тучу, начинало подниматься в нем от спинного мозга вверх, погружая сознание в темноту. Он знал, что это – предвестник временного безумия, когда им начинают овладевать галлюцинации.
Герман поспешил сесть в кресло, стоявшее в гостиной напротив телевизора с большим плазменным экраном.
И вот уже кресло превратилось в царский трон, а сам он – в преемника грозного царя Вавилонского царства. Корона, которую кто-то надел на его голову, была ему не по размеру, отчего, казалось, сам мозг сдавило обручем и окружающее стало восприниматься в каком-то голубовато-розовом тумане. Экран телевизора увеличился до размеров стены. И на этой стене огромная кисть человеческой руки стала выводить слова, смысл которых не удавалось постичь. На крик царя, больше похожий на львиное рычание, прибежали придворные и тоже с ужасом уставились на стену, где светились непонятным светом три слова. Кто-то властным голосом повелел: «Привести сюда Даниила!». Этот старик, еще в детстве доставленный в Вавилон из разгромленной Иудеи, со времен Навуходоносора считался непревзойденным толкователем снов царя.
Царь голосом Германа спросил Даниила: «Что здесь написано?».
- Здесь написано: «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН».
- Можешь растолковать?
Даниил в смущении опустил голову.
Вид царя принял устрашающий вид. Пытаясь быстрее разрядить обстановку, не сулившую никому ничего хорошего, визирь, слегка толкнув в бок Даниила, потребовал: «Толкуй не медля!».
-Царь, ты, верно, забыл, как был наказан Господом Небес за свою гордыню твой предшественник на троне - царь Навуходоносор,- теперь уже спокойно глядя в глаза царю, начал Даниил.
- Ты и вельможи твои, жены твои и наложницы посмели осквернить сосуды Того, в руках Которого дыхание твое. За это и послана от него кисть руки и начертано это писание. Вот – и значение слов:
МЕНЕ – исчислил Бог дни твоей жизни;
ТЕКЕЛ – ты взвешен на весах и найден очень легким;
ПЕРЕС – будет разделено твое царство.
Герман почувствовал некоторое облегчение: голова болела теперь не так сильно.
- Наконец-то кто-то додумался снять с меня эту чертову корону – отметило, немного возвращающееся в реальность, сознание Германа.
Но по предыдущему опыту он знал, что вслед за кратковременным возвращением сознания и исчезновением видовых галлюцинаций неизбежно на смену им приходят слуховые. Избежать их не было никакой возможности.
Почти тут же Герман услышал где-то рядом спор двух голосов. Да нет! Это был даже и не спор. Это походило на диалог двух мудрецов, мирно и даже дружелюбно обсуждавших какие-то философские проблемы. Взгляд Германа, еще не отошедший до конца от предыдущих видений, лиц разговаривающих увидеть не смог.
Голоса даже в чем-то были схожими между собой. Как-будто они были разделены одной лишь октавой. Герману казалось, если бы эти голоса слились в единый, то звучали бы именно в той октаве, которая их и разъединяет. Мысль Германа сравнила эти голоса с желтым и голубым цветами, слияние которых порождает зеленый – тот цвет, который и лежит в спектре между ними.
По аналогии с цветом, Герман назвал один голос желтым, другой - голубым. А так как желтый цвет в сознании Германа професионально ассоциировался с теплом, а голубой – с холодом, то и голоса теперь излучали тепло и холод.
Оторвавшись от беседы, теплый голос неожиданно обратился с вопросом к Герману:
- Что тебя смутило? Тебя не удовлетворило толкование Даниила?
Сознание Германа отметило, что голос этот поступил, минуя всякие там барабанные перепонки, молоточки, наковаленки и прочие хитрости, из которых состоит человеческий орган слуха. Звук каким-то телепатическим способом поступал прямо в мозг и уже там озвучивался в слова на родном для Германа языке.
По каким-то непонятным для Германа причинам, из ненайденных никем и никем не объясненных глубин подсознания именно толкование Даниила, в действительности просмотренное им без особого вникания в суть пророческих текстов, сейчас вспомнилось ему во всех подробностях. И он начал непринужденный разговор с теплым голосом.
- Если бы я был убежденным иудеем, как Даниил, я бы всё толкование принял без возражений. Но от матери своей – православной христианки - я воспринял веру, хотя, признаюсь, и не фанатичную, в Святую троицу. И потому, конечно, какие-то вопросы по существу толкования Даниила у меня остались.
- А вот это уже интересно! – сделал замечание холодный голос, в котором Герману почудились саркастические нотки.
Как бы и не заметив вмешательства еще одного голоса, Герман продолжал отвечать теплому голосу.
- Против толкования «МЕНЕ» ничего не имею против, так как дни - каждого из живущих на Земле - давным-давно исчислены и установлен предел их. Против чего же здесь возражать? Да и каков смысл в возражениях? Согласен и с толкованием «УПАРСИН», хотя с недоумением хочется вопросить: «Отчего начертанное слово Даниил заменил на «ПЕРЕС» и дал его толкование? Впрочем, смысл толкования меня устраивает, если под разделением царства подразумевается мое состояние. Скорее всего, из-за отсутствия наследников оно полностью перейдет в ведение государства. Ну а уж как оно разделит, меня беспокоить к тому времени, как я понимаю, уже не будет.
И вдруг все снова, и еще сильнее, закружилось в голове, и в следующее мгновение Герман увидел себя откуда-то со стороны, так, как если бы тело его вдруг отдалилось от него на какое-то расстояние. Как в центре театральной сцены, он сидел теперь посреди ставшей вдруг совершенно невообразимых размеров комнаты и проговаривал вслух какие-то не свои, почти незнакомые ему знания и мысли.
Холодный голос
(обращаясь к Герману):
Категорически возражаю против столь вольной трактовки понятия «наследник». Одного из них я точно знаю и уверен, что он обязательно будет претендовать кое на что, принадлежащее пока еще тебе.
Герман
(проигнорировав обращение к нему холодного голоса, продолжал разговор с теплым голосом):
Мне непонятно толкование слова «ТЕКЕЛ». Во-первых, пусть уж толкователи договорятся между собой, что ближе всего по смыслу – «легкий» или «недостаточно хороший». Лично я не могу согласиться, что два разных толкования означают, по-сути, одно и тоже.
Холодный голос:
- Несогласие - это по Нашему.
Герман
(по-прежнему обращаясь к теплому голосу):
Говоря «стал легче», ты имеешь в виду потерю мною души? Так она еще во мне, хотя и стала «ледяной», «каменной», или как там еще называют люди такие души?!
(почти мольба вырывается из его уст):
Не мог стать я легче!
А если я стал вдруг «недостаточно хорошим», то где та мера, по которой до сих пор был «достаточно хорошим» ?
Теплый голос
(ничуть не раздражаясь, тихо, как-будто повторял нерадивому ученику трудный урок):
Ты забыл главную истину, что на небесах совсем не те весы, которыми проводят свои измерения люди. У них другая шкала ценностей, которую вам - людям, - никогда не понять.
Герман
(продолжая диалог с теплым голосом):
Ну а там, на небесах, мои картины хоть чего-то будут стоить? Ведь здесь они сейчас так дороги. Там могут они иметь другую цену?
Теплый голос
(с легкой доброжелательной иронией):
Там они бесценны, в том смысле, что не будут стоить ни гроша. Тебе правильно сказал Отто - они, как и ты сам сейчас, облегчены на душу.
Герман
(теплому голосу):
Именно такое состояние моей души и становится невыносимым. Если бы не вина, которую я испытываю за все смерти, случившиеся в последнее время вокруг меня, решил бы, что души во мне уже нет. Но и вина настолько безмерна, что едва ли может вместиться в одной душе. Она наполняет все мое физическое существо. И, думаю, может исчезнуть только с исчезновением моего «Я».
Холодный голос
(как бы сам с собой):
Наконец-то разговор вплотную подошел к давно интересующей многих людей теме. Не откажусь от возможности задать несколько вопросов.
Герман
(с некоторым даже пафосом, почти забытым):
«Я», мое ЭГО, и происшедший отсюда «эгоизм», разве не они заставили меня поднять голову и остановили падение до состояния спившегося животного? Разве не они подстегнули меня к работе, и я узнал признание, заработал много денег, которые открыли мне жизнь, достойную человека?
А разве не эгоизм питает неугасимое стремление человека к знаниям?
Так что же в этих человеческих качествах плохого?
Холодный голос
(усмехнувшись, Герману):
Ты решил использовать ответ для избавления от эгоизма? Мало кому это удавалось, хотя примеры есть.
Теплый голос
(Герману):
Не только стремление, но и достижение богатства, славы, власти – не более чем иллюзии. А иллюзии питает эгоизм. Себе в утешение люди утверждают, что эгоизм дан человеку Богом изначально, и избавиться от него невозможно.
Холодный голос:
Полностью поддерживаю это мнение.
Теплый голос:
Предлагаю компромисс: «избавиться очень трудно».
Герман
(как бы размышляя):
Но это дает уже надежду.
Теплый голос:
Надежда, не укрепленная страстным желанием избавиться (пусть даже с чьей-то помощью) от эгоизма, - очередная иллюзия.
Герман:
Прости, но мне не совсем понятна та конечная цель, которую можно достичь человеку, поборовшему эгоизм.
Холодный голос
(хотя и разговаривает как бы сам с собой, но Герман понимает, что обращение является своеобразным вызовом обладателю теплого голоса):
Отличный вопрос! Еще интереснее услышать такой ответ, который бы удовлетворил земного человека, уже вкусившего плоды эгоизма – деньги и славу.
И не только удовлетворил, но и породил бы желание избавиться от неотъемлемого человеческого свойства, которое я отказываюсь считать пороком.
Теплый голос
(принимая брошенный ему вызов, тем не менее, обращается к Герману):
Эгоизм большинства людей – это, по своей сути, результат неведения или, если угодно, непонимания, что на свете есть только одна Реальность. И Реальность эта – Вселенское, Всеобщее, Всеединое Одно Я. А если совсем кратко, ОДНО со ВСЕМ.
Сказанное только что звучало явным неискаженным эхом того, что полчаса назад говорил Герману Отто. Встречая в книгах слишком сложные философские рассуждения, Герман, обычно не очень вникая в их суть, просто бегло просматривал их. Лишь в некоторых, редких, случаях он позднее возвращался к ним и искренне старался постичь их смысл. Далеко не всегда ему это удавалось. Особенно трудно давался ему смысл книг, в которых излагались философско-религиозные учения Индии и Тибета. Его мышлению, воспитанному на европейской культуре (к ней он всегда относил и русскую), было трудно, а иногда и просто невозможно, осмыслить и принять, как истину, многие положения этих учений.
Многие основополагающие истины философии Востока соединяли в себе несовместимые понятия. Во всяком случае, так казалось Герману.
Вероятно, Тот, кому принадлежал теплый голос, заметил на лице
