оказался крепкого и сухого телосложения воином, с множеством рубцов на открытых участках тела. Некоторые из шрамов были свежими. Одет он был в тунику с большим вырезом на груди и без рукавов. Он уперся подбородком в ладони, а локтями в колени, и молча сидел, рассматривая окрестности.
Первым заговорил Тис после продолжительной паузы.
– А путь откуда держите?
– Из Леворно иду, – ответил солдат.
– Далековато пешком из Леворно, – повернул голову на бок Милас.
– Да я не весь путь шел. Меня подвезли, потом свернули с дороги, и мне пришлось самому добираться.
– А в Орис, если не секрет, то по каким делам? Или живете в городе? – спросил Милас.
– Нет, я из Леворно.
– По вам видно, вы – центурион.
– Точно. Я – легионер, – подтвердил воин и опять замолчал.
– А где служите? Вы извините, я вижу, вам нет охоты говорить, но в пути надо же о чем-то болтать, – извиняясь, поинтересовался Тис.
– Нет настроения, – угрюмо ответил солдат.
– Хорошо, не буду вас тревожить, – с обидой в голосе ответил Милас.
– Вы меня поймите, – попытался снять напряжение человек, которого взяли в экипаж. – Как ни начни рассказывать, а все равно потом приходится оправдываться за то, что оказался одним из трех, кто выжил из тысячи.
– Можете говорить то, что посчитаете нужным. Я в душу к вам лезть не стану. Я – гражданский, и мне сложно понять ратное дело, – захотел сгладить неровности Тис.
– Получается, что лучше было остаться лежать на поле мертвым, чем выжить после ранения, – воин наклонил голову и показал недавно полученную рану, скрытую в волосах. – Вся когорта полегла. Наутро, когда готская армия ушла, а я пришел в сознание, то отыскал среди груды мертвых тел лишь двух раненых мастрийцев и еще несколько алеман. Могли и еще быть выжившие, но раненых готы или забирали в рабство, или добивали. Алеман-то больше спаслось. Они бежали, а нам приказали держать строй. Вот и полегли.
– Я не совсем понимаю, в каких местах, кто и с кем воюет сейчас, но поясните, каким образом три армии: готы, алеманы и наши воевали друг против друга? – замотал головой Милас.
– Видите, сначала вы не понимаете и спрашиваете, как на берегах Леманского озера могли сражаться мастрийцы с алеманами против готов, а потом спросите: «А как же тебе удалось выжить в этой бойне?» Поэтому лучше не надо в очередной раз ворошить прошлое. Скажу в свое оправдание, я не трус и с поля боя не убегал. Я отыскал выживших и сжег Александра. Всех было невозможно похоронить, как положено. Понимаете? – легионер повысил голос. – Невозможно сотни трупов троим раненым сжечь. Это и опасно. В любой момент могли вернуться готы, поэтому мы решили отправить в мир богов только наших командиров, но Пронти мы не нашли, а Челентано отыскали.
– Чего-чего? – Тис приподнялся в повозке, но она качнулась, и он больно ударился о борт экипажа. – Вы сражались вместе с Вергилием Пронти и Александром Челентано?
– Да. А вы их откуда знаете? – центурион хмуро посмотрел из-под бровей.
– Как же? Александр живет, то есть жил около меня. Дома стояли на одной улице. Не рядом, но на одной улице. Я живу возле Мигуэля. Точнее, возле старого дома Мигуэля, возле дома его жены. Последнее время Мигуэль жил вместе с Челентано, – сумбурно объяснял Милас.
– Я видел Мигуэля. Я его знаю.
– Когда? – удивился Тис.
– Прошлый раз, когда был в Орисе, – спокойно ответил легионер.
– Еще до похода? – спросил молчавший кучер.
– Нет. Я был у Шумахера дней семь назад, принес ему коечто, что осталось от Александра. Он позвал Мигуэля. Мы выпивали втроем. Потом я уехал назад в Леворно. А сейчас иду в Орис наниматься снова на службу к кому-нибудь. Что в моем маленьком городишке сидеть? Я – боевой легионер, и на пшеничную лепешку зарабатываю мечом. Вот поговорю с разными легатами, а там видно будет.
– Получается, о смерти Челентано в Орисе узнали еще в ваш первый приезд? – спросил Милас.
– Да, но только два человека. Они просили не рассказывать никому об этом до какого-то представления в цирке. Я так и не понял. Шумахер говорил, чтобы я обождал несколько дней с этим известием, а то эта новость перебьет его выступление. Или что-то такое. Я не понял. И он мне говорил об этом, когда мы уже прилично выпили.
– Странно, а в городе ходят слухи уже несколько дней, что отряд Пронти погиб в Козарии, – засомневался Тис.
– Как так? Мы повоевали немного козар и по Турасу поднялись к Ману. Совместно с алеманами очистили от готов все восточное побережье озера, спалили столицу Форе, даже барбарианского короля Ульриха полонили, а потом.., – воин махнул рукой.
– Готского короля Ульриха и столицу Готии? Вот тем малочисленным отрядом, что собирал Пронти? Что-то не клеится в твоем рассказе, – высказал сомнение отец Элеоноры, перейдя на «ты», будто этот человек утратил его доверие.
– О, теперь вы уже начали мне не верить. Я же говорил.
– Подожди. Я тебя ни в чем не обвиняю, но откуда появились слухи, коль только Мигуэль и Шумахер знали об этой битве и сами просили об этом молчать?
– Не знаю, – пожал плечами воин.
– А знаешь, что Шумахер и Мигуэль были убиты сразу после этого спектакля в цирке? Ты считаешь, это обычное совпадение?
– Как? – теперь очередь приподняться и упасть наступила для легионера.
– А вот так. Зарезали одного, а другого утопили, – пояснил Тис.
– Странно, – пассажир почесал щеку, а кучер одним глазом смотрел на дорогу, а другим поглядывал на хозяина и гостя.
Нет. Извозчик не был Мигуэлем и Грегори в одном теле.
Это просто устойчивый речевой оборот. Затем, поглядывая на собеседника с недоверием, Милас попросил извозчика остановиться, предложив подождать свою дочь, тем самым сигнализируя незнакомцу, что о его присутствии в экипаже известно не только двоим.
– Хорошо, я поясню. В этом нет ничего преступного.
Дело в том, что Мигуэль в этот вечер, когда мы втроем выпивали, сильно нажрался хмеля. Андрео был тоже сильно пьян, а я меньше всех. Мы решили отвезти Мигуэля домой, и подрядили одного из рабов, который не знал дороги к новому дому Мигуэля. Мы спросили у прохожего, и он указал нам путь к бывшему дому. Когда же мы приехали на двор, то нас встретила жена Мигуэля. Я не знаю ее имени. Шумахер к тому моменту уснул, и мы долго выясняли, куда нам везти и выгружать пьяного Мигуэля. Во время этого общения с его женой я и проболтался ей про гибель когорты.
– И все? – спросил Тис. – Только ей открыли тайну?
– Да какая это тайна? Что здесь тайного? Перед кем я обязан эту тайну хранить? Я что, раб Шумахера или Мигуэля?
Мне плевать, хоть о покойниках так и не говорят, на то, о чем они меня просили. У меня на глазах в сече полегло за один день до пятидесяти тысяч людей с обеих сторон, а я обязан выполнять какие-то непонятные прихоти двух мужичков, желающих попасть то ли в сенат, то ли в другие теплые места промеж ягодиц! Не скрою, Шумахера и Мигуэля я отвез в особняк к Мигуэлю, а сам ушел. Мне было мало, и я пошел догоняться в ближайшую таверну. Благо, денег у меня хватало. По-моему, по пьяни и там что-то языком молол о походе. Так что, я преступник? Пошли вы в задницу! – зло выкрикнул легионер.
Он плюнул на пол повозки, ударил ногой в дверь экипажа так, что она отвалилась, спрыгнул на дорогу и пошел прочь в сторону Ориса. Его никто не останавливал и не звал. Кучер отогнал повозку с брусчатки, чтобы кони могли пощипать придорожной травы. Милас ожидал свою дочь, переваривая услышанное от воина из армии, нанятой Александром. Он хотел бы поподробнее расспросить попутчика о судьбе Челентано, но тот был подозрительным и агрессивным. Тис был даже рад, что избавился от такого соседа по экипажу. Он не столько переживал о гибели когорты, сколько был заинтригован процессом дележа имущества покойных.
XXXVI
Они долго изучали друг друга взглядом, находясь на дистанции, которая не давала возможности мгновенно убить собеседника, но позволявшая, не напрягая голосовых связок, вести диалог. Если выразиться точнее, то этот зазор в пространстве, отделявший Ульриха от Саши, не давал возможности первому мгновенно убить второго. Так как второй проделать ту же операцию не имел ни малейших шансов, в силу отсутствия навыков ведения боя с применением холодного оружия. Огнестрельного, как понятно из описываемых событий, у противников за пазухой не было и не могло быть.
Если за огнестрельное оружие не принимать кремневое огниво для высекания искры.
Старик вел себя раскованно, будто он уже прожил свою жизнь, причем прожил достойно и не боялся умирать. Находящийся в расцвете жизненных сил Челентано был зажат, все время озираясь по сторонам. Ульрих поднял руки вверх, согнутые в локтях и ладонями обращенные к переговорщику и сел на землю, скрестив ноги.
– Так я не мочь быстро встать, – были первые слова готского короля.
– Как хочешь, – Саша пожал плечами и присел на корточки.
– Ты будь спокоен. Я не мочь быстро встать с земля и сломать тебе горло. Не бойся.
– Ладно, Ульрих, ты воробьев пугай, а не меня, – ответил Челентано и еще раз осмотрелся вокруг, прикидывая расстояние до своих центурионов и оценивая свои шансы на спасение в случае возникновения опасности.
– Ты кто?
– Александр Челентано.
– Откуда? – поинтересовался король, теребя длинную с проседью бороду.
– Ругиец. Варанг.
– Варангов – слышал, ругийцев – не знать, – сообщил Ульрих. – Как ты попал к чумазым?
– Мы тут собрались не мою биографию, то есть жизнь, обсуждать, а твою капитуляцию.
– Я должен знать, кто со мной говорить есть тут. Что ты есть за боец?
– У нас мало времени. Скоро вернуться алеманы. Они на твои расспросы отвечать не станут, – подгонял переговорщика Саша.
– Тогда я палить весь храм с готами буду.
– Пали, а им только это и надо. Думаешь, ты им больно нужен? П-ссс, – усмехнулся Челентано.
– А тебе что надо?
– Ты, твои дети, твои жены.
– Зачем мой жены тебе? А дети?
– Отвезу в Орис, – пояснил Челентано.
– Мои дети не убивали имперцев. Зачем везти дети? Кавальканти хочет мне на площади прибить гвозди в руки? Пускай. Но дети…– Нет. Я скажу императору, чтобы он отпустил тебя.
– Зачем тогда ловить, чтобы отпустить? – не понимал король готов.
– Мы отпустим только тебя, а дети и жены твои будут жить во дворце у Бернардо. А тебя отпустим. А если ты будешь лезть через Белон и нападать на Мастрию, то император прикажет убить твоих детей.
– Вы волки, что ли, детей убивать? Меня убейте, но только с мечом в бою. Зачем мучить дети мои?
– Ульрих, если тебя просто убить, то выберут нового короля, и он опять будет разбойничать в наших землях. А так, ты будешь король, и не полезешь к нам, – доступным слогом пояснял свою концепцию национальной безопасности Саша.
– Это Кавальканти так сделал?
– Что сделал? – не понял вопроса Челентано.
– Твой император – непонимающий. Он думает готов побить, а алеманы станут друзья его. Он не понимает. Он глуп.
Алеманы займут наша земля здесь и начнут воевать с Кавальканти. Алеманы не лучше готов. Они тоже будут грабить империю.
– Не останется после большой битвы много сил ни у алеманов, ни у готов.
– Император напал на нас на юге, заплатил алеманам, а тебя послал сюда, чтобы мы перебить алеманы готов, а готы алеман? Да?
– Нет, Ульрих. Император даже не знает, что
