гуннов. Я знаю Нискиню - женщин и детей он не тронет, а эти волки разгорячённые кровью схватки без жалости перережут глотки всем, кто попадётся им в лапы. Когда же всё закончится, то я думаю, Гуннимунд сможет с помощью Баламбера договориться с Нискиней и тот вернёт ему пленных. Ведь в конце концов Гуннимунд враг мне но не им. Если, среди молодых женщин окажутся такие, кто пожелает с оружием в руках стать рядом с отцом, мужем или братом... Пусть..., - это их выбор. Я возражать не стану. Всё понял? - Исполняй, да поживее.
- Ты Гайна, и все остальные, готовьте людей к бою.
- Сафрак, Алфей, вы подождите, у меня к вам особое поручение, - и, дождавшись пока все разъехались исполнять приказы, Винитарий тихо продолжил, - идите к своим людям и надёжно укройтесь от глаз неприятеля. Вы в прорыв не пойдёте, ваше единственное задание будет уцелеть. Уцелеть и спасти моего сына. Такое я могу доверить только вам. Я со всеми вместе попытаюсь пробиться вверх по течению и там, переправившись через реку мы, если удастся, укроемся в лесу и затем уйдём в горы. Тем самым я уведу за собой вражеское войско. Воспользовавшись этим случаем, вы проскочите на простор. В бой не вступайте, даже если увидите, что всем кто уйдёт со мной кроме как на славную смерть уповать больше не на что. Людей у вас достаточно, и если окажется на вашем пути какой заслон, я думаю, вы без труда его сметёте. А теперь давайте прощаться. Мне пора.
Обнявшись, наверное, впервые тепло, как родные братья, они расстались. А вскоре готское войско со всей скоростью, на какую оно могло быть способно после длительного перехода, бросилось на виду у неприятеля на прорыв, обходя его севернее вверх по течению реки. Но и враг, как выяснилось, не был слаб на ноги и, устремившись на перехват, возможности уйти от схватки противнику не дал. Завязался жаркий бой, смещавшийся всё выше и выше по течению. Почти окружённые неприятелем, быстро редели ряды воинов Винитария, но всё же, ему и горстке счастливчиков удалось пробиться и перейти на противоположный берег. Путь через лес в горы был открыт. Торжествуя, что смог осуществить то, на что почти не рассчитывал, Винитарий остановился, чтобы убедиться в том, что его план сработал идеально и Сафрак с Алфеем тоже благополучно вырвались из ловушки. Обернувшись, он увидел, как вдали ниже по течению, в клубах пыли, удалялась за горизонт, почти без помех переправившаяся через реку и вырвавшаяся на оперативный простор, конница Сафрака и Алфея. Громкий крик ликования вырвался из груди короля, но тут же он захлебнулся бульканьем крови. Стрела, выпущенная невидимым врагом, вонзилась прямо в только что трубившее победу горло воина.
Но зато Сафрак с Алфеем действительно без особого труда смогли прорваться в долину и уже вскоре их кони пили воду Данубия, а на противоположном берегу реки взору готов открывались, манящие спокойной и сытой жизнью, богатые земли римской империи. Где-то там вдали им уже мерещились привольные луга Фракии, где их ждёт покой и процветание. В их стане вновь воцарилось приподнятое настроение, которое впрочем, вскоре сменилось разочарованием и растерянностью.
Вернувшееся на следующий день, после того как Сафрак с Алфеем разбили лагерь на берегу Данубия, отправленное на тот берег посольство сообщило, что комит Фракии Лупицин запрещает им переправляться на территорию империи. В противном случае против них будет применена сила. Четыре дня стояли готы в полной растерянности, не зная, что им предпринять. Но случай сам подсказал выход.
Фракия.
События в римской провинции Фракия развивались со стремительной быстротой, и совсем не так как думалось подошедшим к Данубию готам во главе с Алфеем и Сафраком. Не успели они подойти к живописным берегам величайшей европейской реки и разбить там свой лагерь, как к комиту Лупицину прибыл посол от гуннов, молодой вождь-великан Ульдин, и потребовал в ультимативном порядке, чтобы римляне не смели принимать к себе готов-беглецов подданных Баламбера. В противном случае Баламбер, - заявил он, - в праве будет себя считать в состоянии войны с империей ромеев. Если же указанные беглецы уже переправились через Данубий, то ромеи должны немедленно выдать гуннам сына Винитария Витимира, а также Алфея с Сафраком и других готов которые будут ими указаны.
Лупицин, мысленно проклиная императора Валента за то, что тот вообще позволил готам перейти Данубий и поселиться в, до того как они явились, спокойных Мезии и Фракии, пообещал, что пока он комит, не один из опальных подданных Баламбера не перейдёт на римский берег Истра. Пообещал он совсем не потому, что испугался угроз неведомо откуда взявшихся, никому не известных гуннов и их царька Баламбера. Рим видывал врагов и более грозных но, где они теперь? Просто очень не спокойными поселенцами оказались эти готы. Не успели поселиться, а уже начинают выражать своё недовольство, начинают ему, Лупицину, предъявлять свои претензии. Да, конечно, и он не без греха, - присвоил себе, (но только лишь для того чтобы восстановить справедливость, ведь он заслуживает гораздо большего, чем имеет сегодня) часть тех денег и провианта, которые император выделил для своих новых федератов; да, возможно, из-за этого и голодают, и продают своих детей в рабство готы, но они продают и своё оружие, и это, как уверял себя и приближённых комит, великое благо для Рима. А коль уж они так ценят свободу и не желают отдавать своих детей в рабы, пусть работают, а не клянчат подачки. Рим им не дойная корова.
Но готы последнее время так распоясались, что терпеть это дальше стало невозможно. Начались грабежи мирных жителей, разбой на дорогах, всё чаще и чаще ему доносили об угрозах с их стороны в его адрес... Поэтому, буквально три дня назад, он вынужден был, только лишь исключительно в угоду императору, унизиться до того, что пригласил к себе вождей готов Алавива и Фритигерна для переговоров. Для них, как для приличных и уважаемых людей, был организован богатейший обед, подана красивая дорогая посуда, открыто вино, которое не побрезговал бы отведать и сам император, - а, они...
Этот неотёсанный вонючий варвар Алавив едва вошёл в залу, как тут же разразился бранью, начал хамить и грубить. Кому...? Ему, Лупицину, перед которым преклоняется и трепещет вся Мезия и Фракия. Нагло отказался от угощений, - не за тем, мол, пришел, чтобы возлежать рядом с ним и подобно прожорливым римлянам набивать свой живот, тогда, когда его народ голодает. К тому же начал угрожать, что если римляне не накормят, как обещали, его народ, то следующий раз придёт сюда вместе со всем войском и не уйдёт до тех пор пока не оставит такими же голодными всех горожан вместе с комитом. Кто, - какой уважающий себя римлянин, удержался бы после такого бахвальства, дикого варвара? Естественно не сдержался и он... Одного взмаха руки было достаточно чтобы стража разделалась с наглецом и его свитой. Жаль, выскользнул второй по значимости среди готов, но более хитрый, и потому даже более опасный для римлян, чем Алавив Фритигерн. Он единственный из прибывших к Лупицину готов, кто смог каким-то чудом пробиться и, к удивлению для всех, без каких либо видимых повреждений, спрыгнуть с высоченной крепостной стены вниз, где его подобрала толпа конных варваров горланивших у стен города, с которыми он, посылая в адрес римлян угрозы и проклятья, поспешил скрыться.
Конечно же, он не стал рассказывать послу гуннов, о происшествиях последних дней и обо всех тех неприятностях, которые ранее успели доставить ему, поселившиеся в Мезии и Фракии готы, ушедших от Атанариха вожжей Алавива и Фритигерна. Но всё же, на всякий случай, взамен за свою лояльность к Баламберу просил посла оказать и ему небольшую услугу. Услуга эта возможно и не понадобиться, дипломатично заявил он, но, если готы уже живущие на римской территории окажутся недовольные тем, что их соплеменников не пускают к ним на подселение и поднимут оружие против империи, оказать помощь в подавлении бунта. На что посол гуннов пообещал, что обязательно передаст просьбу комита Баламберу и надеется, что тот ничего против этого предложения иметь не будет.
В тот же день, но немногим позже переговоров с гуннами, Лупицин отказал прибывшим почти одновременно с Ульдином послам Сафрака и Алфея. А на следующий день, решив покончить с вконец распоясавшимися и пустившимися в открытые грабежи и набеги готами, побуждаемыми к мятежу, избежавшим смерти Фритигерном, Лупицин приказал стягивать к лагерю готов войска.
Вот этим-то случаем как раз и воспользовались Сафрак и Алфей. На третий день по возвращению посольства из-за Данубия, они вдруг заметили, что маячившие на том берегу разъезды римских всадников куда-то исчезли. Пустой казалась и одна из ближайших пограничных башаен, которые на расстоянии не более десяти миль друг от друга растянулись по всему противоположном берегу. Не было видно и регулярно, по несколько раз на день, проплывающих мимо их лагеря боевых кораблей ромеев. Они, конечно, не знали, что все войска Лупицин решил бросить на усмирение готов уже живущих во Фракии, но когда к вечеру стало известно, что большое войско гуннов находится в полудне пути от их лагеря и движется в их сторону, то Сафрак с Алфеем решили пренебречь запретом и, изготовив за ночь плоты, и привлёкши все плав-средства которые им подвернулись в округе, рано утром стали переправляться на римский берег. Так что когда гунны подошли к Данубию, то на его берегу, где ещё утром стоял лагерь и кипела жизнь, уже не было видно не одной живой души.
Переправившись через Данубий, Алфей и Сафрак решили как можно быстрее и дальше удалиться от его берегов, по возможности, не чем, не выдавая своего присутствия на римской территории. Но люди не птицы, не оставляющие в воздухе свой след, и не дано им подобно последним добывать себе на жизнь, перелетая с ветки на ветку. Всё что может взять себе человек от этой жизни, он берёт только лишь своим трудом. А каким трудом могли содержать себя готы Алфея и Сафрака, люди, которые на этот труд даже не имели права. Они в этой земле были чужие, они были вне закона. Но есть у людей ещё один способ как можно выжить в этом мире, при этом не здорово себя утруждая. И не просто выжить, но и жить вполне прилично, не нуждаясь почти не в чём. Этот способ знаком давно и им пользуются очень многие из сынов рода человеческого. К тому же способ этот очень прост. Нужно всего лишь присвоить себе то, что добыто трудом другого. Путей такого присвоения довольно много и один из самых верных и простых - отнять силой. Этот путь, проторённый ещё с незапамятных времён, как нельзя лучше подходит почти для всех, кто живёт по законам волчьей стаи или вообще не признаёт никаких людских законов. Поэтому им и решили воспользоваться переправившиеся через Данубий готы.
Когда к вечеру следующего дня пребывания на земле римлян на их пути показалось большое и богатое селение, то они решили не обходить его стороной, как это они несколько раз в подобных случаях делали раньше, а напасть на его жителей исключительно с целью пополнить своё скудное продовольствие. Но когда Сафрак уже готовился отдать команду к нападению, непонятный шум,
