прекратились.
Прекрасно, сказал доктор, но что мы будем делать с этими алмазами?
Давайте снесём их на продажу ювелирам, предложил бескорыстный сыщик.
По дороге Ватсон вспомнил:
Послушайте, Холмс, а что это за странные стихи мы нашли в вашей комнате под шляпой?
Стихи? Под шляпой. Ах, да. Помню, помню. Это отдельная, очень удивительная история. Когда-нибудь я вам её поведаю. А пока поверьте мне на слово, что эти стихи написаны не мной.
Старенький ювелир почему-то не захотел бесценные камни даже в руки брать. Только глянул издали и буркнул:
Стекляшки не оцениваю.
17. ДРУГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Вас спрашивали.
Кто?
Один человек.
Что он хотел?
Видеть вас.
Вы ему сказали?
Сказал.
А как он выглядел?
Был огорчён и выглядел несчастным. В большой толпе он был бы неприметным.
А что вы ему сказали?
Простите, но сегодня вас не примут. Задачей новой сыщик увлечён.
Началось!
Нужно было продолжать начатое. Но продолжать расхотелось. Не было, на чём писать.
Холмс подумал и купил два пакета бумаги. Быстро исписал одну стопку и отложил в сторону. Ко второй стопке не притронулся: не было смысла. Не было нужных слов.
Что исчезает раньше, смысл или слова?
Когда вопросы задать некому, их задают себе.
Вопросов было много, но ответы всё не находились. Их не было вовсе, не могло быть, по-тому что пропала логика. Попробуй найти её, если неизвестно, что она из себя представляет.
Этот человек выглядел несчастным. Ему нужно помочь.
Кто это сказал? Холмс? Ватсон?
Слова возникли ниоткуда и ушли туда, откуда пришли. Действие без слов подобно лужайке для гольфа, которую забыли засеять травой.
Доктор, сколько раз я говорил вам: не думайте о двух противоположных вещах одновре-менно. Это всё равно, что одевать оба носка на одну ногу.
Как вы узнали? поразился Ватсон.
Холмс сузил губы так, что они совсем перестали быть видны, и загадочно улыбнулся угол-ками рта. Конечно, он мог бы сказать:
Очень просто. Я просто посмотрел на вас.
Но говорить не стал. Правда неинтересна. Вся прелесть жизни в тайне
Тот человек приходил ещё несколько раз. Дела шли всё хуже.
Они у меня ещё попляшут, угрюмо сказал великий детектив. Любопытно о ком это он? Неужели?.. Да нет, это невозможно!
Ватсон достал свой старый армейский револьвер, зарядил его и выстрелил в воздух. Воздух сотряснулся.
Послушайте меня. Преступление всегда отвратительно. Преступник всегда гадок, даже если это гора мяса, втиснутая в костюм от лучшего портного. И в том случае тоже, когда его большая голова неправильной формы вызывающе торчит среди узких плеч. Но всего противней его улыбка. Улыбка приятно отобедавшего людоеда.
Шерлок Холмс говорил ещё долго. И каждое слово его было правильным и напрасным. Люди в большинстве своём несчастны. Спасаясь от бед, подлинных и мнимых, они при-думывают могучих заступников и громко взывают о помощи. У нас вся надежда на идолов, ко-торых мы сами и изваяли.
Давайте запомним: идолы бесполезны.
Он снова приходил, тот человек. Он бесконечно огорчён тем, что из библиотеки Британ-ского музея украли рукописи Шопенгауэра. Не зря тот великий немец при жизни был настроен очень мрачно. Видно, предчувствовал, что стянут написанное. «Сотри случайные черты. Сопри бесценные листы». Похоже на стихи, правда?
Над этим стоит подумать, сказал бесподобный детектив и прижался щекой к скрипке. Так лучше думалось.
Наконец, Холмс отложил скрипку.
Я должен осмотреть место происшествия, сказал он.
Так и хотелось сказать: «Банально! Уши скукоживаются!»
Поехали, сказал Холмс.
По дороге великий сыщик тонко намекнул, что никогда не читал Шопенгауэра. Вы думаете, он был один такой? Ошибаетесь. И Ватсон, как ни странно, тоже не читал. Любой из людей, хорошо порывшись в памяти, обязательно найдёт какого-нибудь дальнего родственника или просто знакомого, за всю жизнь не прочитавшего ни одной строчки замечательного мыслителя, певца одиночества.
До этого дня Шерлок Холмс ни разу не был в Британском музее. Об этом он успел сказать несколько раз. А вот доктор Ватсон признался, что ему пришлось бывать там. Одна девушка назначила ему свидание около статуи, незаконно вывезенной с острова Пасхи. Добрых два часа дожидался добрый доктор. Но красавица так и не пришла. Неудачник решил в следующий раз назначать встречу с новой пассией в зале Рамзеса Второго. Не помогло.
Придирчивый осмотр показал, что все двери и окна музея находятся в полном порядке. Следов на полу тоже не было. Это говорило о многом.
А дальше всё было элементарно просто. Достаточно было одного взгляда, чтобы установить, что на той полке, где всегда хранилась рукопись знаменитого философа-пессимиста, почему-то лежит другая, давно невостребованная папка с диковинной надписью “Что такое “друзья народа”, и как они воюют против социал-демократов”.
Служители музея беспомощно разводили руками, а непревзойдённый сыщик достал лупу и начал рассматривать всё подряд. Больше всего его интересовали следы, заметные только опыт-ному глазу.
Что вы там увидели? настойчиво допытывался тот человек, который выглядел несча-стным.
То, что искал.
Достаточно ль увиденного вами, чтоб похитителя разыскать?
Надеюсь, что нет, спокойно ответил Холмс.
?
Надеюсь, что нет… на свете такого преступника, которого нельзя поймать.
Так его поймают?
Всё возможно. Но для этого нужно уметь ловить.
А вы, что вы намерены делать?
Как всегда: собирать факты и осмысливать их.
У вас уже есть гипотеза?
Ещё не пришло время строить гипотезы.
Время шло. Шли годы. Они шли быстро, бодро и бессистемно, как голодные солдаты, за-ждавшиеся приказа об отступлении.
Холмс, подал голос совестливый Ватсон, должен ли я напомнить вам, что преступник всё ещё не найден?
Это уж как вам будет угодно. Сейчас я пробую применить метод стягивающихся сегментов. Этот способ работает небыстро, но, если нам случайно повезёт, преступник от ответа не уйдёт.
Но я никогда не слыхал о таком подходе, растерянно молвил Ватсон.
Ignorantia non est argumentum, напомнил сыщик.
Ах, Холмс, не добивайте меня латынью. Я и так не могу до вас дотянуться, хотя очень стараюсь.
Дорогой Ватсон, чего бог не дал, в бакалейном отделе не купишь. Зато вы владеете вели-колепным литературным даром. Ужели для вас этого мало?
Конечно, я заслужил ваш упрёк. Но нормальный человек более всего стремится к тому, чем пока ещё не владеет.
Тогда постарайтесь всегда быть со мной чуть-чуть ненормальным. Раньше это у вас совсем неплохо получалось. Поймите же, Шерлок Холмс без Джона Ватсона то же самое, что дон Кихот без Санчо Пансы.
Но я никогда не слыхал, что Санчо Панса был биографом дона Кихота.
Это только потому, что в грамоте не был силён. Радуйтесь тому, что вы намного образо-ванней. Кстати, вы заметили, что среди всех читателей ваших увлекательных рассказов о Шеп-локе Холмсе я являюсь самым усердным? И к тому же самым снисходительным. Даже если вы перегибаете через край, я не тороплюсь подать голос протеста.
Дорогой Холмс, вы всегда говорили, как много внимания нужно уделять фактам.
Говорил.
А если фактов не хватает, или даже вовсе нет?
Я никогда не утверждал, что нужно собирать то, чего нет.
Так что же тогда?
Тогда нужно думать.
О чём?
Обо всём. Например кому могли понадобиться рукописи Шопенгауэра?
Не знаю.
Кто не знает, тот должен пытаться узнать.
Как?
Для начала я спросил бы себя: в каком случае я хотел бы почувствовать себя обладателем бесценных страниц, по которым пробежало перо мудреца, справедливо осуждающего челове-чество за то, что оно безрассудно отвергает великие умы?
Это было бы в том случае, если бы я сам чувствовал себя достойным носителем великого неоценённого знания, догадался Ватсон.
Правильно. Видите, как всё просто.
Так это были вы, Холмс?
Я.
Длинная пауза.
Зачем вы это сделали?
Молчание.
Зачем?
Не нашёл другого способа.
Ничего не понимаю. Так что будет дальше?
Подожду, пока истечёт срок давности преступления. А когда мне не нужно будет опа-саться строгости закона, я верну манускрипт. Газеты об этом растрезвонят на весь мир, и чело-вечество, наконец-то, заинтересуется великим Шопенгауэром.
17. ДРУГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Вас спрашивали.
Кто?
Один человек.
Что он хотел?
Видеть вас.
Вы ему сказали?
Сказал.
А как он выглядел?
Был огорчён и выглядел несчастным. В большой толпе он был бы неприметным.
А что вы ему сказали?
Простите, но сегодня вас не примут. Задачей новой сыщик увлечён.
Началось!
Нужно было продолжать начатое. Но продолжать расхотелось. Не было, на чём писать.
Холмс подумал и купил два пакета бумаги. Быстро исписал одну стопку и отложил в сторону. Ко второй стопке не притронулся: не было смысла. Не было нужных слов.
Что исчезает раньше, смысл или слова?
Когда вопросы задать некому, их задают себе.
Вопросов было много, но ответы всё не находились. Их не было вовсе, не могло быть, по-тому что пропала логика. Попробуй найти её, если неизвестно, что она из себя представляет.
Этот человек выглядел несчастным. Ему нужно помочь.
Кто это сказал? Холмс? Ватсон?
Слова возникли ниоткуда и ушли туда, откуда пришли. Действие без слов подобно лужайке для гольфа, которую забыли засеять травой.
Доктор, сколько раз я говорил вам: не думайте о двух противоположных вещах одновре-менно. Это всё равно, что одевать оба носка на одну ногу.
Как вы узнали? поразился Ватсон.
Холмс сузил губы так, что они совсем перестали быть видны, и загадочно улыбнулся угол-ками рта. Конечно, он мог бы сказать:
Очень просто. Я просто посмотрел на вас.
Но говорить не стал. Правда неинтересна. Вся прелесть жизни в тайне
Тот человек приходил ещё несколько раз. Дела шли всё хуже.
Они у меня ещё попляшут, угрюмо сказал великий детектив. Любопытно о ком это он? Неужели?.. Да нет, это невозможно!
Ватсон достал свой старый армейский револьвер, зарядил его и выстрелил в воздух. Воздух сотряснулся.
Послушайте меня. Преступление всегда отвратительно. Преступник всегда гадок, даже если это гора мяса, втиснутая в костюм от лучшего портного. И в том случае тоже, когда его большая голова неправильной формы вызывающе торчит среди узких плеч. Но всего противней его улыбка. Улыбка приятно отобедавшего людоеда.
Шерлок Холмс говорил ещё долго. И каждое слово его было правильным и напрасным. Люди в большинстве своём несчастны. Спасаясь от бед, подлинных и мнимых, они при-думывают могучих заступников и громко взывают о помощи. У нас вся надежда на
