возражение.
– Вот-вот, эти вампиры за наш с вами счет и за наши сбережения и подымают оклад таким же вампирам. А деньги уже так обесценились из-за этого, что превратились в талоны на еду.
– Вас, эльфов, послушать, – вступила в разговор гномиха, продолжая осматривать фломастеры, – так все вокруг виноваты, кроме вас. А я считаю, что принадлежность к расе тут ни при чем.
– Как это ни при чем? А почему вампиры и в кризис жируют, а мои дети не могут выплачивать проценты за купленную в кредит машину? – ответила бабушка.
– А что уже за машина такая у ваших детей, что выплаты такие неподъемные? – поинтересовался парень, стоявший за Джефри.
– Не разбираюсь я в этих машинах. Вроде, какой-то «Писто», а какой именно, не знаю, – бросила бабушка.
– Ну, ни фига себе, «Писто» купили и жалуются, что трудно живется. Да среди «Писто» любая тачка из модельного ряда стоит ломовых денег, – зло засмеялся парень, разбирающийся в цене на дорогие авто.
– А ваш сын не из вампиров, имеющих банк и сосущих кровь у эльфов? – робко пошутил Джефри.
– Представляете? Нет! – бабушка повернула к нему лицо, которое было так искажено ненавистью, что напоминало маску вампиров из детских сказок. – Он добропорядочный эльф, работающий контролером.
– Это грустно, но в коррумпированной стране каждый стремится стать контролером: в автобусе, при распределении бюджета и даже в очереди при покупке газет, – улыбнулся Клиан.
– Он – честный контролер, поэтому и денег у него не хватает, – пояснила старушка, с виду то ли еще эльф, то ли уже вампир.
– Так пусть продаст машину и рассчитается с долгом, –дал совет парень.
– Как это продаст? Что значит продаст? Продаст новую машину, а сам пешком ходить будет? – не поняла бабушка.
– А что ж он хочет: и рыбку съесть, и кости на фосфор переработать? – захихикал молодой человек, стоящий четвертым.
– Так если денег нет, то зачем дорогое авто содержать?
Пусть купит себе что-нибудь попроще, – теперь уже Джефри пытался помочь сыну покупательницы выйти с наименьшими потерями из трудной ситуации.
– Сейчас. Мой сынок будет ходить пешком из своего дома на работу, а какой-то водяной из особняка напротив будет ездить на двух машинах.
– Ого, он успел себе наконтролировать уже на собственный дом в Деривативах, а его мать жалуется, что ему плохо живется, – заметила женщина-гном, кладя себе в сумочку покупку и рассчитываясь за нее с продавцом.
– Зря вы так, – Джефри подмигнул гномихе. – Если кто-то купил себе дорогой особняк, то это еще не значит, что он богат. Может, он целых три месяца копил на него и жил впроголодь?
Все, стоявшие в очереди, за исключением бабушки, а также владелица киоска рассмеялись. Женщина-гном начала уходить, но старушка, заказав нужный ей журнал, высунула голову из окошка, куда поместила ее для общения с продавцом, и сказала: «Если вы так же медленно работаете, как выбираете пачку дешевых фломастеров, то неудивительно, что вам так мало платят. И вы завидуете тем, кто днями и ночами трудится!» Женщина-гном повернулась к собеседнице и сделала несколько шагов навстречу. Бабушка даже испугалась и шарахнулась в сторону.
– Мне и этих крох сейчас не платят, потому что в Хеджере кризис неплатежей, – громко произнесла гномиха.
– Значит, бартером получаете за свой труд, – заявила старушка.
– Каким бартером? Контролерам выдали зарплату правом на проверки и взятки, кондитерам – тортами, автомобилестроителям – машинами, но не «Писто», на них надо простому хомо десять лет вкалывать, а мне, врачу-гинекологу, чем, простите, выдадут?
Старушка приобрела нужный ей журнал, но продолжила спор с гинекологом, крича так, что слышно было всем хомо, ожидавшим общественного транспорта на остановке. Джефри расплатился за газету «Кутрика мконо» и понесся домой со всех ног.
*
Молодой констебль Киджиджи Мвандиши осматривал хутор Нгуви. Он совсем недавно окончил двухгодичные курсы в академии Маржинала и, получив низший полицейский чин, приступил к выполнению своих обязанностей в Волатильности. Киджиджи доложили о ночной стрельбе, и он с восходом солнц уже прибыл к семье Нгуви. По дороге он успел заскочить на хутор к Кахесабам и взять у них показания, пока те не ушли на работу.
А сейчас он что-то помечал ручкой, записывая показания с места происшествия главы семьи и остальных членов на листы бумаги. Когда лист оказывался полностью исписанным, он клал его в свою папку, а оттуда доставал чистый. Баб ходил за ним следом, указывая, где, по его мнению, разворачивались события этой ночью, или просто пытался тащить констебля за рукав из одной части своего двора на другую, демонстрируя улики.
Однако у констебля, получившего пусть и небольшие, но навыки в академии полиции, было свое виденье на ведение опроса свидетелей и осмотра места происшествия. «Стоп, –дал команду Мвандиши, а он же все-таки начальник, – не перебивайте. И хватит топтаться по двору и затаптывать следы. Начнем сначала. Присядьте все: и хозяин, и хозяйка, и ты, мальчик». В это утро никто из троих не отправился на работу или в школу.
– Кто первым заметил хомо, проникших на территорию вашего хутора? – задал вопрос констебль, расположившись за столом.
– Она, – Баб пальцем указал на супругу.
– Ясно, – Мвандиши сделал пометку в своих бумагах.
– Она проснулась ночью, чтобы… Ну, сами понимаете – попить, отлить и все такое.
– Уважаемый, – молодой констебль со всей строгостью, свойственной семидесятилетним юношам, сделал замечание Бабу, – если будет необходимость, то я у вас сам спрошу. Не стоит отвечать за других.
– Понял. Вы – власть. Вы – закон. Я молчу, – поднял мозолистые ладони вверх хозяин.
– Продолжим. Значит, когда вы выходили до этого во двор, то никого не обнаружили? Правильно? – спросил у Амбани Киджиджи.
– Ну, вроде, не видела, – пожала плечами хозяйка.
– Так вроде или не видели? – решил уточнить полицейский.
– Я ходила, и, по-моему, никого не было.
– Прошу отвечать однозначно. Час назад вы в своих показаниях заявляли, что (читаю с ваших слов) обошли все подворье и ничего подозрительного не увидели. Вы подтверждаете ранее данные показания?
– В смысле? – Амбани с непониманием посмотрела одним здоровым, а другим наполовину заплывшим глазом на констебля.
– Да что вы у нее про ночь спрашиваете? Это же – баба.
Она не помнит своими куриными мозгами, что утром сегодня произошло, а вы ей так много вопросов задаете. Давайте, я все расскажу, – предложил Баб, наклонившись к Мвандиши.
– Уважаемый, – констебль скривился, – дышите чуть в сторонку. А вообще, рекомендую закусывать, даже если пьете на ночь глядя.
– Все-все, господин полицейский. Молчу, как дятел после интенсивной долбежки дерева, – Баб отсел подальше от Киджиджи.
– Так вы видели во время своего выхода из дома что-нибудь подозрительное или кого-нибудь из посторонних лиц? – повторил вопрос констебль.
– Лиц нет, но морду видела, – смутившись, произнесла Амбани.
– Так-так, здесь попрошу поподробнее, – оживился Мвандиши.
– Зашла я, значит, в хлев, а там на корове нашей сидит сверху на спине кожан. И морда у него вот такая удивленная, – эльфийка выпучила глаза, один из которых имел фиолетовое обрамление, имитируя выражение морды у летучей мыши.
– И чему он так удивился? – спросил полицейский, закатив глаза.
– Не знаю. Может, потому что меня не ожидал увидеть, –предположила Амбани.
– А он вас часто видит? – Киджиджи покосился на Амбани.
– Кто? – не поняла вопроса она.
– Ваша летучая мышь, – сказал Мвандиши.
– Она не моя.
– А чего же она живет у вас на вашей корове. Вот на моей корове гнезда летучие мыши не вьют, – пошутил констебль.
– А летучие мыши вообще гнезд не вьют, – заметила хозяйка.
– Господин Мвандиши, – Баб посмотрел на жену, потом перевел взгляд на Киджиджи и покрутил большим пальцем у виска. – Тяжело ей после всего, что пережила ночью. Она ж, можно так выразиться, женщина.
– Можно, – ответил констебль, а подумав, добавил. – И нужно, но сейчас она, в первую очередь, свидетель. Итак, летучая мышь показалась вам подозрительной?
– Да нет. Она мне просто показалась в хлеву, и все. Кожан как кожан. Только морда такая с выражением, как у хомо.
– Амбани, – Баб чесал затылок и смотрел в пол, – расскажи, как появились эти мясники, что стреляли током и светом в нас, да хотели живность нашу порезать, а потом перепродать на рынке. Вы знаете, господин констебль, я знаю, откуда растут ноги у этого дела. Эту банду надо брать в мясных рядах среди торгашей где-нибудь в Консалте. Это их рук дело. Только они могли подослать этих ублюдков и бандитов шастать у труженика по хлевам.
– Господин Нгуви, большое спасибо за аналитические выкладки. Думаю, следствие учтет ваши рассуждения, – поблагодарил Баба Киджиджи.
– Так тут и ежу с ежихой, если она не полная дура, понятно, кто они такие. Это не первый случай. Крадут скот такие скоты. Из хлевов уводят, только и видели потом своих свиней, коров, лошадей крестьяне после этих гостей, – приободрился отец Таммы, услышав похвалу из уст представителя закона и порядка. – Я, знаете, этих торгашей внутренне ненавижу. Как получается? Раз я вырастил свою свинью, то должен и сам ее продать. Так ведь?
Баб посмотрел на Мвандиши, но тот не поддержал говорившего, а отвлеченно смотрел в окно. Но это Баба Нгуви не смутило.
– А я ее продать не могу, – продолжил Баб.
– Почему? Если вы зарезали свинью, то кто вам запрещает продать мне, к примеру, левую заднюю ногу? – Киджиджи повернул голову в сторону говорившего.
– Это, конечно, можно. Но в Волатильности эта нога почти ничего не стоит. А вот в Консалте за нее вдвое больше возьмешь. А в Деривативах – втрое от нашей цены, – прикидывал хозяин хутора.
– Чем больше город, тем дороже мясо стоит. Только туда привезти еще нужно, а путь туда неблизкий. Да и бензина прилично спалить придется в дороге, – размышлял констебль.
– За бензин и транспорт можете не волноваться, я знаю, как туда довезти моего кабанчика, – усмехнулся Баб, словно занимался таким извозом каждую неделю.
– Чего мне волноваться? Пусть фермер Мкилима волнуется, – растянул губы в усмешке констебль. – Вы ж на его транспорте и на его бензине повезете свое мясо в столицу продавать.
– Если надо, то я этому вампиру могу за топливо и заплатить, но он и так хорошо на мне имеет, эксплуатируя мой труд. Мог бы и помочь односельчанину, – скривился Баб, при упоминании о своем работодателе. – Но вопрос не только в этом мироеде, но и в тех мироедах, которые владеют базаром, где продают мясо. Они ж за право постоять за прилавком деньги требуют.
– А вы хотите, чтобы владелец рынка содержал его, не беря арендной платы за торговлю? Тогда он разориться, а базар придется закрыть, и негде будет, кроме магазинов, вообще продать и купить продукты, – возразил Мвандиши.
– Зачем бесплатно? Пусть берут. Брать надо. Это даже мой сынишка знает, – отец ласково посмотрел на Тамму, который его внимательно слушал. – Пускай с честных тружеников не берут плату вообще, а с перекупщиков берут двойную, а лучше тройную ставку. Это же проще простого:
купить, а потом перепродать. А ты его вот этими руками три года порасти, а потом посмотрим, каково это. А перепродавать
