... Просматривали с ним привезенную им из командировки киноплёнку, я говорила: этот план хороший, этот – неважный, и вдруг услышала:
- Да нет, всё хорошо снято.
- Лев Ильич, Гена плохо снял слушающих, планы не проработаны. (Опять Вы за свое?).
Но уже монтируем и говорю Наташе:
- С этого кадра песню надо постепенно сводить.
- Зачем же? Можно и оставить, - он.
- Лис, - хочу объяснить по-доброму: - Когда под авторский текст ложится еще и текст песни, то получается винегрет. - Нет, настаивает, а я смотрю ему в глаза, улыбаясь: - Тогда, может, сами будете монтировать?.. так сказать, руководствуясь только своими соображениями? (Да нет, не капризничаю, видите, даже улыбаюсь).
- Нет, зачем же? – Взглянул с промелькнувшим извинением: - Я только синхронны сделаю, а Вы остальное.  
- Хорошо. Тогда закончив, позовёте. 
И когда смонтировал, напомнил, чтобы я пригласила его на общий просмотр, но я не пригласила. И потому, что выбросила его, плохой по качеству синхрон, который он, конечно же начал бы отстаивать, а мне так не хотелось спорить с ним!.. чтобы еще день побыл со мной хотя бы таким!.. Хотя бы таким. 
... На тракте «Прямого провода» подошёл:
- Бела Эмильевна, как только выйдем в эфир, сразу после заставки давайте синхронный киносюжет.
- Но для того, чтобы его дать, нужна Ваша реплика.
- Почему обязательно реплика? (Бет, пожалуйста, не надо!)
И смотрит с болью… (А, может, мне это кажется? Ну и пусть кажется.) И, «не замечая» его взгляда, отвечаю тихо: 
- Не знаю… Но, думаю, что нужна. - Молчим. - А, впрочем, я только советую, а Вы вольны поступать по-своему. (Хорошо, хорошо, Лис, не буду.)
- Нет, зачем же? Это Вы решаете...
И снова молчим. А рядом, прислушиваясь к диалогу, хлопочут операторы, ассистенты.
- Ну, хорошо, Бела Эмильевна, пусть по-Вашему будет. (Ведь всё, о чем мы сейчас… чепуха, да?)
(Да, Лис, да!) И в эфире лицо его снова светилось тем, прежним... моим светом.
... Захожу в отдел выпуска – он сидит. И встречает, и смотрит, не отрываясь. Но отдаю заявку, выхожу, а он – следом. Но с кем-то приостанавливается, а потом долго будет стоять с операторами в курилке напротив моей открытой двери, смотреть издали, а я помаленьку стану передвигать стул правее, - теперь не видна ему. Не хочу, не хочу сегодня… Устала!
... Вошел в монтажную, попросил у Наташи иголку с ниткой, сел пришивать пуговицу к куртке. Ну и ну! Взглянула на него, улыбнулась: 
- Лев Ильич, около Вас две женщины, а Вы - пуговицу... сами...
- Да я уже привык, - наклонился, поднял оброненную катушку. - Всё сам делаю.
- Вы, может, и привыкли, а я... Совестно как-то. (Пришить ему пуговицу?)
Но вошел Афронов, заговорил о вчерашнем «Прямом проводе» и теперь я стою, прислонившись к дверному косяку, смотрю на Лиса: засмеялся чему-то… взглянул на меня... пришил пуговицу. Ах, как же плохо, что не я! Осталась бы ему память...»
 
И снова Бела не записывала почти полтора месяца.
 
«Наконец-то по-настоящему тёплый день! Иду к корпусу и радуюсь солнцу, молодой яркой травке, трепещущим березкам и тому, что сегодня наконец-то выспалась. А вот и Лис… и опять в рыжем плаще. Как же он ему не идет! Да и его сегодня со мной... нет, словно этот весенний свет затмил тот, который… 
- Здравствуйте, Бет, - приостанавливается.
И лицо у него совсем не весеннее...
- Здравствуйте, Лис, - бросаю тихо и - мимо.
Потом при встрече в коридоре – так же, но услышала:
- Бет... - и подошел, смотрит вопросительно. (А глаза-то у него сегодня серые, без прежней голубинки.) - Хочу провести «Прямой провод» из клуба фосфоритчиков.
- Хорошо, проведем… из фосфоритчиков, - и запросто улыбнусь. (Видите, как мне свободно и радостно… без Вас?)
- Правда, я не знаю, какой там зал? (А я... хоть вешайся!)
- Я тоже не знаю... (К сожалению, ничем не могу помочь.) Но запишем из любого, ведь Вам же не обязательно, чтобы…
- Да, да, конечно, - перебивает. (До залов ли мне?) Да и тема рутинная, встреча с депутатами, жалуются на них. (Лицо-то его какое издерганное, жалкое. Может, сказать что-то под стать этому, пронизанному солнцем утру?) И говорю...  об РТЦ, инженер которого не хочет устанавливать камеру в АСБ, об АВМ, которое... (Господи, зачем несу ерунду?) Подходит Михеева, рассматривает нас, прислушивается. 
- Ну ладно, я пошёл, - Лис словно кивнёт на неё, - а то машина ждет.
- Да, да, конечно, - снова улыбнусь запросто. (Но захочется крикнуть: Лис, взбодритесь! Нельзя же так…) И вроде бы услышит... что-то вспыхнет в его глазах, но повернётся, зашагает прочь, унося ссутулившуюся спину и рыжий плащ… который так ему не идёт!
... Скоро у меня отпуск... Вот в такие дурманящие вечера, когда трепетность прозрачной июньской листвы напоминает о таинстве возрождения, то и в моей душе с новой, отчаянной силой вспыхивает желание любви.
... Иногда просыпается раздражение на Лиса из-за его маленьких предательств, и тогда душа наполняется серой гнетущей тоской, с которой невыносимо жить. Как возродить то, что освещало всё вокруг и придавало смысл?
... Лазаревское… Несколько дней моря, солнца, запахов зреющего винограда и иногда - ОН с томящей радостью и болью. Но время и расстояние уносили, удаляли, развевали грезы, поэтому и ЭТО удалялось, таяло, словно километры, протянувшиеся между нами, растягивали, разрывали мою, с такой любовью сотканную нить. Но когда всё вновь возвращалось, щемило сердце, - радостью ли от скорой встречи или болью от неисполнимого?
... Завтра – на работу. А сегодня по телевизору было приятно увидеть его в «Прямом проводе», но боюсь: а вдруг этот, с такой нежностью выстроенный «хрустальный замок» при встрече - на кусочки!»
 
Как же и мне знакомо это состояние давящей опустошенности от покидающей влюблённости! И в таком состоянии никто не может помочь, так что если бы она и была со мной откровенна, то не помогла бы ей. Но всё же удалось ей тогда сохранить свой хрустальный замок.
 
«Сижу в просмотровом зале... Да какой это зал! Так, кирпичная коробочка в нашем дворе. Но уютненько. Два кресла, шторочка на узком оконце, полумрак. Нина включает для меня проектор с мультиком, - надо выбрать к передаче кое-какие эпизоды, - а сама выходит. Но скоро возвращается с мальчиком, усаживает его в кресло рядом со мной. 
- Сын Сомина... Саша, - улыбается.
Значит, и Лис вот-вот войдет. И тут же слышу:
- Здравствуйте, Бела Эмильевна, - бросает, даже не взглянув.
И останавливается у двери, смотрит на экран. Он здесь, он рядом! И всё пространство вокруг меня наполняется аурой счастья. И центр излучения – я. И боюсь взглянуть даже на Нину, - а вдруг заметит? И чтобы развеять томящий зной… но зачем? продлить бы!.. говорю весело, как ни в чем не бывало:
- Ну что, Саша, интересный мультик?
- Не-е, скучный.
- Точно, - улыбаюсь и смотрю на Лиса: - Скука. Одно слово – соцреализм. - Лис переходит от двери к окну, и теперь я вижу только его силуэт. - Конечно, тебе, Сашенька, подавай уже не мультики, а ансамбль «Модерн-Токинг», -  и снова улыбаюсь, посматривая на силуэт Лиса (Вот, видите, как я с Вами запросто? Все ушло, всё забыто).
- Не нравится мне Модерн - бурчит Саша.
- А мне нравится, - отворачиваюсь от силуэта и замолкаю. (Ах, как же плохо справляюсь с собой!) Но слышу:
- А кто тебе, сын, больше нравится, наш Юрий Антонов или зарубежный ансамбль «Европа»?
Молчит сын. А потом тихо говорит:
- Антонов.
Лис смеется, а я:
- Конечно, конечно Антонов! Он понятный, поэтому и интересней.
И тоже смеюсь. (Как же счастливо, что мы вместе, вот так… И сердце-то как бьётся!)
- Конечно, интересней, - подхватывает Лис и смотрит на меня.
Ну да, да, он любуется мной! Ведь так красиво сижу в зеленом кресле, так идет мне этот белый пиджак, красная, открытая кофточка, а длинная юбка изящно обтягивает колено… Это лишь потом настигнет: посмотри на свои морщинки у глаз, на седеющие волосы, и ты еще хочешь быть любимой? И душу полоснёт отчаяние, и повиснет слеза на реснице, а тогда... Тогда вдруг вспыхнет на белом экране чёрное слово «конец», Нина начнет заряжать следующий мультик, Саша встанет, пойдет к двери, а Лис скажет:
- Сашь, так ведь еще… - (Ну, да он хочет, хочет удержать его, чтобы...) - Сейчас еще мультики будут.  
Но тот молча выйдет, а за ним и Лис.
... С постановочной группой едем на стадион отсматривать места для камер. Вхожу в наш автобус, сажусь на заднее сиденье, а моя ассистентка говорит:
- Садитесь, Бела Эмильевна, на переднее сиденье, специально для Вас берегли.
- Ну, если специально... – и привстала. 
Но вдруг автобус притормозил, я невольно схватила кого-то за плечо… Лис! Едет с нами? Так ведь не его передача. Наверное, по пути… Но на своей остановке не вышел. Значит, едет из-за меня? Операторы, ассистенты болтали, смеялись, а я… Как же томительно, счастливо было сидеть и знать: он здесь, он рядом!»
 
И снова почти полугодовой перерыв в записках. Наверное, в такие промежутки Бела отдалялась от Сомина. А, может, мешали семейные обстоятельства,- её дочери подрастали, а, значит, «подрастали» и проблемы. Вспоминаю, что говорила она мне тогда: отношения её двойняшек осложняются и ей снова и снова приходится искать «пути к их примирению», а это, - знаю по себе! - зачастую выматывает «окончательно и бесповоротно». (Её идиома, которую слышала не раз). Да и Сомин подбрасывал ей ситуации, при которых влюблённость увядает, как хрупкий цветок, попавший не в ту среду.        
 
«Летучка. Вхожу в холл, когда все уже сидят, прохожу в свой уголок, лавируя меж сидящими, сажусь в кресло. Неделю обозревают Лис и Кустовая, и сейчас говорит он. Интересно, что скажет о нашем с Жучковым «Экране»?
- Плохо, конечно, что режиссер со слайда на слайд переключался через бланк.
- Но ведь второй проектор не работал, разве не знаете? - бросаю.
- Ну… так объясните это телезрителю. (Лис, что с Вами?)
Но отвечаю