трэшевые ужастики… Коллекцию маминого «позитива» она смотреть после пары фильмов наотрез отказалась.
Теперь она предстала в камуфлированных брючках, покроя «милитари», явно из какой-то гламурной коллекции; и защитного цвета курточке с блестящими пуговицами и массой пряжечек, которая, очевидно, у неё тоже вызывала ассоциации с прикидом крутой героини боевика. На ногах – высокие шнурованные лаковые ботинки на толстой подошве. Мы-то давно уже походы «на мародёрку» воспринимали как обыденную, иногда грязную работу, соответственно и одевались. Батя взглянул на неё и ничего не сказал. Мне вообще было пофиг, хорошо что ещё один человек; если что дельное попадётся – легче тащить. Толик оглядел, и с подколом спросил:
- А боевую раскраску – забыла? Ну, боевой грим? Полосы такие на мордашке? Ну как же, куда ж без этого? Ты что, «Коммандо» не смотрела? Это ж основной элемент крутости!
Элеонора только заискивающе улыбалась, не рискуя дерзить в ответ; во-первых, зная на печальном своём опыте тяжесть толиковой пощёчины, во-вторых, уж очень хотелось выбраться из Башни «в город». Хотя батя сразу предупредил, что это типа не прогулка, а идём «на работу», возможно – опасную.
Ствола ей, понятно, не дали; а вот сумку, в которой, кроме инструментов, свёрнутые лежали ещё несколько сумок, навъючили именно на неё. Толик так ей это обосновал: «Ты, говорит, Элеонора, пока что самый неопытный, и потому самый бесполезный член мародёрского коллектива. И потому, пока что кроме как на таскание сумок ни на что не годна. По команде – падай, чтоб не попасть под пулю; по команде – беги; будешь тормозить – ушибу.» Вот и весь краткий инструктаж.
Сам Толик закинул на плечо большую сумку, в которой лежал один из автоматов; пару магазинов засунул во внутренние карманы джинсовки. Взял ПМ, мне дал («Временно, Крыс, временно!») свой наган. Батя снабдил нас своими самодельными гранатами, на корпуса которых он пустил толстостенные стеклянные флаконы из-под маминого, вернее, нашего, парфюма. Толик фыркнул, разглядывая их, что-то пробурчал про «самоделкина, которому только бенгальские огни делать»; но взял пару.
Батя заметил, что, судя по всему, банды гопников и бомжей, обожравшие и разорившие пригородные супермаркеты и крупные магазины в городе, делившие город до сих пор достаточно мирно, теперь вступают в период соперничества за остатки «ресурсов», за «кормовую базу» - ещё не отмародёренные жилые кварталы и мелкие магазинчики в них. Вот опасность вот так вот попасть на территорию, которую кто-то считает своей, и заставила нас всерьёз вооружаться.
На машине мы подъехали только до полпути, оставив её за стеной парка, замаскировав насколько сумели и поставив с ней пару батиных сигналок, сделанных из «сигнала охотника».
Мы уже «зачистили» ближайший квартал – в общих чертах, конечно. Периодически попадали на следы работы «коллег», но лицом к лицу ни разу не встречались. Как и они, мы в первую очередь брали продукты питания, кроме ожиданий довольно щедро оставленные эвакуировавшимися жителями, - все эти соленья\варенья, крупы и сахар, иногда – чай. Брали свечи, если были. Батарейки. Хорошую крепкую одежду и обувь. Инструменты, гвозди и шурупы, проволоку. Батя всегда брал электропровод, сколько бы и какого бы его не было. Ну и вообще, что нравилось и казалось ценным.
После моей находки в Башне мы с особым рвением искали тайники, и со временем научились их довольно быстро находить. Люди ведь прячут ценности примитивно, без выдумки. На кухне – в банках с крупами. Под хлебницей. Сверху подвесных шкафчиков, среди паутины и дохлых тараканов. В духовке газовой плиты, под газовой плитой. Как в Башне – приклеенными к задней стенке или днищу выдвижных ящиков. В цветочных горшках. Под коврами. В спальне среди чистого белья (бельё тоже брали, если возвращались налегке). За зеркалами, за картинами, в фальш-розетках. Попадались в богатых квартирах встроенные сейфы, которые Толик взламывал с особым удовольствием. Пачки никчёмной валюты мы всё же брали, хотя ходили слухи что вся прежняя валюта была с началом «острой фазы» БП аннулирована, страны вводили совершенно новые фантики для внутренних расчётов. Но внутри страны валюта хождение имела, вполне. Ну а в тур-вояжи в ближайшее время никто не собирался. Ну и, конечно, мы брали золото и серебро, ювелирку; но всё это попадалось редко. Меня всегда удивляло, зачем люди, уходящие из своих домов в неизвестность, оставляли дома «вечные ценности». Это можно было объяснить только одним: они не думали, что это надолго; они верили, что вот-вот вернутся… И, типа, не было смысла тащить на себе «на природу» те ценности, которые ни при каких условиях продавать не собирались.
Сегодня нацелились на длинную панельную девятиэтажку.
Батя с Толиком возились внутри уже третьей квартиры, мы с Элеонорой стояли на стреме. Прижился у нас этот жаргон уголовников-домушников, а что делать? Мы, по сути, и есть домушники – только не уголовники, уголовный кодекс благополучно «кончился» вместе с государственными институтами; осталось только право сильного, да «распоряжения» Новой Администрации, что, по сути, тоже являлось совсем не законами, а правом сильного…
Так что, по идее, мы и действовали «по закону»; только по новому, неписаному закону. Только и делов.
Выглядели наши рейды так: выбирали дом; машину оставляли где-то поодаль, маскировали по мере возможности. Ставили на неё сигналки. По пути к дому шли не стадом, а «построением» - с разведкой и арьергардом. Не хватало ещё на засаду, или на отдыхающую где-нибудь в подъезде группу гопов нарваться. Хотя теперь, конечно, с автоматом и гранатами-самоделками мы чувствовали себя намного уверенней, чем с короткостволом.
С фасада определяли квартиры, которыми стоило заняться в первую очередь, потом определялись в подъездах, по входным дверям. Если подъезд был явно жилой, или просто заперт – тот не трогали. «Не трогай других – и тебя не тронут. Может быть» - по такому принципу. Потом Толик с батей занимались замками, а я пас вход в подъезд. Замки вскрывали и отмычками – но редко, «квалификации не хватает», как говорил батя; чаще высверливали аккумуляторной дрелью. Батя всё говорил, что неплохо бы иметь бензорез – но бензорез нам пока нигде не попадался. Бывало и что замки не поддавались – тогда просто начинали заниматься другой дверью, благо пустых, нежилых квартир хватало.
Кстати, заметили интересную закономерность: что касалось продуктов питания, и вообще дельных запасов – это всё находилось отнюдь не в самых богатых по виду квартирах, с навороченными дорогущими дверями, стеклопакетами, обставленными ящиками кондёров и спутниковыми антеннами. В тех как раз не так уж много и было толкового, - гламурные никчёмные шмотки нас мало интересовали, как и навороченная аппаратура или статуи с фонтанами, - да, бывали и статуи, и фонтаны… Видимо, в богатых квартирах люди больше полагались на толстую чековую книжку, на счета с большими цифрами, на золотой и платиновый «пластик»; они не делали запасов «в натуральном выражении», или смогли вывезти запасы в свои загородные дома. Но в таких квартирах попадались сейфы и тайники, - а «рыжьё», золото на вес, стало одной из валют «нового времени». Вот в квартирах «со средним достатком» почти всегда обнаруживались и запасы.
- Они им теперь ни к чему, пускай их Администрация кормит! – приговаривал Толик, вытаскивая в подъезд сумку с домашней консервацией и мукой-крупами.
После того, как батя с Толиком паковали в сумки всё, на их взгляд ценное, они выходили в подъезд «отдохнуть», а мы с Элеонорой осматривались в квартире, беря что-нибудь и себе… Меня интересовали книжки, модели самолётов и коллекционные копии машинок; я уже собрал себе некоторую коллекцию. Элеонора же, как сорока, офигевала от всякой блескучей ерунды – «О, кулон от Булгари, ого!», «Вау, я такое колечко видела в последнем Космополитене!» - как дура, честное слово!
Мы не разоряли квартиры и не устраивали в них срач и погром, как это делали гопники, мы просто брали то, что нам было нужно и полезно. Как сельский житель, пойдя в лес по грибы, собирал, если попадалась, и ягоду. Для нас город стал нашим лесом, нашей зоной для поиска пропитания. Батя сказал, что те, кто таких выводов не сделал – умрут в эту зиму. Ещё он сказал, что скоро офигевшие от холода и голода в деревнях, непривычные к жизни в деревенских условиях люди начнут возвращаться в покинутый город, в смешной надежде, что «тут, может, уже наладилось»… Они там, в деревнях и палатках, в землянках эваколагерей, будут вспоминать, как хорошо, тепло и сытно было в городе, - и начнут возвращаться… Если их выпустит Новая Администрация, взявшая под контроль сельские поселения и организовавшая сеть сельскохозяйственных коммун… Едва ли им понравится, что разбегается рабочая сила. Нечего было куда-то переться, вот что! Почему люди решили,что куда бы они не смотались с родного, насиженного места – там будет лучше? Ну, имеющие родственников в деревне и сами наполовину деревенские – это ладно, но дачники-то куда? Куда попёрлись горожане в третьем поколении??..
Мои размышления у дверей в подъезд прервала Элеонора, на цыпочках примчавшаяся с верхних этажей, глаза у неё были девять на двенадцать:
- Крыс, там… Там гопники!!!
Пока батя с Толиком копались внутри квартиры, я сторожил у входа в подъезд; Элеонору же посылали подняться на несколько этажей выше и сечь обстановку из окна подъезда.
Этих орлов она и заметила первая.
К подъезду, укрываясь за стоявшими во дворе тут и там в изобилии неожиданно многочисленными брошенными машинами, приближались четверо субъектов, по Элеонориному описанию – явно гопников, и с оружием.
Я тут же подал сигнал бате с Толиком – «Опасность». Мы брали с собой пару батиных, бог знает какой древности, ещё начала 90-х годов, раций – для переговоров в доме. «На дальность», из Башни их всё одно не хватало, как я убедился. Как и насчёт всего, батя постоянно нудил, что «хорошо бы нам хорошие рации, вот, скажем… Или сканеры… И на Башню поставить хорошую стационарную, дальнобойную связь…» - но пока это были только мечты.
Мы здорово рисковали, оставляя маму по сути одну в Башне, ещё и без связи с нами. Но выхода не было. Мы старались уходить из Башни разными путями, рано утром, чтобы наш ход никто не срисовал. Мама запиралась изнутри, включала все батины сигналки и мины, и дрожала до самого нашего возвращения. Впрочем, заниматься мародёркой она сама наотрез отказалась.
- Ну и смотри пока свои позитивные фильмы, мы скоро вернёмся. С добычей, – как сухо сказал ей как-то батя.
Впрочем, «творчески переосмыслив», как он выразился, мой опыт с подачей сигнала во время «битвы Устоса», которая стала своего рода вехой в истории Башни, батя кое-что сделал. На крышу башни он поставил несколько коробок с фейерверками, найденными нами и в «Гекторе», и в специализированной секции одного из ближайших торговых центров. Вот для чего всегда нужен был провод, и в любых количествах, – по сигналу из квартиры фейерверки срабатывали, должны были срабатывать на крыше, салютом давая нам знать об опасности, угрожающей Башне и маме с
