обнаружения его сына Лотаря. Но бывшего раба Саипа нигде не было видно. А когда Вергилий приблизился к верховному князю, то разговаривать с ним уже было невозможно. Враги отрубили ему в бою голову. И один из готов, гордо рыча, поднял эту часть тела правителя алеман, демонстрируя трофей всей округе.
Вырваться из окружения не представлялось возможным, так как перед каждым мастрийцем или алеманом во внешнем кольце стояло до двадцати готов. Подвиг прорыва сейчас был под силу только фесалийским богам. Но малый подвиг Саша мог совершить, для чего ему необходимо было добраться к основной группе окруженных. Это не спасало, а только отсрочивало неминуемую смерть.
Здесь на выручку пришли его старые друзья. Жуль заметил, что Челентано бьется в окружении и дал сигнал Роберту и Швагу. Тройка, быстро маневрируя между своими и чужими, продвигалась к Саше. К этому моменту силы окруженных составляли не более семисот мечей, а у готов в живых было до тридцати тысяч воинов. Они очень плотной массой наседали на эту горстку людей.
В первых рядах нападавших вел сражение Гварн. Вождь южных готских племен считал, что белолицый воин Челентано ранее был подданным короля Ульриха. Он принял Сашу за дезертира, сражающегося ныне за мастрийцев, но не был уверен на все сто процентов, поэтому хотел к нему подобраться и завести ним разговор на словах и мечах. Он решил взять Сашу в плен живым. С другой стороны к Челентано на выручку спешили Роберт, Жуль и Шваг.
Гибель Домиция так повлияла на Сашу, что он впал в некое присущее ему состояние, когда начинает драться с особой жестокостью. Челентано отмахивался правой рукой, держа в левой щит. Но эта ноша была уже для него непосильна. Левой руке требовался отдых. Тогда он отшвырнул от себя средство защиты, схватившись обеими кистями за рукоять, и с силой нанес удар по голове стоявшему рядом врагу, крича во все горло. Кости черепа треснули. А поскольку гот не обладал шлемом, то содержимое черепной коробки брызнуло во все стороны. Кусок мозга или чего-то другого попал на язык Челентано. Осознав, что произошло, он выплюнул плоть убитого им воина. Она угодила в лицо стоявшего перед ним Гварна. Тот убрал со своей щеки этот кусок мяса еще мгновение назад живого человека и ударил по гладиусу Саши. Ослабленные руки Челентано не удержали оружие, и оно упало под ноги своему хозяину.
«Взять его живым!» – крикнул Гварн своим соплеменникам. – Я знаю его. Он – перебежчик. Он предал наш народ и пошел прислуживать чумазым». Один из пожилых готов, чье лицо все было испещрено шрамами, поместил свой меч в ножны и произнес на непонятном для Саши языке: «Гварн, я скручу его, как шкуру куницы». Гот бросился на Сашу, пытаясь завалить его на землю. Он ударил Челентано по лицу, схватил его за шею и начал душить. Уставший в ходе сражения Саша не смог эффективно противостоять этому опытному бойцу. Челентано начал задыхаться. Он выхватил из ножен подаренный ему накануне Ульрихом кинжал и воткнул его в грудь нападавшему. Гот ослабил хватку. Саша высвободился из его объятий и полоснул своего врага еще раз кинжалом. На сей раз по горлу. Что ж, война сеет свои зерна и они прорастают кровавыми всходами. Саша, в отличие от убийств, совершенных им в ходе этого боя и осады Форе, на этот раз хладнокровно зарезал своего врага, будто это и не Челентано находился в этом теле, а Муля с планеты Тилет.
Гварн, увидев умирающим своего старого друга, прокричал: «Тогда убейте эту тварь». Его люди бросились на безоружного Сашу. Один из них занес копье и бросил его в Челентано, но в этот момент Шваг встал между своим бывшим хозяином и летящим снарядом, и ценой своей жизни спас его, а Роберт и Жуль скрестили свои мечи с людьми Гварна и им самим. Саша растерянно смотрел на умирающего Швага.
Затем извлек копье из его тела и коротко произнес: «Спасибо». Шваг ничего не ответил, только улыбнулся и закрыл глаза.
Прощаться и лить слезы по убиенным товарищам на поле брани было не принято. Это делали после сражения. Челентано перекинул копье с левой руки на правую и метнул его между своими друзьями в живот Гварну. Снаряд поразил врага насквозь. Шансов остаться в живых у него не было, как, впрочем, и у окруженных мастрийско-алеманских подразделений, ведущих бой в полном окружении.
XXXVIII
Кортеж из карет и повозок остановился у ворот усадьбы, в которой до последнего времени проживал Андрео Шумахер. А теперь по циркулирующим в городе слухам здесь находилась урна с его прахом. Усадьба представляла собой обнесенную массивной каменной стеной (но не выше городской стены Ориса) территорию, внутри которой стоял особняк в два этажа, конюшня, гараж на несколько карет и другие хозяйственный постройки.
С повозок спрыгнуло десятка полтора вооруженных центурионов из регулярной армии или бывших вояк, но не муниципальных гвардейцев. Еще из карет вылезло несколько гражданских субъектов со своей прислугой. Последней на землю ступила дама в темно-синей траурной столе и сандалиях из змеиной кожи серого цвета. К этому времени ее номенклатор уже успел добежать до ворот и вернуться назад.
– Госпожа, – сбившимся от бега голосом сообщил он, –стража замка сказала, что сейчас придет хозяйка и решит, что с нами делать.
– Что-о-о-о? – не поняла аристократка.
– Я что? Я ничего, сударыня. Я только передал слова стражника.
– Какой это такой хозяйкой успел обзавестись Шумахер?
Я понимаю, он пережарил тут пол-округи девок, но хозяйку вряд ли успел завести.
– Я почем знаю, госпожа? Мне, что сказали, то я вам и донес. Не серчайте на меня, – попросил номенклатор. – Тем более, как я понял, эта женщина уже пришла и ждет вас у входа.
Патрицианка в траурных одеяниях гордо донесла свое тело до ворот, подняла пышные ресницы на женщину крепкого и полноватого сложения лет сорока и презрительно окинула ее с ног до головы.
– Кто ты такая? – процедила женщина из кареты.
– Владелица этой усадьбы, – был ответ.
– Имя-то у тебя имеется, или мать тебя.., твою мать.., или тебя мать владелицей по рождению нарекла?
– Не умничай, Дукс. Все ты прекрасно знаешь, кто я такая. А то, что ты аристократка, так мне далеко плевать на твои регалии. На то, что у тебя деньги есть – тоже. У меня их теперь не меньше твоего будет. А если и меньше, то не намного и не надолго. Ничего. Запустим производство водки, и деньги ко мне потекут. Я не такая дармоедка, как ты, что только от ренты земельной живешь. Я из трудовой среды.
Заработаю и пятьсот тысяч золота, и тысячу тысяч золота. А величать меня – Марчелла, жена Мигуэля.
– Я вижу, ты так за свою жизнь переработалась, представитель трудового народа, что ног нет времени помыть.
Вот и ходишь так, что скоро грязь отваливаться кусками станет. У тебя, небось-то, и мозоля на ладонях ни разу не было, у такой труженицы, – решила в свою очередь уколоть Камилла.
– Точно. А еще у меня мозоля и на передке никогда не было, потому что примерной женой была, а не волочилась с холостыми мужиками по империи, – дала отпор Марчелла.
– Ладно, – Камилла сделала вид, что проглотила или не поняла намек Марчеллы, – некогда мне около праха моего друга с тобой, женщина, состязаться в красноречии. Я знаю, ты наглая и необразованная особа, но…
– Не менее твоего, – перебила ее новоявленная хозяйка усадьбы.
– …но я пришла поклониться праху близкого мне человека, – Дукс не обратила внимания на реплику собеседницы.
– И я намерена это сделать.
– Как? – усмехнулась Марчелла.
– Мне известно, что у тебя имеются папирусы, согласно которым к твоей дочери, и совсем не к тебе, якобы переходит наследование мануфактуры и жилища трех владельцев водочного дела.
– Совершенно верно.
– Я могла бы с тобой разобраться сейчас, пошевелив только мизинцем своей левой ноги, но я добью тебя через нотариуса. Я привезла документы, по которым Александр Челентано и Андрео Шумахер до сих пор являются моими рабами.
– Врешь! – чуть ли не плюнула в лицо Камилле Марчелла.
– Не веришь? – Дукс повернула голову, переведя взгляд с бывшей жены Мигуэля на своего номенклатора, и крикнула ему. – Выводи нотариуса.
Подошел скромный и немногословный мужчина в сопровождении двух рабов или помощников и приказал одному из них извлечь из плетеной кубической корзины, обтянутой кожей, несколько свитков. «Читай, владелица, коли грамоте обучена, – с издевкой произнесла аристократка. – А ежели не умеешь, госпожа богатейка, то можешь поднести к морде моей лошади, она пограмотней тебя будет. Переведет язык символов тебе на слова».
Марчелла ничего не ответила, быстро взяв свитки и медленно вникая в их смысл. Когда она прочитала документ относительно займа ста золотых Андреем у Камиллы, то фыркнула: «Он тебе их давно вернул. Можешь этой ерундой разжечь огонь в печи». Дукс иронично посмотрела на собеседницу и хотела ей что-то ответить. Потом подумала, что негоже при посторонних людях такой знатной особе, как она, снисходить до выслушивания брани от простолюдинки в свой адрес. А Марчелла могла в любой момент ляпнуть, что угодно. Оттого Камилла отослала всех подальше на свои исходные позиции, а сама продолжила диалог.
– Он мне сто эскудо не отдавал. И папируса о возврате займа никогда не существовало. До тебя доходит, владелица?
– Этим меня не проймешь, – уже не так уверенно сказала Марчелла. – Все равно, ты дала ему вольную. А это значит, он не твой раб после этого.
– А у тебя есть эта вольная? – поинтересовалась Дукс.
– У Андрео была, а значит, теперь есть у меня. Ко мне же перешли все права.
– Нет, ты не поняла. Сейчас у тебя на руках есть этот папирус? – не унималась Камилла.
– Сейчас нет, но он лежит в доме.
– Так принеси и покажи.
– Как же я тебе покажу, если согласно завещанию личная стража Андрео пустит в дом первого человека только тогда, когда приедет родня забирать его тело либо прах? Так усопший еще при жизни захотел.
– Значит, правами на имущество Шумахера пока обладаю я, правильно?
– Какими правами? Все подтвердят, что он был вольным человеком. Он был гражданином. Какой он твой после этого раб, если шел на сенаторское место? – возмутилась Марчелла.
– Так это при жизни, дорогая владелица, а после смерти его легко смогут по суду признать моим рабом. Ведь папирус на вольную могут и не найти, – ухмыльнулась Дукс. – Это что касается Шумахера, а по Челентано там вообще все понятно. Саипа старшая и главная жена после его смерти подтвердила факт продажи мне этого раба в собственность. Посмотри незамыленным глазом.
Марчелла почитала второй документ. Бравада и наглость с нее сошли враз.
– Как же так получается, люди добрые? Оказывается, все эти папирусы можно подделать, если у тебя власть и деньги?
Как же они все это создавали, а сами и не догадывались, что оставались невольниками у такой ехид.., – Марчелла прикусила язык на полуслове, решив, что теперь у нее нет весомых аргументов для того, чтобы всецело пользоваться имуществом убитых. – Почему так?
– Потому что нечего быть лохарями, а документы необходимо правильно оформлять. И они у меня подлинные. Ты прекрасно это знаешь, – пояснила Дукс. – Но ты не расстраивайся. Твоя дочь получит треть состояния, что полагалось ее отцу. Правда, не знаю, захочет
