Григорий Сковорода Симфония, наречённая Книга Асхань о познании самого себя

мимотекущая  вода? Погрузил ты весь ум твой, как олово, и плаваешь в ней, довольствуясь ею и уверившись на ней. Не о тебе ли пишется у  Иова: «Светом тебе тьма будет, уснувшего же вода тебя покроет». Не о тебе ли: «Река текущая — основание их». «Глаголющие: что сотворит нам Господь?»
Вот на что ты засмотрелся! Послушай Иова опять: «Да узрят очи его свое убиение! От Господа же да не спасется! Сей умирает в горести души, не вкусив ничто от блага, вкупе же на земле спят, гнилость их покроет, на день пагубы соблюдается нечестивый и в день гнева его отведен будет, и тот в гроб отнесен будет, и на гробищах побдеет, усладится ему дробное каменье потока, и вслед его всяк человек отойдет и пред ним бесчисленные». Восстань, несчастный мертвец! Возведи око твое и узнай себя! Не думаешь ли, что скверная гнилость составляет существо твое? Узнай же себя и уразумеешь, что лихва-то не самая истинная; тень твоя — не крепость мамрийского дуба, а бесчестье, цену подлинную внутрь закрывающее. Ах, человек в чести сущий, но не разумеющий себя. Почел себя за скота и сделался им. Земляной гроб  селением его стал. А почему? «Нарекли имена свои на землях».
Кровь (говорят в сердце своем) и плоть моя — я  есть: и что  еще, кроме этого? Что ты говоришь, безумный! Разве в тебе нет Бога? Лучше скажи, что того нет, что у тебя за существо почитается!  Не бывать  тебе никогда написанным на небесах. Ты говоришь, что  ничего нет, кроме земли твоей. Не бывать тебе Израилем. Разделить не смыслишь потому, что не понимаются тебе двое. Одно только запечатлелось твоим мыслям. Одна бренность начерталась на главе твоей, на пепельном сердце твоем, как Иеремия говорит: «Грех Иудин написан есть писалом железным на ногте адамантовом, начертан на скрижалях сердца их и на розах алтарей их». И немножко после вопиёт на таковых: «О нагорный (житель), крепость твою и сокровища твои в расхищение дам и высоты твои, грехов ради твоих, которые во всех пределах твоих, и останешься один от наследия твоего, которое дал тебе, и служить тебя сотворю врагам твоим в земле, ее же навел: ибо огонь разжег ты в ярости моей, даже вовеки гореть будет».
Вот и Аввакум: «В злобе созидающему град кровью и уготовляющему град неправдами!» И опять: «Горе лихоимствующим, лихоимство злое дому твоему! И устроив на высоте гнездо свое, и исторгнув от руки злых. Умыслил ты стыдение дому своему, убил людей многих, и согрешила душа твоя» (Аввакум 2:12). Если бы ты в себе самом мог различить честное от недостойного, никогда б не кричал на тебя Аввакум: «Сытость бесчестия от славы испей, и ты, сердце, поколебись и сотрясись» (Аввакум 2:16). А для чего? «Минула-де тебя чаша десницы Господней, и собралось бесчестие на славу твою» (Аввакум 2:16). Ведь ты ж слыхал о чаше спасения и что спасение «в силах десницы Его», а не в мерзости праха твоего. Так послушай же опять песенки аввакумовские: «В злобе глаголящему к древу, ободрися, восстань! И камень, возвысись! А то есть мечтание, и сие есть скование золота и серебра, и всякого духа нет в нем. Господь же во храме святом своем». Вот! Слышишь ли? Разве не идолопоклонник тот, кто, одну только видимость в себе  почитает? Так что ж делать? Собери растраченные по пустыням светским, по честолюбию, по сребролюбию, по сластолюбию мысли твои и войди внутрь себя. Минуй стены и завесу мертвой твоей храмины. Что пользы тебе волноваться по пустошам, забыв дом твой, храм Господен? Послушай, пожалуйста, Исайи, какая польза и мир из того: «Яйца аспидские разбили и ткань паучиную ткут» (Исайя 59:5). А что  из того следует? «И хотевший от яиц их есть, забив испорченное яйцо его, найдет в нем змия. Ткань их не будет на ризу и не оденутся от дел своих, ибо дела их — дела беззакония, ноги же их на зло текут, скоры пролить кровь; и мысли их — мысли об убийствах; сокрушение и бедность в путях их, и пути мирного не познали, и нет суда в путях нх...» (Исайя 59:6). Можно ли живее изобразить пользу светских дел?
Теперь, думаю, хорошенько понимаешь, что такое значит бесноватый, о котором Лука пишет: «Он имел бесов от лет многих и в ризу не облачался, и в храме не жил, но в гробах». Немного ниже: «Гоним-де будучи бесом сквозь пустыни». Сего-то Христос отсылает в дом свой, чтоб в доме своем искал царствия Божия, то есть благополучия своего и, узнав себя, увидел бы то, чего до сих пор никогда не разумел. Узнал себя Аввакум и вот что поет: «Господи, услышал голос Твой и испугался. Господи, уразумел дела Твои и ужаснулся». А какое ж лучшее сокровище, чем страх Божий? «Страх Господень,— говорит сын Сирахов,— возвеселит сердце и даст веселие, и радость, и долгоденствие»(Сирах 1:12). «Сколь велик, — говорит он же, — кто обретет премудрость! Но нет больше боящегося Господа».
Но должно  знать, что все бы боялись Господа, если б могли познать себя. Как долго Павел не знал себя? Наконец, немного вникнув в себя и услышав глас Господень, сказал: «Господи, ты кто? Что мне велишь делать?» И ему говорит: «Восстань и войди во град». Будто Павлу не доводилось быть во граде. Но разве в том  граде, о коем приточник говорит: «Брат от брата помогаемый, как град тверд и высок, укрепляется же, как основанное царство». Кто ж не знает, что творящих волю Божию называет Христос братьями своими? Там-де, во граде, скажется тебе, как поступать. А что ж есть воля Божия, если не закон? А закон что такое, если не власть и царство? И если Павел сказывает: «Вы есть храм Бога живого», то для чего нельзя сказать: «Вы есть град Бога живого»? Давид град Божий и гору Его за одно  представляет: «Во граде Бога нашего, в горе святой Его».
Но если Бог говорит, что Сион со Мною, то и град Его с Ним же, и дом, и храм Его. «И наречешься, — говорит Исайя,— град Господень, Сион святого Израилева». Удивительно было б, когда бы Бог любящих волю Его и творящих не назвал градом своим, назвав их у Исайи новыми небесами и новой землею. Всё это  жилье Божие.
А ты одно старайся: познать себя. Как ты сделаешься градом Богу, не слушая нетленного гласа Его? Как можешь слышать, не узнав Бога? Как узнаешь, не сыскав Его? Как же сыщешь, не распознав себя самого? Правда, что хвалится Павел человеком каким-то, но он сыскал его внутри себя: «Не живу я, но живет во мне Христос» (Галатам 2:20). А каким образом себя познавать?
И говорено уже, и Аввакум там же  учит: «Посреди двух животных познан будешь». Видишь, что  говорит, что Аврааму Бог: «Возьми мне юницу трехлетнюю...» Авраам догадался, растесал на половины ее. Многие подумали бы, что Авраам вздор и чепуху плетет. Никак! Авраам очень догадлив. Он слышит, чего себе хочет Бог в посвящение: «Святи их во истине твоей, слово твое истина есть». Кто же может сказать, чтоб в посвящение себе, то есть в познание истины своей, требовал Господь от своего Авраама волов, овец, тельцов, козлов? Не чепуха ли это? Да и чем отличается от скотов и зверей человек, не узнавший себя? Ведь слышим Давида, что человек, в чести бесспорно находясь, но не понимая находящегося в себе великолепного царствия Божия, совсем тем скотом сделался, не разумея истины Господней. Ягнёнок, например, пожареный и едомый в собрании истину любящих и союзом блаженной любви связанных приятелей  может в этой церемонии  тайно назнаменовать и в догадку разум наш привести, что человек ради благополучия своего должен себя посвятить Богу, то есть отдаться на искание и жевание точной истины.
Но это одна только церемония, то есть узел и тайный значок. Если ж мы этой шелухи, или корки, не проницаем догадкою, а, не разумея, следовательно, не исполняем,  тогда церемония, как орех без зерна, пуста. А почему? Потому, что не приводит мыслей к тому центру, для показания которого она и родилась. Если бы человек представился козлом,   и этому бы поверили,  но считать  его козлом  - дело пустое, потому что мысль слушателя на козле остановится, не дошедши до человека — тут-то всё на этом кончится. А что такое человек? Что бы это ни было: дело ли, действие ли, или слово — все то пустая пустошь, если оно не получило развития своего в самом человеке. Не всякое ли дыхание и не вся ли тварь изображена на картине священной Библии: небо, земля, море и все наполняющее их?
Но вся  разновидная плоть, вся  неизмеримая бесчисленность и видимость стекается в человеке и пожирается в человеке и как самое пространнейшее дерево, со временем ветшающее, и дряхлеющее, и исчезающее, в своем семени, как в мельчайшей точке, с ветвями, листом и плодами успешно скрывается. Все, что там только именуется, даже до последней черты, до крошечной точки,— все нуждою обязано в исполнение прийти в самом человеке.
Потому-то и Павел, поминая солнце, луну, звезды, ведет всё это в воскресение, то есть к человеку. Да и где ж быть в другом месте воскресению, когда сам  живет в человеке человек, который о Себе говорит: «Я есть воскресение». И о котором Павел: «Второй человек Господь с небес» (1 коринфянам 15:47). Да и за что только Павел не примется, всё  обращает в самый центр себя самого, будто претвердую пищу, крепчайшими зубами смолотую. Вот так же точно и Авраам. Он знал, что невеликая мудрость и никакая не святость убить барана, и что Бог не охотник кушать мясо телицы и пить кровь козлову, и что на тех, которые не смыслят (а может быть, сверх того и не хотят), к чему ведет и какое дело тайно означает эта церемония, ужасно гневается Бог: «Что, к чему мне множество жертв ваших? Милости хочу от вас» (Исайя 1:11). Слушай, Ефрем и Иуда!  Церемония дает вам тайный повод к тому, чтоб вам постараться узнать Бога. Сыщите и дайте Мне милость, а, посвящая Мне её, сами возьмете для себя её. Ваш суд и понятие обо Мне, и теперешняя ваша милость никогда и никуда не годятся. Я люблю ведь церемонию, она мне не противна. Она  может надоумить добрую и разумную душу. Не спорю. Но знайте , что паче всего милость Мне любезна — суд или ведение Божие. Вот конец всех ваших жертв и всех-на-всех тайн! А теперь, когда вы заблудили от предмета и от точки всех церемоний, так скажите, к чему они Мне, а следовательно, и вам? Что с них? К чему вам их иметь, если не хотите развязать загадку? Все то Мне не нужно, что  вам вредно. Столько уже веков мудрствуете в церемониях, и каков плод, кроме одних расколов, суеверий и лицемерий. Бездельники прикрылись этим фиговым листом в наготе своей. Глупцы основали на тени  блаженство свое. Неразумные ревнители породили раздоры раскольничьи, всенародное общество жителей вселенной, храм мой несогласием за одни враки разоряющие, желая ввести то, чего я никогда не желал, то есть чтоб во всех концах земных на одну меру и форму сшиты были церемонии и обряды. Отсюда непримиримые  вражды соседних земель, ненависти, а нередко и кровопролитие. Что ж это за такая превратность? Тот лабиринт, который должен  вас путеводничать к милости, отводит от неё. Так я ж вам говорю: бросьте их! Они теперь не что иное, как пустошь и мерзость предо Мною. Примитесь прямо за суд, за милость и за истину. Спросите вы Моего Давида, он вам скажет, что такое оно? А лучше спроси самого себя. Не один ты в себе, но и Я среди тебя. Узнай и внемли себе, услышишь тайно, немолчно вопиющий глас Мой. А слово мое, и истина, судьба, и милость, и имя моё — всё  одно.
Понимал всё это высокого сердца муж Авраам. Ревность его разжигалась к увидению Божию, а высокая душa его час от часу, как орел,