медленно вернул его к ней.
— Мне казалось, мы вдвоём не успеем выбежать из клетки, — он сделал слабый жест рукой, и плечи его дёрнулись в жалком подобии недоумения. — А у тебя… у тебя были все шансы.
Титька медленно приподняла бровь. Риск ради кого-то? Эти понятия были для неё чужими, как песок в новых подшипниках.
— И ты вот так запросто решил помочь мне?— в её голосе прозвучало недоверие.
— Да, — Сид почесал затылок, будто мысли шевелились под кожей. — Я видел молодую девушку, которой нужна была помощь.
Уголок её рта дёрнулся в усмешке, короткой и беззвучной, как падение ножа в песок.
— А если бы ты знал, что я бывший рейдер?
— Какая разница?
— Я тоже убивала людей…
— Разве их теперь оживишь?
Она уставилась на него, вглядываясь в его черты, пытаясь найти в них подвох, ложь, скрытый смысл. Но находила только усталость и боль.
— Но тебя же могли убить?— её слова стали тише, но острее. — Нельзя рисковать жизнью ради другого человека. Эти трое из тебя сделали бы котлету, прежде чем пристрелить.
Сид лишь пожал плечами, и этот жест был полон такой обречённой покорности судьбе, что аж зубы сводило.
— Ну, может, и не убили бы. Отпиздили бы, конечно, но не убили. Им крышки за товар нужны, а не труп.
Она замерла. В носу засвербело — противно, навязчиво, будто запахло чем-то горьким и чужим, чем-то, что не должно было касаться её, но коснулось. Чтобы скрыть внезапную растерянность, Титька резко, почти грубо, наклонилась к его раненой ноге и принялась разматывать грязный бинт.
— Давай посмотрю.
Её пальцы, привыкшие ломать и кромсать, вдруг потеряли привычную резкость. Стали почти… аккуратными. Почти бережными.
Даже БОБ, вечно болтливый и суетливый, застыл в проёме двери, вытянувшись в молчаливой стойке. Его оптический сенсор тускло светился в полумраке, беззвучно перемалывая данные этого странного разговора.
Где-то далеко-далеко, за горизонтом, грохнул одинокий выстрел. И после него наступила тишина — густая, полная, давящая. Лишь ветерок шелестел сухими колючками у входа в бункер, словно перешёптывался с тенями.
С ногой дело было дрянь. Края раны, ещё недавно просто воспалённые, теперь отливали зловещим багрово-сизым оттенком. Из-под самодельной повязки сочилась мутная, желтоватая жидкость, оставляя на бинте липкие, дурно пахнущие пятна. При каждом движении Сида по ноге пробегала горячая, нудная волна боли, обещающая в ближайшие часы лишь одно — адское воспаление.
— Завтра идём в Альянс,— твёрдо заявила Титька, присев на корточки. Её пальцы, грубые и уверенные, легли на его горящую кожу, заставив Сида непроизвольно дёрнуться. Она приподняла край бинта, заглянула под него, и её лицо стало каменным. — Там есть врач.
Сид скривился, впиваясь пальцами в край матраса, но звук так и не вырвался — лишь короткий, сдавленный хрип.
— Откуда ты знаешь? Ты там была что ли?
— Когда меня вели сюда… эти…— она резким движением головы кивнула в сторону клетки, где сидел слепой рейдер, — мы проходили через посёлок. Здоровяка укусил крысокрот, ему срочно требовался врач.
Она с силой дёрнула старую ткань, зубами оторвала полоску почище и принялась наматывать новую, жёсткую и неприятную повязку.
— Ворота нам не открыли — у них там или тест, или пароль чёртов… Но врачиха вышла. Сделала укол прямо там, на дороге… — Титька метнула взгляд на Сида, оценивая его бледное, покрытое испариной лицо. — Если и нам поможет — хорошо. Нет… — Она с глухим стуком хлопнула ладонью по прикладу своего гладкоствола, висевшего на плече. — Попробуем убедить.
— Угу, убедишь ты… пристрелят нас, как дурацких пролетариев… и дело с концом.
Глаза Титьки сверкнули ядом:
— Если у тебя есть варианты… предлагай. Разлегся тут...
— Да ладно чего ты….
Сид согласился бы даже если на месте врача оказался сам дьявол с раскалённой сковородкой. Лишь бы это жгущее, пульсирующее мучение прекратилось. Мысль о том, что до Альянса — полдня изматывающего пути по выжженной земле, а он не сможет проползти и сотни метров, вызывала у него тихий, холодный ужас.
— Только не дойду я… до Альянса.
— Я что-нибудь придумаю, —пообещала Титька, её взгляд скользнул по груде металлолома в углу бункера, выискивая возможности.
— Я могу помочь, сэр! — внезапно огласил тишину металлический скрежет БОБа. Его оптический сенсор вспыхнул энергичным жёлтым светом. — Моя конструкция позволяет транспортировать грузы до 500 килограмм!
— Ты прав, БОБ! — Титька резко поднялась и пошла рыться в кучу металлолома, через пару минут с силой выдернула две длинные, покрытые рыжей коррозией трубы.
II
Через час перед бункером поднялась настоящая адская буря.
Титька, скрестив руки на груди, с одобрением наблюдала, как БОБ лихо таскает пустые волокуши по двору, оставляя за собой пыльный ураган. Конструкция, собранная на скорую руку из троса, ржавых труб и обрывков брезента, больше напоминала орудие пыток, чем медицинские носилки. Металл скрипел и выл под нагрузкой, брезент угрожающе провисал, а ремни трещали при каждом неловком повороте массивного робота.
— Тише, ты, железный идиот!— крикнула она, когда робот в азарте чудом не врезался в клетку со Штырём. — Ты же не тачку с мусором повезешь, а раненого!
— Простите, мисс Ти!— БОБ тут же сбавил скорость, но его оптический сенсор продолжал светиться восторженным оранжевым.
Рейдер в клетке притих, прижавшись к прутьям. Его грязные пальцы судорожно сжимали решётку, а слепые глазницы была обращена к источнику грохота, ловя каждый звук, каждый обрывок голоса.
— Мисс Ти, но я могу увеличить скорость ещё на 15%! — скрежетал БОБ, гордо выпрямляя корпус и поднимая миниган.
— Ладно, посмотрим. На сегодня испытаний хватит. Завтра нас ждут великие дела. — Титька резко махнула рукой. — Отбой!
— Сэр, как ваши впечатления?— БОБ тормознул прямо перед входом, оставляя за собой две ровные глубокие борозды на земле.
Сид, наблюдавший за этой вакханалией с порога бункера, грустно покусал губы и вздохнул. Судя по безудержному энтузиазму его спасителей, живым до Альянса ему явно не добраться.
Титька, проходя мимо Сида, на мгновение остановилась.
— Там в подвале с десяток трупов, все пулевые… Кто-то хорошо повеселился.
Сид поёжился — ночевать на свежеявленном кладбище то ещё удовольствие. Но в Пустоши у покойников было одно неоспоримое преимущество — в спину они не стреляли.
Сид хотел еще что-то спросить, но Титька уселась пересчитывать патроны, вытащив ленту из минигана.
— Раз, два… шесть… десять… раз…
Пришлось молча проковылять к матрасу, опираясь на суковатую палку. Перебивать человека пересчитывающего патроны плохая примета, это каждому идиоту известно. Таких проблем на себя навлечёшь… в век не расхлебать. Можно, конечно, потом пук волос на голове черной ниткой перевязать и походить так с недельку, говорят помогает. Но Сид в эту ерунду не верил. Чепуха это всё. Перевязанный пук волос поможет если ты, к примеру, паука на пороге раздавил или задел покойника правой ногой, а от остального не поможет. Хочешь всю голову нитками обмотай.
Осталось только ждать когда Титька свои шаманские бормотания над патронами закончит. Она сидела, сгорбившись над ящиком, и её пальцы, быстрые и цепкие, перебирали тугие, блестящие цилиндрики, словно торговец чётки.
— Десять десятков это сколько? — спросила она, не отрывая взгляда от патронов.
— Сто — ухмыльнулся Сид — ты считать что ли не умеешь?
— Почему не умею?.. Это я тебя проверяла… — Титька хмуро покосилась на мусорщика, чего это он умничает?
— Ровно три раза по сто, три десятка и три. — доложила она с видом полководца, оглашающего диспозицию.
Конечно, следовало поднять её на смех после таких вычислений. Сид уже раскрыл рот, готовая язвительная шутка вертелась на языке… и тут же застряла в горле. У ног рейдерши безмятежно валялся её заряженный гладкоствол. Взгляд её, тяжёлый и прищуренный, напоминал атомную бомбу в последние секунды перед взрывом. Можно пошутить, но извиниться уже не успеешь.
— Триста тридцать три, — сухо констатировал Сид и демонстративно отвернулся к стене, принявшись разглядывать узоры из плесени.
Титька резко, с таким видом, будто это она только что решила сложнейшую математическую задачу, подняла коробку с патронами и направилась к БОБу.
— БОБ, иди сюда! Пока некоторые умники отдыхают, я тебя в порядок приведу.
БОБ весело скрипнул сервоприводами, словно пёс, услышавший зов хозяина, и подкатил к Титьке.
— Я готов к обслуживанию, мисс Ти…
Защелкали патроны, бережно укладываемые ею в ненасытное чрево минигана БОБа. Сцена была до неприятного обыденной.
Титька явно назло, с преувеличенной слащавостью, принялась любезничать с роботом:
— Я знаю, где краску взять. Мы тебя покрасим, подшипнички смажем, будешь как новенький, блестящий.
А этот железный флюгер, отвечал ей тем же металлическим, но подчёркнуто почтительным тоном:
— Вы так любезны, мисс Ти…
У Сида нервно задёргался глаз от ревности, а в виске застучала тупая, назойливая волна возмущения. «Это же мой робот! — пронеслось в его голове. — Это я его откопал на свалке. Это я настраивал его сраный модуль управления! Это я решаю, красить его или нет! Может, я вообще его на запчасти разберу, если захочу!»
Он сгрёб в комок край вонючего матраса, сжимая грязную ткань в кулак. В закипающей злобе буркнул пару ругательств. Эта выскочка, эта рейдерша, уже ведёт себя как полноправная хозяйка не только этого бункера, но и его собственности. А БОБ, железный идиот, только и рад этому вниманию. Предатель. Готов хоть сейчас на новую краску променять того, кто дал ему вторую жизнь.
У Сида выступили слезы бессильного отчаяния.
От предложенного Титькой ужина он отказался с таким видом, будто это была не тушёнка, а банка с электролитом. Запах вкуснейшего мяса, томлённого, с жирным соусом, наполнил спёртый воздух бункера, и нагло ворвался в его ноздри, не спрашивая разрешения. Сид вдыхал этот чудесный, дразнящий аромат, злясь на весь мир во всех его проявлениях: и на БОБа-предателя, и на Титьку-обольстительницу роботов.
А она с противным, звонким стуком ковырялась в консервной банке, демонстративно наслаждаясь его голодной пыткой.
Но больше всего он злился на собственное глупое, никому не нужное упрямство, которое теперь скручивало ему желудок болезненными спазмами.
Отдельное, персональное «спасибо» он мысленно выделил тем косоруким рейдерам, которые вместо того, чтобы честно прострелить ему голову и покончить с мучениями, умудрились продырявить ногу. Теперь приходилось принимать эти бесчеловечные страдания — и голод, и боль, и унижение. От нахлынувшей новой волны обиды и бессилия нога заныла пуще прежнего, пульсируя огненным ритмом, который казался насмешливым эхом его собственного голода. Будь прокляты ВСЕ!
III
На ночь Титька завесила окна бункера мешковиной, и это было похоже на то, как закрывают глаза усопшему. Сам бункер, вросший в выжженный холм, напоминал гигантский череп неведомого исполина, выбеленный временем и радиационными ветрами. Окна, теперь слепые, затянутые грубой тканью, были его пустыми глазницами, что всего несколько часов назад тускло слезились желтоватым светом керосиновой лампы в непроглядную пустошную тьму.
Она
Помогли сайту Праздники |