завыл кто-то внизу. За дымом, мешающимся с хлорной пылью, ничего толком не было видно. Автоматчику, - а автомат сейчас был единственной и главной нашей целью, поскольку нападение как таковое явно было отбито, - видимо, осколками попало в лицо, - он бросил автомат.
- Давай – давай - давай!!! – раздался рядом крик уже так же лежащего на краю крыши Толика, всё ещё протиравшего глаза и отплёвывавшегося, - Дустом их, дустом!!
Я по смыслу догадался, что это нечто дезинфекционное, от насекомых, - из их с батей «тяжёлого детства».
- Толян, кончился дуст! – крикнул я ему, - Мочи его! Утащат автомат ведь!
- Вижу! – прорычал он, и прицелился. Бах! Бах! Грохнули его выстрелы. Щёлк! – приглушенно донёсся из подъезда выстрел батиного люгера. Схвативший было автомат бомж шарахнулся в сторону, выпустил его из рук, и, петляя как заяц, понёсся в глубь двора. Но, видимо, бомжи знали истинную ценность оружия в новом мире, - ещё один из ползавших в хлорном тумане схватил автомат, вскочил и «от живота» разразился длинной, в остаток магазина, очередью в сторону окна, из которого стрелял батя. И, размахивая замолкшим автоматом, вихляющейся рысью поскакал догонять своих удиравших подельников.
Бах! Бах!.. … Бах! – взводя курок, Толик тщательно выцеливал удиравшего с автоматом бомжа, но того то ли от страха, то ли от отравления хлоркой мотало из стороны в сторону, как будто бы он нарочно уклонялся от выстрелов.
Разрядив весь барабан, Толик ругнулся и встал с крыши.
- Ушёл. Вот ведь… Гад! Таракан поганый!.. Удрал вместе с автоматом! Прикинь – утащил, считай, наш автомат!.. – плачущим голосом причитал Толик, явно уже записавший автомат в пополнение нашего арсенала. Я тоже был в отчаянии. Если бы у нас как минимум одним стволом стало бы больше – смотришь, и мне какая стрелялка бы перепала. А то хожу тут как дурак, с одним ножом…
- Ай-яй-яй, не повезлооооо…- продолжал бухтеть Толян, пока мы спускались с крыши.
- Да ладно, Толян, чё ты как маленький, у которого игрушку отняли! – пытался по пути урезонить я его, - Главное-то что? Главное – отбились. Эти – уж точно больше не сунутся. Ну и… Теперь придумаем что-нибудь. Батя придумает…
- Батя… Твой батя придумает… - опять переключился на старую пластинку тот, - Если бы он манную кашу не жевал, уже были бы у нас автоматы… «Опа-а-асно!.. Зве-е-ерство!..» - явно передразнивая, проблеял он.
- Ивановна! – проходя мимо, он продубасил кулаком в дверь «наблюдательного пункта Башни», - Отбой воздушной тревоги!! Всему личному составу можно оправиться и сменить испачканное нижнее бельё! Хы!. – он критически обозрел свою одежду, увазюканную пылью, хлоркой и гудроном с крыши; и стал вытирать ладони о футболку.
Мы стали спускаться. По пути я капал ему на мозги:
- Толян! Насчёт бати ты не прав! Чо ты на него наехал? Батя хочет как лучше. Удерживает тебя от излишнего джигитства. Может благодаря ему мы ещё и живы, и сыты. А ты наезжаешь. Нехорошо!
- Хорошо-нехорошо… Защитничек, блин, нашёлся. Не благодаря твоему бате, а благодаря мне мы ещё живые!
- Ой, Толян, ты бы не зарывался, а?
- А что «зарываться»? Так и есть!..
Так, по пути препираясь, мы спустились на нашу лестничную площадку. На ней уже никого не было, а дверь в нашу квартиру – открыта.
Дома, в прихожей, нам навстречу метнулась Элеонора. Короткие джинсовые шортики, плотно обтягивающие круглую упругую попку; длинные загорелые ноги вдеты в тоненькие босоножки; красный топик с какой-то блестящей надписью, открывающий смуглый поджарый животик и обтягивающий упругие грудки без лифона, - эта коза и на расстреле постаралась бы выглядеть «секси». В глазах тревога:
- Толик… Ты не ранен?..
Толик краем рта, почти не разжимая губ, шепчет мне:
- Заботится, видал?.. Во как! – и ей:
- Чё пришла? – сказал же дома сидеть. Ранен, бля! Но ничего жизненно важного не задето! – он делает недвусмысленное движение тазом, и Элеонора, типа, смущается.
- На-ко, вот, - он прямо в прихожей стягивает с себя увазюканные футболку и штаны и суёт ей, - Постирать надо!
Элеонора явно опешила:
- Чего это я должна-а??.. - но Толик нарочито строго поднимает бровь:
- Не по-о-онял??.. – и она тушуется, прижимая к груди толиковы шмотки. Только морщит гладкий носик:
- Фу, что от неё воняет?
- Секретное оружие применяли, потому и воняет! Вундервафлю от Сергея! - поясняет Толик и спрашивает:- А где брателло?
- Олег Сергеевич ранен…
- Чё ж ты!.. – мы с Толиком ломимся в комнату, где над лежащим на диване на спине, голым по пояс батей склонилась мама.
ПОБЕДА ПАХНЕТ ХЛОРКОЙ
- Что он? – как был, в трусах, Толик брякается на колени перед диваном. С другой стороны от мамы так же метнулся я. В голове мгновенно проносятся самые жуткие картины: развороченный череп… простреленная грудь, кровавые пузыри из горла, как у Устоса. Меня начинает колотить, я на мгновение ничего не соображаю; когда батя поднимает голову и отчётливо говорит:
- Так, давайте-ка без ажиотажа.
Я не сразу замечаю, что батя, в принципе, выглядит неплохо; только бледен, и на груди повязка.
- Чо с тобой, брателло?? – орёт Толик, отпихивая локтём маму.
- Спокуха, братуха, - касательное. Жить буду, - в тон ему отвечает батя и улыбается.
Фффффуууу… Тут только меня попустило. Вот овца! – не могла сказать сразу, что неопасно. Я конкретно пересрался. И не только я. Толик вертит головой, и, найдя взглядом стоящую у двери Элеонору, показывает ей кулак. Та пугается:
- А что я… Я сказала как есть…
- Как есть! Да я уж чо только не подумал! – нарочито свирепо говорит Толик, - Накажу! Жестоко! Сегодня же ночью!
- Хи-хи, - коза сразу веселеет и, продолжая прижимать к груди толиковы шмотки, упячивается в прихожую, откуда слышится удаляющееся цокание каблучков по ступенькам. Пошла стирать, небось… Молодца Толик, молодца! Построил. Кто бы мог подумать! Надо бы мне тоже где козу «с ногами» найти, чтоб мне тоже стирала. Что-то в голове крутится Анька… Недооценивал я её, ой, недооценивал…
Рана бати действительно оказалась неопасной. Толик снял пропитавшуюся кровью повязку и осмотрел её. Я тоже заставил себя смотреть, хотя было здорово неприятно. Но после раны Устоса вполне терпимо. Я чувствовал, как моя «тонкая ранимая душа», как выражался батя, успешно обрастает толстой коркой, - я уже видел смерть рядом, трупы с разбитыми головами…
От размышлений отвлёк голос Толика:
- Неглубокая, быстро заживёт. Но, брателло, давай-ка её лучше зашьём!
- Да… Можно… - морщась, соглашается батя.
- Как это тебя угораздило подставиться?
- Рикошетом. Совершенно случайно…
Рана представляла собой кровоточащую борозду сантиметров в пятнадцать на левой стороне груди. Батя рассказал, как его цепануло, отрекошетив от стенки оконного проёма, когда последний бомж почти не глядя разрядил в направлении окна магазин. Батя укрылся за стеной, но от рикошета это не уберегло. Идиотская случайность! Но хорошо хоть что всё так относительно безобидно, не в голову, к примеру. Была бы не царапина, а стопроцентный покойник. Меня передёрнуло от одной мысли.
Пока мама кипятила воду и приспособления для операции, которые в том числе нашлись в запасах бати, поговорили об обстановке. Бомжики удрали, и утащили автомат, оставив своего главного валяться на тротуаре. Очень может быть, что они расстреляли все имевшиеся у них патроны. Очень обидно. Но ничего не поделать.
- Серый! – обратился Толик, - ты выскочи на улицу, глянь, что там у жмура в карманах. Чем чёрт не шутит – вдруг что полезное. А то приберут милые соседи…
Подумал и добавил:
- Причём самого жмура не «приберут», а вот в карманах, - лехко. Сволочная человеческая натура.
- Философ, блин… Постигший человеческую натуру… Сам бы сходил, - это батя.
- Я ща тебе зашивать буду. Не ссы, ничего не случится.
Я поднялся.
- Серый, Ивановне предварительно позвони, - пусть осмотрится. И сам оглядись сначала, - начал инструктировать батя.
- Да знаю я.
Ничего полезного у бомжа при себе не оказалось. Ворочать его было тяжеловато, но терпимо, - он лежал на плаще, я хотел проверить карманы и там. Я с ним не церемонился, и не испытывал никаких комплексов или такого уж отвращения к свеженькому упокойнику, - привык уже, что ли? На гоблинов, которых Толик стаскивал и выкладывал у помойки, мне смотреть было противно, - ну, я старался и не смотреть, - а тут легко… Схватил бомжа за штанину и перевернул набок, проверил карманы с одной стороны, потом так же – с другой. Никакой брезгливости не было: он был ещё свеженький, причём одетый во всё сравнительно новое и чистое, не успел ещё увазюкать. Даже бомжевской, подвальной вони от него не было – всё перебивал навязчивый запах хлорки, которая тонкой пылью устилала всё вокруг: асфальт, мусор на асфальте, гильзы на асфальте, траву на газоне, самого бомжа и его одежду. Пахло как в станционном каком-нибудь, провинциальном, только что вычищенном туалете. Удачно он продезинфицировался, ага.
Кто же его завалил? Я не сразу нашёл входное отверстие, бомж лежал на спине, раскинув руки; и белая футболка его с эмблемой Йельского университета была не окровавлена. Потом я уже заметил, что тёмная лужа плывёт из-под головы, и, взглянув ему в лицо, увидел порванную губу, какие-то крошки, видимо от зубов. Пуля попала прямо в рот, и прошла навылет – вот и лужа под затылком. Пуля, конечно, в таком-то ракурсе, - батина.
Толик бы попал сверху. Да и не прошла бы пуля из самоделки навылет. А, вспомнил. Правда, этого батя свалил, сразу.
Когда я вернулся домой, операция уже была в разгаре. Рану промыли кипячёной водой. Мама обработала края раны спиртом и Толик пригоовился сшивать. Мама взялась ему помогать, но тут же побледнела, присела на край дивана в ногах у бати и отвернулась:
- Я посижу чуть-чуть… Что-то мне нехорошо.
Толик же чувствовал себя в полном порядке:
- А чо тебе помогать – мне помощи не надо, сам справлюсь. Ничо сложного. Это же тебе не… не полостная операция! – он разулыбался, вставив «умное слово». Я внимательно посмотрел на него. Вообще у него это, скорее, маска – под дебила косить, он, блин, умный… Только прикидывается.
- Толян, заканчивай зубоскалить, шей, - поторопил его батя, - И комментируй при этом. Серому будет полезно…
- Я – Крыс, - чтобы что-то сказать, поправил я.
- Крыс… Было там что полезное, у жмура-то?
- Нет. Всякая фигня на кармане – сигареты, зажигалка, ножик говенный, пара патронов… Вот, два магазина к автомату я подобрал. Пустых.
- Ну. И то. Пригодятся, будем надеяться.
- Смотри, Крыс, - стал учить меня Толик, - рану в первую очередь следует очистить от грязи. В этом случае – тоже, - пуля рикошетная, да сквозь одежду, - могла затащить заразу. Если кровь идёт – кровь мусор немного сама вымоет. Потом кровь стараемся остановить, - кровопотеря штука неприятная. Как? Вот в таком случае, - просто прижать чем-нибудь, тампоном. У тебя есть в НАЗе тампон?
Я утвердительно кивнул и шлёпнул себя по небольшой поясной сумочке, куда батя буквально насильно «сформировал» мне НАЗ.
- Вот. Прижал, подержал, пока кровь не остановится. Если пулевое проникающее – то можно его заткнуть женским гигиеническим тампоном… Да-да. Он хорошо кровь впитывает, это и нужно. Потом, значит, надо промыть. Лучше чистой кипячёной водой, но в
