Ржавое Солнце Часть 1.

оставляющей сомнений в намерениях.
— Пошёл на хрен! —Титька не замедлила шаг, сунула ему под нос средний палец второй, свободной руки. Дэн инстинктивно посторонился, отпустил хватку, и она прошмыгнула в дом.
Она вошла в комнату, заперла за собой дверь на щеколду, прислушалась к удаляющимся шагам, и только тогда села на кровать Сида. Осмотрелась.
Вроде все чисто, но что-то не так. Ах да, кровать заправлена. Слишком аккуратно, одеяло натянуто, подушки взбиты и сложены стопкой.
Сид верил в приметы. Титька замечала пару раз, как он, то плюётся через левое плечо, то держит пальцы крестиком, перешагивая через труп. А заправлять кровать за собой — эта примета очень плохая, тут не один шаман не от шепчет. Вряд ли Сид на такое решился бы в здравом уме.
Сунула руку под подушки. Пистолет Сида лежал нетронутый, холодный и тяжелый. Не ахти какая улика, но вряд ли Сид ушел гулять по Пустоши без пистолета. Даже от тощего крысокрота не отобьёшься голыми руками.
Присела на корточки, вглядываясь в щели между половиц. Нашла на полу комочек глины, явно с берега. Смяла его пальцами, кусочек рассыпался в мелкую пыль, пахнущую озерной сыростью и тиной.
Под соседней кроватью, в пыльной тени, увидела левый ботинок Сида. Он лежал на боку, словно его сбросили с ноги в спешке. Запихивая ботинок в оставленный Сидом рюкзак, она задумалась, мысленно собирая пазл.
Вот как оно получается: переночевал человек, и ушел с утра пораньше по делам, пистолет бросил, робота своего бросил, рюкзак свой бросил… и в одном ботинке — «Налево ушел». Как сказал Суонсон.
Титька не поленилась, сходила на берег озера, благо оно было прямо напротив ворот. Вода стояла серая и неподвижная. Тут же на берегу, в сырой мякоти, и нашла то, что искала — стесанный носом лодки кусок дерна и след правого ботинка Сида с лопиной в виде буквы Y. И еще кучу мужских следов, вдавленных в грязь, больших, тяжелых, с глубоким протектором. Следы тех, кто сопровождал, не уговаривая.
«Ушел, говорите». Титька озлобленно посмотрела в сторону синих, наглухо закрытых ворот Альянса. Слово «ложь» витало в воздухе, густое и удушливое.
Остался последний штрих в поисках правды.
С севера снова наплывали тучи, тяжелые и свинцовые. Солнце скрылось за серое покрывало, погружая мир в унылые сумерки.
А Титька тем временем заявилась в магазин к Пенни. Демонстративно прошлась мимо прилавка, показывая конфискованную куртку, надетую поверх своей рубахи. Воздух у прилавка пах дорогим духами и предательством.
Отозвала Пенни в сторону, в узкий проход между стеллажами с консервами. Сунула под ребра пистолет, прижав ствол так, чтобы его не видели случайные покупатели:
— Где Сид?
— Не знаю, — Пенни попыталась улыбнуться, но вышло у неё плоховато, губы дрожали, выдавая страх.
Ствол пистолета настырно тыкнулся ей под рёбра, напоминая о серьезности намерений.
— Ты не понимаешь... Они убьют меня... — голос Пенни задрожал, длинные ресницы часто заморгали, словно она пыталась смахнуть назойливую муху или набегающие слезы.
— А я убью тебя сейчас, если ты не скажешь мне, где Сид. — Титька умела говорить убедительно, вкладывая в тихий шепот всю свою злость, — Не будь дурой, я не собираюсь трезвонить всем подряд о нашем разговоре.
Пенни отвернулась, взгляд её стал отстраненным, ушедшим в себя, в тот внутренний уголок, где прячутся самые постыдные тайны:
— В Комплексе… на другом берегу озера… их всех туда отвозят.
— Кого их?
— Синтов.
— Синтов?! — Титька удивилась, ствол пистолета дернулся чуть в сторону. — Разве Сид – синт?
— Брайан сказал, что твой Сид не прошел тест.
— Ты была там? Ну... в Комплексе?
— Нет… всё… отставь меня в покое. — Пенни поправила платье с показной уверенностью, пытаясь вернуть себе хоть крупицу достоинства, — у меня куча дел.
— Ну смотри… если врёшь, я вернусь и сделаю тебе шрам через всю рожу… и оставлю жить.
У выхода Титька обернулась, улыбнувшись растерянной Пенни оскалом, в котором не было ни капли веселья:
— И да, я курточку у тебя забрала… ты не обижайся.
IV
Потолок в комнате был испещрен мелкими трещинами, образующими причудливый, хаотичный узор, похожий на застывшую реку. Сид лежал на спине, разглядывая их равнодушным, затуманенным дремотой взглядом. Он ловил себя на мысли, что уже не чувствует привычного, грызущего дискомфорта. Нога, еще вчера пылавшая огнем, теперь была послушной и целой, будто и не было ни раны, ни гноя, ни страха перед гангреной.
Стимулятор доктора Патриции творил чудеса, окутывая тело призрачным, но таким желанным умиротворением. В этой тишине, под мерный стук капель за окном, мир казался почти безопасным.
Тихое уютное спокойствие вдруг лопнуло, как мыльный пузырь. Где-то за стеной, в гуще ночной тишины, жалобно скрипнул порог. Потом еще раз, уже ближе. Звуки множились, наслаиваясь друг на друга.
Шаги.
Не одинокие, а несколько пар сапог, отбивающих по полу слаженный, зловещий ритм. Их тяжелый такт, нарастая с каждой секундой, был нацелен прямо на его дверь. Сквозь остатки сна, словно обухом по голове, ударил леденящий спазм осознания — «Это за мной!»
— Мэнни, сюда! — голос Джейкоба Ордена прозвучал приглушенно, но четко и заговорщицки.
Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. В комнату, сметая тишину, вошли четверо: Орден и трое в одинаковой унылой форме — в коричневых клетчатых рубашках и потрепанных бронежилетах из грубой кожи. Даже при тусклом свете ночника их лица показались Сиду болезненно-бледными, неестественными.
Это было странно — только день тому назад стояла такая жара, что кожа любого бродяги темнела, как обугленная шкура гуля. А эти — белые, как выцветшие простыни, как призраки, явившиеся из-под земли.
— Вставай, синт! — бросил высокий, жилистый мужчина со шрамом, рассекающим бровь, видимо, тот самый Мэнни. Его голос был резким и не терпящим возражений.
Сид медленно, будто сквозь воду, приподнялся и сел, сжимая в пальцах край одеяла — единственную пока что опору в рушащемся мире.
— Я не синт. — прозвучало глухо, почти шёпотом. Он и сам слышал, насколько беспомощно и шаблонно это звучало.
— Все вы так говорите, — усмехнулся один из охранников, стоявший у двери. Усмешка была короткой и холодной, как удар под дых.
Сид почувствовал, как по спине, от копчика до затылка, пробежал противный, липкий холодок.
— Дайте хоть обуться, — пробормотал он, делая вид, что покорно наклоняется за своими грубыми, запыленными ботинками, валявшимися у кровати.
Пальцы, внезапно одеревеневшие и непослушные, дрожали, с трудом справляясь с простой задачей — завязать шнурки. А в голове, преодолевая панику, молнией пронеслась мысль, сложившись в примитивный, отчаянный план. План довольно простой: «Окно в двух шагах. Выпрыгнуть — крикнуть БОБу и нестись к воротам. За Титькой потом вернусь».
Им овладел единый порыв — бежать! Словно дикий зверь в западне, он рванулся прочь от пришедших, к темному прямоугольнику окна, за которым виднелась свобода.
Но охранники оказались на удивление быстрыми и проворными, будто читали его мысли. Конечно они ждали этого.
— Держи его!
Чьи-то цепкие, сильные руки тут же впились в его плечи, сковывая движение, другие принялись выкручивать руки за спину. Суставы взвыли от резкой боли. Сид попытался крикнуть, призвать на помощь, но в следующий миг ему в рот вбили кляп из грубой, пропахшей потом и грязью ткани, заглушив любой звук.
— Мммфф! — вырвался у него глухой, бессильный стон.
Он дернулся всем телом, пытаясь ударить ногой, оттолкнуть их, не зашнурованный ботинок слетел, и в следующий миг мир взорвался ослепительной вспышкой и пронзительной болью — кто-то от всей души ударил его прикладом по голове.
И наступила тьма.
Сознание вернулось к нему медленно, вместе с мерной, укачивающей качкой. Голова гудела, словно в нее поселился рой разъяренных шершней, а во рту стоял противный, медный привкус крови, смешанный с пылью. Сид понял, что лежит на чем-то твердом и неустойчивом, видимо на дне лодки. Сквозь грубую ткань мешка на голове не проникало ни луча света, руки были туго связаны за спиной, тело онемело от неудобной позы.
— Живой? — раздался прямо над головой тихий, безразличный голос Мэнни.
Прежде чем он смог что-то сообразить, кто-то коротко, с размаху пнул его ногой в бок, заставив крякнуть от боли и нехватки воздуха.
— Очнулся? Синт! — раздалось с прежней, будничной холодностью.
Лодка, подчиняясь ритмичным взмахам весел, плавно скользила по воде, увозя его в сырую, непроглядную неизвестность.
V
Тьма под мешком была абсолютной.
Сид ощущал только движение — его тащили за руки, плечи то и дело ударялись о выступы каменных стен. Влажный воздух пах сыростью, плесенью и чем-то химическим, от чего першило в горле. Где-то впереди капала вода, эхо шагов разносилось по узкому коридору, смешиваясь с далеким гулом вентиляции.
— Шагай живее, собака, — рыкнул кто-то рядом, и грубая рука толкнула его в спину.
Сид споткнулся, но его удержали на ногах. Внезапно под ногами исчез пол — ступени вели вниз, скользкие от конденсата.
Двадцать семь ступеней.
Он подсчитал автоматически, цепляясь за любую деталь, чтобы не сойти с ума от беспомощности. Его долго вели по коридорам. С начала он даже старался запоминать куда он сворачивал, но быстро сбился.
Сида завели в какое-то помещение с гулкими стенами. Пинком под колено, усадили на стул. Цепкие пальцы ловко привязали его ноги и руки к ножкам стула.
Чья-то рука сорвала мешок с его головы, больно ущипнув за волосы.
Яркий свет в лицо.
Он ударил по глазам, заставив зажмуриться. Когда зрение немного адаптировалось, перед ним предстала комната, прямая противоположность, той, что была в Альянсе. Кирпичные стены с оспинами выщербленного кирпича, покрытые черными подтеками. Тусклые лампы в проволочных плафонах, бросающие дрожащие тени. Клетки на возвышении — в одной из них что-то шевелилось, издавая непонятные звуки.
И она.
Женщина в грязном халате, видимо когда-то бывшим белоснежным. Ее волосы, собранные в тугой пучок, казались высеченными из мрамора. Холодные глаза изучали его, сквозь очки с толстыми стеклами, как хищный паук свою добычу.
Воздух в подвале был спёртым и тяжёлым, пах озоном, старым камнем и чем-то сладковато-медицинским, отчего слезились глаза. Она повернула лампу в его сторону. Яркий свет ударил Сиду прямо в лицо, выжигая остатки надежды и оставляя за собой лишь ослепительные пятна. Всё, что он видел — это смутные тени за световым занавесом и её силуэт.
— Я доктор Рослин Чамберс.
Голос ровный, почти ласковый, стерильный, как игла у шприца. Он тек, как мёд, но оставлял во рту противный привкус.
— А как тебя зовут?
— Сид.
Его собственный голос прозвучал хрипло и чужо, разорвав липкую тишину подвала. Она кивнула, и глянцевые ногти, алые, как капельки свежей крови, скользнули по потрёпанному корпусу прибора на столе. Движение было отточенным, привычным до скуки. Лёгкий щелчок. Её лицо, бледное и резкое в свете лампы, наклонилось к микрофону, и губы, подкрашенные в тот же отталкивающий оттенок, что и ногти, безжизненно выдохнули в сетку:
— Субъект С-144. Протокол инициации.
Она снова посмотрела на Сида, поправляя очки с толстыми стеклами. Взгляд за ними был плоским, лишённым глубины,