Как красиво сказано!» Лотарь же и Жуль схватились за животы и начали смеяться.
— Мы — варвары, а он аристократ!
— Из древнего патрицианского рода, корни идут с момента основания Ориса! Ты, чучело выдры, поди, в море на себя посмотри.
У тебя, Хрен, в Ругии все такие?
— Где? — переспросил Хрен.
— На острове Рюген в местности Шершавый бугор. Ты сам, Хрен, об этом нынче говорил.
— На Рюгене? А, ну, да, — замялся Хрен, а потом весело засмеялся от души.
— А шрамы на теле ты в боях с племенами орков и, как их, гоблинов получил? — c уважением спросил Роберт.
— Да, но большую часть в рабской неволе.
— Угу, — закивал головой Роберт, — против рабства нужно бороться, а то век воли не увидишь.
— Молодой человек, — обратился Хаттан к ругийцу, — если вам надоело общество алеманов, то пойдемте ко мне в палатку.
Она пустая. Невольник, который делил со мной эти ветхие шкуры, покинул нас. Или вам новые владельцы уже выделили собственную виллу?
— Имущество все мое при мне. Идем, — вздохнул Хрен. — Хотя, нет. Мой владелец не будет против, если я в море искупаюсь?
Хаттан сказал, что прецедентов по запрету на посещение воды не было. Ругиец обрадовался и пояснил, что до этого жил в неволе вдали от моря и водные процедуры принимал чрезвычайно редко.
Поэтому, несмотря на раны на спине и боль, усиливающуюся от соленой воды, он смоет с себя грязь и пот.
***
Актовый зал одного из предприятий набит под завязку. Мигуэль описал это, как большая комната, полная народу. Он рассказывал Грегори о своем сновидении на следующее утро. Рассказывал, как тот, стоя на высокой трибуне, вел повествование о своем посещении Десима. Вначале он делился впечатлениями о жизни на другом континенте, а затем из зала поступали записки, на которые ученый отвечал. Грегори слушал Мигуэля и кивал головой в знак подтверждения изложенного стражником. Далее Мигуэль, чтобы убедиться в том, что сон вещий, просил Грегори рассказать об эпизодах этого периода своей жизни. Грегори делился воспоминаниями, и, когда они совпадали с увиденным Мигуэлем во сне, охранник радовался и повторял: «Да, да, точно. Мне подобное снилось».
Естественно, Мигуэлю не могли за одну ночь присниться все выступления Грегори на собраниях заводских коллективов, перед жителями сельских хозяйств, в клубах при общественных организациях. Как обычно, он скупо, без комментариев излагал про жизнь идеологического врага. Грегори, честно сказать, уже порядком надоело рассказывать одно и то же по многу раз, но статус требовал. Теперь он стал значимой фигурой не только среди деятелей науки, но и в общественной жизни. О нем писала пресса от местной до государственной, и один раз показывали по визору.
Сидеть в лаборатории ему нравилось больше, чем быть публичным эластом. Грегори понимал, что любая популярность уходит и приходит, что его еще немного заставят покрасоваться на трибунах и все вернется на место. Одним из положительных моментов такой шумихи в будущем станет, как надеялся Грегори, увеличение финансирования его научных исследований и популяризация науки как таковой вообще. Так, возможно, и произошло бы, но пригласили Грегори выступать в День чиновника военного департамента перед аудиторией не ниже третьего уровня.
После доклада Грегори стали поступать вопросы. Он давал на них ответы. Военные слушатели особо ничем не отличались от гражданских, разве только дисциплиной в зале, более резким неприятием буржуинской модели развития общества и прямолинейными, заранее заготовленными вопросами. Еще одно:
в этот раз присутствовало большое количество эластов на высоких должностях. Они тихонько переговаривались между собой, постоянно поглядывая на докладчика. А к концу выступления в зале объявился эласт в невоенной форме, который присел в последнем ряду и стал конспектировать речь ученого. Этот эласт потом еще появлялся на нескольких аналогичных мероприятиях.
Он все время писал в своем блокноте, изредка поднимая глаза на Грегори. В этом месте повествования Мигуэль попросил Грегори поподробнее описать внешний облик этого соглядатая. Тот словесно нарисовал портрет этого чиновника. Охранник подтвердил сходство в одежде и повадках.
В одни из суток после очередного выступления эласт, конспектирующий высказывания Грегори, подошел к нему, представился, показал документ.
— Я имею желание вести с вами разговор. Вернее, желания у меня с вами общаться нет, но служба обязывает, — начал он.
— Нет желания или нет необходимости, тогда и время тратить нечего, — с пренебрежением ответил Грегори.
— Вы не спешите. Я хотел обсудить некоторые ваши высказывания, — продолжил этот эласт и полез в портфель за блокнотом.
— Перестаньте, вы что, без бумажки не в состоянии диалог вести? — ученый глянул на собеседника.
— Пожалуй, я достану, — он извлек предмет хранения высказываний Грегори, полистал его и зачитал: — Что может значит ваше высказывание «в системе управления Десима присутствует много положительных моментов»?
— То и значит, а по-вашему, там живут абсолютно деградированные личности, не способные управлять страной?
— Живут разные, но управляют буржуины. Вы считаете, что в них осталась хоть капля порядочности?
— В десимском обществе нет резкой грани между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Там любой эласт, будучи наемным работником, может скопить первоначальный капитал и открыть свое дело. Тем самым он превращается в буржуина. Вы ж не думаете, что как только он открыл свой небольшой бизнес, то стал кровососом и у него выросли рога и копыта? Эти ваши так называемые пролетарии, кто не раздолбай, в большинстве мечтают иметь свое дело. Собственное дело — это большая свобода в реализации жизненных планов.
— Вы сами верите в то, что сейчас произнесли? Вы занимаетесь пропагандой десимского образа жизни. Вернее образа жизни прогнившей его верхушки.
— Я, гражданин, с такими эластами общался, — хмыкнул Грегори.
— Правда, и при каких обстоятельствах?
— Я вам отчитываться обязан? Пойдите, почитайте. Там в управлении хранятся мои показания о поездке.
— Моя работа задавать вопросы, — пошел в атаку чиновник, — а ваша — отвечать.
— Я на такую работу не нанимался — перед тобой оправдываться. Меня просили рассказывать — я описываю увиденное.
— Вы мне не тыкайте, я при исполнении, я тружусь.
— Трудяга! — возмущался Грегори. — Ходит за мной по пяточной части нижних конечностей, корками трясет да записывает уже пятую лекцию подряд. Ты книгу обо мне издавать собрался?
— Нет, — замялся чиновник.
— Иди, работай, преступников лови. Что не нравится?
— Вы не совсем правильно излагаете жизнь на Десиме.
— А ты там был, знаешь как?
— Не был, но знаю, как правильно рассказывать.
— Так надо правдиво или правильно говорить? — спросил Грегори.
— Надо чтоб полезно для страны.
— Значит, правда этой стране не полезна?
— Этой, а какая у вас еще есть?
— Страна у меня одна, и пользы ей я принес столько, что сто таких балбесов, как ты, не принесут. А если не нравятся мои мысли, то не напрягайте меня с этими выступлениями. Можно подумать, мне нет больше работы, как трепать языком. Забыл уже, когда в лаборатории опыты ставил.
— Странно и даже несколько мелкобуржуазно вы заговорили после посещения Десима.
Рассказ о событиях, увиденных Мигуэлем во сне, подошел к концу. Все совпало, и он сказал, что почти уверовал в необходимости поиска Андрея. После рассказа ученого об услышанном из уст Марчеллы о Литисии и серьезной беседы мужа с женой не только тело Мигуэля стало принадлежать Грегори, но и душа. «Пошли, Григорий, нет у меня больше семьи, а точнее и не было никогда», — обратился вслух к другу Мигуэль. Марчелла посмотрела на мужа, потом на дочь и покрутила пальцем у виска: «Совсем мозги на телеге уехали от тела. И куда собрался?» «Нет жены и дочери — не для кого и работать. Поехали разбираться с Густаво, и сваливаем с Ориса», — сказал Мигуэль. Марчелла стала у выхода из дома и сказала, что не позволит мужу уволиться со службы. Тогда левая и правая рука со сжатыми кулаками поднялись вверх. Женщина отступила, а Литисия проговорила: «А за что ж мы жить теперь станем?» «Отец, дочка, кормить тебя будет. Настоящий отец. С голоду не пропадем», — демонстрировала оптимизм Марчелла. «Пошла вон с дороги, потаскуха», — крикнул на жену Мигуэль и шагнул во двор.
Разговор происходил в кабинете Густаво, откуда предварительно были удалены все уши.
— Раз уж мы здесь остались втроем, то надо разрешить все вопросы раз и навсегда, — Мигуэль глянул в упор на Густаво.
— Да? — удивился его начальник и огляделся по сторонам. —Ну, втроем, так втроем.
— Так вот, мерзавец, я увольняюсь и желаю получить откупные.
— Мигуэль, я знаю, люди шушукались, что с тобой не все в порядке, но это уж слишком.
— А драть периодически мою жену — это в порядке? — поинтересовался Мигуэль.
— Особенно если это жена твоего сослуживца, — своим хрипловатым голосом добавил Грегори.
— С чего ты взял? — разыгрывал роль невинного Густаво.
— Сама сказала.
— От дура! Чего еще она тебе намолола?
— Что дочь твою я растил.
— Узнал через пятнадцать лет, — скривился начальник тюрьмы.
— Мы ждем от тебя компенсации, — твердо проговорил ученый.
— Вымогаешь. С ума сошел. По тюрьме соскучился. Так ты ж знаешь, в этом заведении долго не держат. Несколько дней —и суд. За насилие над человеком при исполнении можешь схлопотать виселицу или в лучшем случае штраф. Тогда деньги ты мне платить станешь, а не я тебе, — ответил Густаво.
— А по мне, так все одно. Семью я потерял, а служить с тобой я не желаю, но нам золото нужно.
— Кому это нам? Говорят, зрения на один глаз лишился и рука левая почти не действует, а я его в охране держу, так он еще и права качает, — возмутился Густаво.
Правый глаз смотрел в сторону, а левый медленно развернулся и начал сверлить начальника тюрьмы. Потом Грегори опустил свою руку на ладонь Густаво и с силой ее сжал: «Эта рука, по-твоему, онемела, а?» Тот одернул руку и вскрикнул от боли. Грегори улыбнулся:
«Только пикни, и мы тебя здесь на месте четвертуем. Да, Мигуэль?» «Легко, Григорий, — разговор шел вслух. — Я, брат, умею и кости ломать и жилы доставать». Начальник тюрьмы явно испугался. Он наверняка бы позвал кого-нибудь из охраны, но из-за суеверий боялся демонов смерти керов и посчитал, что один из них вселился в Мигуэля. Густаво понимал, что разговор с ним ведут две разные личности. А керы могут и на расстоянии одним взглядом убить.
— Да неизвестно еще, чья Литисия дочь, — озираясь по сторонам, произнес он. — Думаешь, Марчелла с одним мной погуливала? Она сосала выгоду со многих состоятельных мужчин.
— Давай их адреса и банковские реквизиты. Разберемся, не помешает лишняя информация, — продолжал наезд Грегори.
— Чего хотите? Какого реквизита?
— Дядя, чего мы хотим, то ты нам и расскажешь и отдашь, —ученый скорчил страшную гримасу.
— Ой, — поежился Густаво, — все это в прошлом и только слухи.
— Но у тебя-то все взаправду с ней было?
— Виноват, было. Только я вашей семье столько добра сделал.
Устроил тебя, Мигуэль, на теплое место. Знаешь, сколько сюда попасть стоит на службу? А ты бесплатно. Марчелла
