спрашивал, почему так долго Грегори не выходит на связь. Матини удивился, как далеко Рэмлинсон продвинулся. Он уже может пропускать по каналу не только текст, но и целые файлы. Грегори долго скачивал программу, она оказалась слишком большой по объему. Потом согласно инструкции распаковал ее и запустил на сканирование всей системы своей машины. Новая программа предупредила о количестве времени, необходимом ей на проведение этой операции. «О, — подумал Грегори, — хватит, чтобы спуститься в буфет и перекусить. А позвоню-ка я по телефону Тою, пусть похвалится, чего он там напридумывал еще».
Они жевали печеное тесто и запивали прокисшим коровьим молоком.
— Рэмлинсон, колись, информационник, что за новою штуку придумал? — спросил специалист по элементарным частицам.
— Какую? — спросил Той.
— Какую, какую? Ту антижучиную программу, что ты мне сегодня прислал.
— Какую антижучиную? — искренне удивился Рэмлинсон.
— На четырнадцать тысяч, — ответил Грегори.
— А кто приносил?
— Световая почта, — фыркнул Матини.
— Нет пока такого инструментария, чтобы передавать целые файлы, тем более на четырнадцать тысяч единиц. Мой шлейф будет до твоей машины их двое суток нести с такой пропускной способностью. И ее не передаст никогда. Куча ошибок и помех на линии вклинится, и исказится конечный результат. Это технология будущего, скорого будущего. Оборотиков этак через дватри я тебе изображения и фото смогу посылать, а пока стучи по клавишам.
— Я ж в этом деле дилетант, но скажу, что…— А раз дилетант, то и не пытайся издеваться над профи, —прервал Грегори товарищ, хлопнул передней конечностью по плечу и пошел к себе. Отойдя шагов пять, остановился, обернулся. — Не обижайся, у меня процессор в машине сгорел. Не могу приступить нынче к работе никак, так что настроение на нуле.
— Так ты ее сегодня не запускал? — с тревогой поинтересовался Матини.
— В начале работы запустил, да дым повалил. Ничего, техники обещали завтра починить, — крикнул он на ходу.
Грегори бежал на свой этаж, не чувствуя нижних конечностей. Вбежал в кабинет — и к машине. Он хотел скачать полученную программу и отнести на легком носителе Рэмлинсону, чтобы тот оценил ее. Но ни результатов сканирования, ни, что самое удивительное, самой программы от в папках не обнаружил. Он тщетно запускал поисковик на имя, которое он сам присвоил этому антижуку-сканеру. Он не обнаружил даже ее следов. Программа самоликвидировалась.
XXVII
Да, невезуха полная. Второй раз срывается побег. Прошлый раз месяц пайку откладывал в заначку в шахте. Сухарь к сухарю копил. Для этого сушил кусочки лепешек и в тряпку в гроте заворачивал. Почти норму собрал. На тебе — грызуны нашли, добрались и сожрали, а что не сожрали, то, как в анекдоте, понадкусывали. Не, я все понимаю, что сейчас я не дома или в ночном клубе, не чипсы себе к пиву купил. Мне не в падлу после крыс сухари доедать. Но тогда они ж ничего почти и не оставили. Не стал бы я с горстью крошек в побег идти. Я сам сейчас хуже той крысы живу, что объела меня, поэтому чего заразы бояться от нее набраться.
На мне и вши, и блохи, и лишай. Крыса, та, может, гигиену больше соблюдает, чем я. Она, по крайней мере, хоть шерсть свою по осени да по весне меняет, а мне как выдали лохмотья с чужого плеча, так до сих пор ношу.
Ладно, ладно. Вру, заврался сам себе. Есть у меня цивильная одежонка. Кацавайка такая. По-ихнему туника называется. Не первой свежести, наш секонд хэнд отдыхает по сравнению с этим прикидом, но в ней можно было бы сойти даже за вольного в побеге, если б морда почернее была или гуталин под рукой. Увы, нет у меня гуталина, и одежонки той уже тоже нет. Хранил я и шмотки, и новые харчи в той же шахте каменоломни. Только завернул в кожу, натертую чесноком — от крыс и хомяков оберег. А ночью, на тебе, обвал горной породы. Камни похоронили и мою одежду, и еду. Облом во второй раз. Если привалило не сильно, то я откопаю этой ночью, но стремак. Может и самого похоронить повторный завал.
А что делать? Сил с каждым днем все меньше и меньше. Здоровья от каторги не прибавляется. Я не представляю, сколько без остановки пройти за раз смогу. И это ж не прогулка по бульвару в пятницу вечером. Ага. Идти придется по ночам. Красться, а не идти, ползти. Организм истощен, хавать нужно что-то дорогой. Допустим, фрукты на виллах можно было бы красть, так то ж лишний риск. Не, идти надо параллельно дороге, но на нее не выходить ни в коем случае. Благо, тут два светила ночью работают, ориентироваться легче, но и я заметнее становлюсь. А по ночам повозки, как мне объясняли, шныряют по дороге, только в путь.
Прется со своим добром в Орис на продажу всякая шушера. Заметят — и конец. Жалости тут к рабам нет. Причем даже у тех, кто вчера невольником был, а сегодня свободен.
И бежать нужно, и с пустыми руками не махнешь. Конечно, можно сидеть здесь сложа руки. Вернее, кайлом тут долбить, пока не протянешь ноги и тебе не сомкнут на груди руки. Можно, как Лиос Ксимена, аристократ хренов, понтоваться. Деятель нашелся.
Я всеми намеками предлагал деру отсюда дать. Тому предлагал, кто не в тягость мне будет. Так этот Лиос вначале вообще павлином ходил по лагерю. Потом рога ему пообломали, приперся ко мне: «Возьми в дюжину. У тебя вакансия есть, дровосек помер, место пустует». Взял. Человек, с одной стороны, он полезный, много чего в светской жизни патрициев шарит. Рассказал немного о нравах и обычаях высшего общества. Но бежать не хочет. Говорит, что будет ждать милости от императора или его сыновей.
Жди. Жди. Дурачок. Они его на бабки развели, потом на землю и собственность, а в конце еще и воли лишили. А он все с восторгом об императорской семье талдычит. Да, продул твое добро императорский сынок за неделю, а ты все прощения от него ждешь.
Когда я ему сказал, что он у своего императора такой же бесправный раб, как и я здесь, он обиделся. Пускай верит в доброго царябатюшку. Так легче с верой сдыхать ему на каторге будет.
Такие люди, как художник Даниель, верят в свою звезду. О, он так гордится своим талантом в рисовании и изготовлении скульптур! Как будто надсмотрщикам не все равно, какая у тебя профессия была на свободе. Долби мрамор и все. Но он сказал, что его талант так вот просто пропасть не может. Он не обычный писака картин по дереву и сырой фреске, а может создавать свои шедевры, как сам выразился, на основе растопленного воска, сырого яйца, маслом по холсту. Он, видите ли, и писарь еще. Способен сам добывать чернила из каракатиц и наростов на дубовых листьях. Зачем же ты, придурок, если такой талантливый, воровством на службе занимался и приписками, получал бы деньги за свой талант. Хотя, дай доступ любому чинуше к бюджетным деньгам, и он либо откаты брать станет, либо красть.
Кузнец Атик — мужик нормальный, но он боится идти в побег.
Он не видит в этом смысла, он никогда свободным и не был. Дед, отец и он рождались рабами и умирали. У Атика желание, чтобы его добрый хозяин выкупил и кормил, одевал, дал крышу над головой. «А как я буду вольным жить? Это надо обо всем думать самому, проблемы. А если денег не хватит, то помру на улице с голоду и холоду», — рассуждает он. Пусть тогда живет, как скотина в стойле. Хороший хозяин такую всегда накормит, подстилку поменяет, а потом и прирежет. Живи, братан, а я уйду. Не сегодня, так завтра. Уйду в республику. Далеко, правда, но надо. До ордена путь намного короче, но рабом там быть, говорят, хуже, чем в империи.
Еще и в дружбе орден с Мастрией. Чего доброго, выдадут как беглого. Сюда приволокут центурионы и в назидание другим кокнут.
Андрей сидел в забое на куске горной породы, и мысли роились в его голове. Он уже настроился на побег. В мечтах еще вечером пробирался по незнакомой территории к границе с республикой.
Но очередная неудача спутала все карты беглеца. Плохо, что он один в этом неизвестном мире, что нет такого человека, как Саша, которому он мог всецело доверять. А тот в свою очередь понимал бы его и разделял взгляды. Порядочных людей и образованных он и в неволе встречал, но как-то не срослась с ними дружба дальше товарищеских взаимоотношений. Он и еще с десяток рабов обтесывали мраморную глыбу в гроте. Факелы на стенах потрескивали, сжигая и без того недостаточное количество кислорода в воздухе.
— Осталось немного, — говорил один раб, — обтешем эту сторону гладко, чтоб легче волочь по проходу было, и выберемся на свежий воздух.
— Тут работы на полдня еще. Может, так потащим? — предложил другой.
— Устанешь цепляться за породу острыми краями. Доделаем и поволочем, куда спешить. А сейчас, братва, давайте передохнем, пока надсмотрщика нету, — сказал Андрей.
— Правильно, Андрео, работать всегда успеем, — ответил Лиос Ксимена.
— Сейчас дядька с палкой придет и даст по спине. Посидишь тогда, — неуверенно произнес Даниель, присаживаясь на камень.
— А ты, Даниель, работай, не отдыхай. Потом из этого мрамора сам себе статую на могилу выстругаешь и лапы вверх задерешь, — пошутил кто-то.
Художник и скульптор ответить не успел. В боковом проходе послышались шаги нескольких пар ног. Все вскочили, имитируя непрерывную работу. В проеме показались три фигуры. Одна из них была хорошо всем знакома. Это надсмотрщик над невольниками в этой части каменоломни. Другой был воин из центурии охраны, а третий вообще гражданский, если такое название приемлемо для этого строя. «Где он?» — спросил последний. «Вот, высокий с белой мордой», — надсмотрщик указал на Андрея. «Забирайте его, — приказал человек в гражданской тоге. — Ну и холод с сыростью у вас тут. Так и суставы простудить не долго».
Андрей рассуждал: «Не к добру приход делегации в таком составе прямо в подземелье. Что-то срочное. А что? Блин, может, завал разгребали и нашли мой схрон. А откуда они узнали, что он мой? Я там записки не оставлял. По сухарям не определишь.
По одежде разве. Но я ее выменял за одно дельце у вольного. Он несколько раз приезжал сюда. Если только нашли мое добро, а допрашивать меня будут не как подозреваемого, а из-за того, что я начальник дюжины. Мол, чего слышал о предстоящем побеге, какие настроения в массах. Не должны, вообще-то я ж не стукач. Да и стукачей показательно не выводят, а между делом спрашивают.
Не знаю, но ноет в груди».
Заговорил надсмотрщик: «Где твой механизм по распилке камня?» «В кузнице, у Атика лежал всегда, — с облегчением выдохнул Андрей, а про себя рассуждал дальше. — Значит ничего страшного. Зачем им понадобилась опять моя дисковая пила?
Нет, устройство по распилке мрамора я придумал нормальное.
Зубчатая передача позволяет намного быстрее, чем обычно, при помощи двух человек ровно распилить камень. Одна беда: нет пока технологии производства твердой стали, работающей при высоких температурах из-за трения на высоких оборотах. Затупляется дисковая пила. А проще говоря — приходит в негодность.
Зачем по-новому пилу изготавливать и тратить на это железо, если толпы бесплатных рабов вокруг?» Мысли Андрея прервал человек в тунике: «Моя госпожа выбрала для себя, вернее на могилу своего мужа, кусок мрамора.
Она не желает торчать тут на солнце среди рабов, поэтому ты должен своим механизмом отрезать интересующий ее мрамор с красивым
