силу; так, что лезвие топорика вошло в ногу наполовину. Тот только дёрнулся. Мне стало нехорошо. Элеонора негромко ойкнула и опять скрылась в глубине квартиры. Батя молчал.
- Я-сказ-зал-отвечать!!! Сколько вас? Как зовут?? С чьей банды? – с каждым вопросом он рубил гоблина топориком по ноге, рубил всерьёз, как мясо. Мне замутило, и я отвернулся к окну. Зверьё, бля. Хотя чего их жалеть. Но… Зверьё.
За спиной раздавались полные яростной злобы вопросы Толика, сопровождаемые сочными ударами в мягкое, и теперь гоблины отвечали буквально наперебой. Я так и не поворачивался, меня тошнило уже от одних только звуков ударов топором в живое мясо и кость.
Однако допрос такими методами оказался действенным, через несколько минут гоблины наперебой изложили всю нужную информацию: что их всего четверо, что навёл их на нас пацан «во-он из того дома, с третьего этажа», что навёл уже не первый раз. Сами они замки ломать не умеют или ленятся, и потому подстерегали таких вот мародёров, - удобно, и квартиры вскроют, и всё ценное упакуют. А что делали с самими мародёрами? Тут они несли что-то уклончивое, не то «отпускали», не то «а они убежали», - но судьба наших предшественников в этом доме была, в общем, ясна. Обрез и патроны отняли у какого-то селянина, привёзшего в город продукты менять на городские шмотки и видеотехнику. Продукты тоже отняли. Больше они ничего не конкретизировали, но почему-то складывалось впечатление, что отняли у колхозника и жизнь. Ребятки оказались вполне отмороженные. Все соседи, с одного дома. Сначала тусовались с командой некоего Ди Джей Иней, потом начались внутренние разборки, из-за баб, как я понял. Да ещё похужело с хавкой и пойлом; разодрались с бригадой, кочующей по соседству; и вот неделю назад Бруцеллёз, - это у них главный, решил с корешами типа отделиться и зажить самостоятельно. Ну и… Вот.
Закончив допрос, Толик, свирепо вращая глазами, сообщил гоблинам, что он каждого из них порвёт как пупса, если только хоть один приказ будет выполнен не точно, уж неговоря про невыполнение. С этим словами он саданул изрубленному гоблину, уже и не подававшему признаков жизни, топориком в голову – и оставил его там торчать. После этого по первой же негромкой команде, гоблины, несмотря на ушибы, шустро стали вставать и потянулись по лестнице вниз, неловко оступаясь со стянутыми за спиной руками.
- У выхода из подъезда стоять и ждать! Кто захочет убежать, - пробуйте, ёпт! Сделаю из него дикое мясо!!
- Ну чё, пошли? – как ни в чём не бывало, обратился к нам Толик.
- Ребятам можно бы это было и не показывать… - буркнул батя, подхватывая пару сумок.
- Ничё, полезно. Пусть привыкают.
Я спустился на площадку, осторожно перешагивая через лужу крови, натёкшую из-под гоблина с торчащим в голове топориком; взял одну из сумок и пошёл к выходу. По-прежнему немного мутило. Элеонора шла следом, старательно отворачиваясь от трупа, физиономия у неё стала явно бледная, что было видно даже в полусвете подъезда.
Гоблины, как миленькие, стояли у подъезда. Спускаясь первым, я уловил горячечный гнусавый шепот:
- …Куда-куда, в разные стороны, идиоты! Не побежит же он за всеми!.. – но видно было, что они слишком деморализованы только что увиденным зрелищем, чтобы тут же так рисковать. Это им не самим глумиться; когда предметно показывают, что ты сам такое же мясо, как и твой изрубленный товарищ, - это, конечно, самомнение вместе с инициативой здорово отшибает.
Следом вышла Элеонора, и батя с Толиком, гружёные хабаром и инструментами. На выходе батя трофейное ружъё для подводной охоты вместе с гарпуном сунул в решётку ливневой канализации и свернул его буквой «Г», оставив там и торчать.
Уже возле джипа гоблины, уже понявшие что их «гонят в плен», сделали попытку садиться на заднее сиденье, но Толик со словами «Да вы очумели, уроды!» пинками выгнал их, и велел забиваться в багажник. Как они уместились – не знаю, всё же три достаточно здоровых парня, да ещё со связанными руками, - но Толик забивал их туда буквально пинками, и как-то они там уместились. Сложились как Тетрис. Сумки мы погрузили на заднее сиденье, и кое-как с Элеонорой устроились на них; но уж в любом случае с большим комфортом, чем гоблины в багажнике. А что? – выезд был не напрасный…
По дороге домой Толик всё хохмил, вспоминая, как Элеонора разыграла отморозков.
- Да, красота плюс актёрские данные, - страшная сила! – говорил он, подмигивая ей в зеркало заднего вида. Бледная Элеонора вымученно улыбалась. У меня же тошнота почти что совсем пошла.
Остановились около арки возле нашего дома, которую со стороны проспекта загораживал обшарпанный грузовик с надписью «Продукты» на кузове-кунге, почему-то стоящий прямо на тотуаре и загораживающий арку от проспекта. То ли он случайно тут оказался, то ли Толик его подогнал специально, но удобно он стоял.
Толик объехал его, и аккуратно зарулил в арку. Со стороны двора она была частично закрыта остовами двух сгоревших машин, и вся закопчена – да, горели тут неслабо машины пару месяцев назад, и никто не почесался ни тушить, ни убрать сгоревшие.
Из открытого багажника слипшихся, слежавшихся как шпроты в банке, гоблинов пришлось выковыривать «одним куском» - так они сплелись. Грохнулись на асфальт все втроём, приглушенно взвыли, - и уже там распались на индивидуальности. Елозили по асфальту, не в состоянии сразу встать, выли, плакали и матерились. Мы вытащили пока сумки, Толик запер машину, поставил на неё сигналку. Нет, не автосигнализацию-пиликалку, а батину самоделку, сделанную на основе безпроводного дверного звонка, который раньше стоял «на охране» подвала. Сейчас он жалел, что всего-то пару их купил в своё время, пожадничал; а штука оказалась полезная, нужная, - при попытке открыть дверцу у нас дома звенел звоночек. Можно было принимать меры. Полезная штука дистанционка, там хотя и заявлено 150 метров, - до нас хватало, мы проверяли.
Ещё одной защитой машины было то, что бензобак был на замке, да Толик что-то снимал в моторе. И уж на крайний случай, в виде психологического воздействия, не лишнего, впрочем, на приборный щиток он клал картонку с лаконичной надписью: «Тронь машину – и тебе отстрелят яйца». Пока никто не трогал.
Наконец гоблинов пинками удалось поставить на ноги и гуськом погнать по проспекту, держась поближе к стене дома, к входу в магазин под Башней. Там, осмотрев дверь и не обнаружив по контролькам следов вторжения, батя отомкнул замок, и мы просочились в магазин. Гоблинов положили лицом в пол, пока батя открывал холодильник, маскирующий вход в подъезд, сигнализировал наверх что идут свои и отключал подачу питания на мину. Отключил, повертел головой, сказал:
- Есть у меня ещё тут задумки… С потолком связанные. Так что гоблины эти во-время, фронт работ им обеспечим…
Пока он копался, Толик сделал попытку притиснуть Элеонору, всё с шуточками и прибауточками; но та вдруг довольно строптиво высвободилась, отошла в сторонку, и я слышал, как она тихонько спросила Толяна:
- Толик… А того хулигана рубить обязательно надо было?..
На что Толик, потерев пальцем переносицу, ответил ей вполне отчётливо:
- Детка, поверь, это было НЕОБХОДИМО! Их нужно было, во-первых быстро, по горячим следам, допросить, - то, что называется «экстренное потрошение»; во-вторых их надо было запугать, чтоб не вздумали ерепениться. В-третьих, это совсем не «хулиганы», как ты выразилась – они сюда не пописать в подъезд зашли, они нас убивать зашли. И заметь, я кромсал только того, кто и без того был уже не жилец; а этих… работничков, я и пальцем больше не тронул – только сплошное психологическое давление!
Хорошо «психологическое давление» - я, когда ещё шли от машины, заметил что у всех троих гоблинов штаны реально мокрые. Обоссались со страху, шакалы; причём ещё, видать, до погрузки в машину, от ожидания своей очереди быть порубленными в шаурму.
- Так что не бери плохого в свою рыжую головку, - всё, что надо в неё брать, я тебе сам дам, гы-гы… Ну-ну, не дуйся, Рыжая, я пошутил. Ну, не дуйся; иди ко мне, актрисуля…
Много ли тёлке надо – Элеонора тут же начала оттаивать. Да я и сам не видел уже ничего особенного в том, что Толик сделал с прибитым гоблином. Впрочем… Что-то, какой-то червячок в душе всё же вертелся. Всё-то Толик делает правильно, всё верно; но как-то так механистично, так жестоко, что от этой «правильности» так и тащит могильным холодом…
Тут батя позвал нас уже с той стороны стены подавать сумки, и я отвлёкся от мыслей. После сумок пинками загнали в дыру гоблинов, влезли сами, батя опять привёл в действие «системы защиты».
Гоблинов погнали на шестой этаж, втолкнули в ванную, Толик закрыл и подпёр дверь, пообещав «незабываемые впечатления» тому, кто попытается выйти.
- Кого это вы привели? – с тревогой спрашивала стоящая в открытой двери мама. Гоблины, понукаемые Толиком и сопровождаемые мной, спотыкаясь протопали мимо неё.
- Это хулиганы, бандиты, эти… гопники! – пояснила ей Элеонора, - Они нас убить хотели! А меня… Тоже убить… Мы их в плен взяли!
- Я просто себе места не нахожу, когда они на свои вылазки уходят! – поведала ей мама, - Теперь вот эти пленные…
- Так поедемте следующий раз с нами! – простодушно предложила Элеонора.
- Я? На это? На разбой??.. Нет! – и мама скрылась в квартире, откуда уже донеслось, - Зови их кушать минут через двадцать.
За обедом определились, где и как содержать пленных. Кстати, слово «пленные» никому не нравилось, и батя предложил определиться с новым термином. Дискутировались «рабы», «быдло» (предложил Толик), «пахари»; «сотрудники» (предложила мама, что с хохотом срузу было отвергнуто), «скот», но остановились на моём – «пеоны», - трудяги из моей любимой игры «Варкрафт».
Батя сказал, что организует сейчас им цепи – мы давно ещё зашопили целых несколько мотков блестящих цепей разного размера в одном из хозяйственных киосков на стройрынке.
Пока после обеда батя с моими комментариями рассказывал маме о произошедшем, а Толик сонно кемарил в кресле, Элеонора разложила на журнальном столике свои фенечки, собранные в оприходованных нами квартирах: какие-то колечки, бусики, серёжечки и браслетики… Всё блескучее; и не больно-то, судя по всему, дорогое; но она тут же всё это разложила в ряд, потом стала перекладывать с места на место, примерять и рассматривать. Это, я смотрю, женское, - даже мама, внимательно слушая нас на кухне, нет-нет да бросала взгляд в гостиную, на Элеонорины манипуляции с блестяшками. Тут она мне кое-кого и напомнила.
- Толян! – говорю.
- А? – он открыл глаза, - Пошли, что ли?
- Не. Слыш что. Надо Элеоноре тоже кличку придумать. Как мне.
- Ты ж сам захотел?
- А то! Вот и ей дадим.
- Погоняло? Давай. А какое?
- А вот взгляни на неё, - кого напоминает?
Толик всмотрелся в Элеонорины занятия, ухмыльнулся.
- Да чёрт знает. Ты что видишь?
- Да белка! Глянь! Натуральная Белка – с орешками!
- «А орешки не простые, всё скорлупки золотые!» - процитировал кого-то прислушивавшийся к нашему диалогу батя.
- Гы. В натуре.
Раскрасневшаяся после обеда Элеонора, перебирающая блестящие безделушки, действительно больше всего напоминала белку, - аккуратную такую, модную рыжую белочку в
