повторила попытку, но уже настойчивее.
– Что еще? Мне дадут возможность отдохнуть? – негромко, но злобно произнесла Дукс.
– Госпожа, госпожа, простите, – тихо произнесла служанка, входя в помещение.
– Чего молчишь? Или ты пришла ко мне извиниться за свою в прошлом и в будущем нерасторопность и тупость?
Тогда сразу бери кнут, я выпишу тебе пяток ударов, и вали сама к конюху за исполнением.
– Сударыня, к вам девушка, – робко доложила рабыня.
– Что, весталка опять вернулась? Решила, что не выплакалась, и вернулась, чтобы сопли по моей софе еще больше размазать? Что ей еще надо? – Камилла повернула свое красивое смуглое лицо (надо заметить, совсем не чумазое, как любили приговаривать на мастрийцев барбариане, а вымытое и чистое) в сторону невольницы, и лучи солнца осветили его под другим углом. – Чего молчишь?
– Госпожа, вы – красавица! – нашлась, что ответить после замешательства невольница.
– Спасибо! Это ты сама додумалась, или весталка вернулась, чтобы сообщить мне такую потрясающую новость? –попыталась изобразить недовольство Камилла, но было видно, что комплимент пришелся к месту.
– Я так сама смею думать, госпожа.
– Не стоит выдавать очевидное за открытие. Это немного подхалимский комплимент, особенно учитывая, что ты женщина, а еще – моя рабыня.
– Не знаю, – засмущалась невольница. – Хозяйка того дома, откуда меня продали вам, всегда любила, когда ей говорили, что она красивая и умная.
– Если чего-то у человека не хватает, то ему очень нравиться слышать, что у него этого в излишке. Интеллекта это касается в первую очередь. Только эти сентенции и апофегмы тебе все равно не понять. Чего уши развесила? Зови эту Лонгу прямо сюда. Буду я еще подрываться к ней и бежать.
– Сударыня Камилла, это не весталка. Там у ворот просит войти другая девушка. Точнее, их сразу две.
– Ко мне? Кто такие?
– Говорят, что пожаловала Элеонора Милас и ее подруга Литисия, – доложила рабыня. – Я могу позвать вилика.
Он с ними говорил, но постеснялся вас тревожить. Меня послал.
– Веди их сюда, – распорядилась Дукс. – Чего они приперлись? Может, перепутали? Народу сегодня, как в приемные дни у Шумахера в штабе во время выборной кампании.
Когда в комнату прошли две девицы, одна на вид лет пятнадцати, а другая годов семнадцати, то Камилле они показались знакомы. Дукс перебрала в голове картинки событий и пришла к выводу: «Старшая есть дочь Мигуэля, на свадьбе которой мне подбили глаз, а другая на этом веселом празднике все время стреляла взглядом то ли на Шумахера, то ли на то, что у него, как он сам любил выражаться, свисало ниже колена. И чего этим дурехам с половозрелыми телами, но не сформировавшимися мозгами, от меня требуется?» – Что, девочки, скажете? – тепло и по-матерински обратилась к пришедшим Камилла.
«О, надменная сучка. Я помню, как задравши голову у меня на свадьбе она свысока посматривала на всех, словно не люди, а сброд у нее под ногами ходит. Ты же и спровоцировала эту бойню. Хотя, так и к лучшему. А то жила бы в деревне у этих селян Тробио», – подумала Литисия, но ответила вежливо и с иронией. – Понимаете, тетенька, лично я об имуществе пришла поговорить.
– Какая я тебе тетенька? Мы – почти ровесницы, – отшутилась Дукс, а сама размышляла: «Ага. Такая же, как ее мать. Конские яблочки далеко не катятся от того места, откуда выпали, а плюхаются прямо на мостовую. Помнюпомню, как унесли они с Марчеллой со свадьбы все надаренное, пока меня зарезать пытались ее несостоявшиеся родственнички. Ну и вкусы у нее и ее мамаши. Это ж надо смочь еще найти такого морального, да и телом не лучше, женишка-уродца, чтобы приволочь его из глухомани вместе со сворой вахлаков и попытаться выйти за него замуж.
Даже будь у него гора золота, я бы не пошла. Я б уж лучше за варвара вышла, чем за такого. Например, за Челентано.
С этим хоть есть поговорить о чем. Да и вообще, Челентано хороший мужчина был, а может, и есть. Только два недостатка – безродный и белый».
«Какие ровесники? Тебе, старая кобыла, уже тридцатник на носу, а ты все свои сиськи вверх задираешь вместе со своим носом», – это так помыслила дочь Марчеллы, а ответила бодрым голосом. – Тогда давайте по-простому, как подружки, разговаривать.
«Сейчас. Осталось мне к тебе только в подружки записаться на листе папируса. Так-так. Встретились лебедь и облезлая ворона и завели меж собой дружбу. Ты, чучело, радуйся, что я тебя дома, а не в хлеву принимаю. Какое у тебя со мной может быть общее имущество? Я поняла, к чему она клонит.
Точнее, ее мамаша подослала. Мол, сироту обижать не станет наглая Камилла», – еле сдерживая хохот, подумала Камилла, но, изобразив непонимание, произнесла. – Знаешь, мне никаких долгов твой отец не оставлял. Поэтому ты мне ничего не должна.
– Я не об этом, – сделав лицо очень серьезным, произнесла Литисия. – Я хочу знать перед вступлением в законное наследство, есть ли у вас претензии ко мне? Мне очень страшно, и я не хочу умирать, когда впереди светит столько денег.
– Как твое имя? – спросила у дочери Мигуэля Камилла.
– Литисия, – ответила та.
– А меня зовут Элеонора.
– А ты по какому вопросу, или за компанию? – почему-то сменила направление разговора Дукс.
– Одной Литисии неловко идти. Вот она меня и попросила, – как-то невнятно дала пояснение Элеонора.
– Понятно, раз за компанию. Не знаю я ничего об Андрео.
Я его видела еще до ранения в цирке. Они ж теперь никого в особняк не пускают. Надо верить, девочка. Верить до тех пор, пока мертвое тело сама не увидишь, – Камилла начала говорить то, о чем стеснялась спросить Милас.
– Тела уже не увидишь. Сказывают, его вчера в замке сожгли. Далее хранить не было возможности, а родственники из его домена запаздывают. Значит, отдадут им только урну с прахом, – рассказала о кремации дочь Тиса.
– Похоронили, говоришь. А кто присутствовал из твоих знакомых? – спросила Камилла.
– Не знаю. Кто я такая, чтобы меня звать? – Элеонора смотрела в пол.
– И отца моего вчера сожгли, – вмешалась в диалог Литисия.
– Кто? – поинтересовалась хозяйка замка.
– Я, мама, родственники с обеих сторон, – подтвердила дочь усопшего.
– Вот оно как? Пусть его путь в загробный мир будет прямым. А я чем могу помочь тебе и твоей матери? – захотела узнать Дукс.
– А при чем здесь мать? Я наследница состояния отца, и мать здесь ни при чем. Я же взрослая, а она с ним в разводе.
– Ясно, – только и успела от неожиданности выдавить из себя Камилла, и про себя добавила. – Эта соплячка хочет вести собственную игру.
– Понимаете, – Литисия не решалась высказать, но собралась с духом, – Андрео и Александра больше нет, и родных у них здесь нет. Выходит, все имущество должно отойти ко мне. Но они были раньше, как я понимаю, вашими рабами.
Я хочу знать, если ли у вас намеренье взять часть наследства, хотя по закону оно принадлежит мне?
– По какому закону? – не поняла Камилла.
– Потому, что Шумахер, – при упоминании этого имени Литисия взглянула на свою подругу, – оставил целлюлозный папирус, по которому в случае своей смерти все имущество передавал Александру и моему папе. Такой же документ оставил и Челентано перед отъездом, только указал в нем наследниками отца и Андрео. Понимаете?
– Пока не совсем, но цель твою вижу, – объяснила Дукс.
– Мой отец умер последним из троих. Выходит, по смерти первых права отходили к нему, а потом ко мне.
– А я в завещании была упомянута? – в упор на Литисию посмотрела аристократка.
– Нет.
– Так ты думаешь, я начну судиться, поскольку эти вольноотпущенники были моими рабами? Ты меня желаешь упрекнуть в том, что я, богатая патрицианка из доменов Виндос и Дукс, стану тягаться с простолюдинами за ошметки какого-то наследства?
– Кто знает? Это для вас мануфактура – ошметки, а я о ней и мечтать раньше не смела. Их всех, говорят, неспроста убили. Вдруг, в наследстве дело. Я теперь за себя боюсь.
Может, я следующая. Я хочу знать, кто правами еще обладает. Если что – я поделюсь так, без суда. Мне все не надо.
Я не знаю, на каких условиях Андрео и Александр обрели свободу. Коль имеются претензии, то давайте их обсудим прямо сейчас.
– Ну, Челентано, если на то пошло, считается, что получил вольную от Хаттана. Этого старого мошенника. Но это дело туманное, – покрутила кистью Камилла.
– Я была у Хаттана.
– Уже успела? Ловко, однако.
– Он сказал, что ему в жизни всего хватает, кроме своих погибших друзей.
– Что и настораживает. Сам-то он не богат, – не поверила Дукс. – Надо с ним мне поговорить. У меня есть пергамент, который выдал мне бывший владелец Челентано. Я у этого сарацина выкупила его. Но старый цирюльник уверяет, что дал вольную Челентано по всем правилам еще в Доре. Выходит, Александр был рабом одновременно у двух господ, что невозможно. Кто-то из нас двоих врет. И, по-моему, это не я.
– То есть, вы будете претендовать или нет?
– А чего это так тебя волнует? Ты по любому получишь свою треть за отца. Чего ты суетишься? – начала нервничать Камилла.
– Я не боюсь не получить. Ходят слухи, что убил их всех тот, кто хочет прибрать к рукам водочный бизнес, – высказала предположение Литисия.
– Ты, мерзавка, намекаешь, что я за кварту вонючей бражки стану убивать своих друзей! А ну марш отсюда! Вон, шваль подзаборная, из моего дома! Бегом, пока я не спустила на тебя своих собак!
На крики хозяйки сбежалась прислуга, которая выставила за ворота двух девушек, не причинив им телесного вреда.
Камилла никак не могла успокоиться. Она прохаживалась из одной комнаты в другую, беззвучно шевеля губами, словно вела с невидимым собеседником разговор: «Нет, ну что за наглая бабская часть этой семейки. Как говорят, в домене не без уродцев, так в этой семье на одного нормального (пусть относительно нормального) Мигуэля – две мегеры. О, нет. Теперь я из принципа не отдам этим двум крысам мануфактуру. Пустую стопку вам после водки, а не водочный бизнес Шумахера. Я вложила, можно так сказать, свои сто золотых в это все дело, а эти две неотесанные плебейки будут меня обвинять в убийстве с целью завладения имуществом.
Это меня-то? Ту, которая дала вольную и Челентано, и Шумахеру». В это время вся прислуга старалась не попадаться своей хозяйке на глаза и под горячую руку, оттого инстинктивно переместилась в другую часть замка или топталась на территории поместья. Поэтому, когда в ворота постучал очередной визитер, дворецкому пришлось лично докладывать об этом Дукс.
– К вам, госпожа Камилла, пожаловал пожилой мужчина.
Он представился.., – хотел сообщить вилик.
– Это должен быть Хаттан. Правильно? – не дала договорить ему хозяйка.
– Совершенно верно. Именно так он себя и озвучил.
– Пусть заходит, старый хрен. А еще эта шалава тявкала, что аморею не надо ничего. Как же, упустит он свое!
Скромно и чисто одетый старик с аккуратно подстриженной «клинышком» бородкой встретился своими большими черными глазами с женщиной, которая обладала папирусом на владение Сашей, полученным ею от жены Саипа. Как ни ждала Дукс начала разговора об участи бесхозного бизнеса по производству и распространению водки, но Хаттан вел беседу только касательно трех их общих друзей. Поняв, что ничего нового ему эта женщина сообщить не сможет,
