нанес себе травму. Хорошо, что сумел отделаться только порезанным пальцем.
Нож уткнулся в грунт, и лезвие слегка искривилось, а с глубокой раны на пальце закапала алая кровь. «Ай», –вскрикнул мальчик и от боли, и от осознания того, что ему влетит, если родители обнаружат, что это он испортил хороший столовый нож. Он с раздражением пнул коробочку так сильно, что она покатилась, скрывшись среди стеблей кукурузы, растущих у них на огороде. Он поместил палец в рот, облизал его, сплюнул кровь и понес инструменты туда, где брал.
Палец кровоточил, но матери он боялся его показать, так как она сразу начнет задавать вопросы относительно причин травмы. А потом еще и догадается, кто согнул нож. Тамма решил пересидеть на чердаке хлева рядом со своей летучей мышью, пока палец не перестанет кровоточить. Он уже придумал имя своему домашнему питомцу, дав ему прозвище Панеи.
Мальчик забрался на сеновал и тихо позвал по имени своего крылатого товарища. Тот вылез из-за балки, спрыгнул на сено и меленькими прыжками приблизился к Тамме.
Мальчик взял его в руки, усадил на ладонь и начал разговаривать. «Что ж ты, Панеи, не хочешь хлеб кушать и сало не жрешь? – спрашивал у кожана Тамма, указывая на нетронутую еду, лежавшую на поперечном бревне, но тот молчал, и мальчик продолжил монолог. – Чем же тебя мне накормить?
Ты так и с голоду помрешь. Крыло твое еще не зажило, чтобы ты летать мог?» Как это ни странно, но животное в ответ приподняло травмированную часть тела и закачало головой.
«Видишь, ты все понимаешь, а есть не хочешь. Ослабеешь, и коты или крысы быстро тебя тогда съедят, – дал совет Тамма, посмотрев на кошку, взбирающуюся по лестнице на чердак. А я, видишь, палец порезал». Тамма пересадил летучую мышь с правой ладони на левую и ткнул указательным пальцем здоровой руки на свою рану.
Зверек сочувствующе закивал головой и уставился на капельки крови, сочащейся из пореза. Потом он сделал по поверхности ладони, на которой сидел, несколько шажков, наклонил туловище и дотронулся своей мордочкой до раны.
Тамма присмотрелся и увидел, что существо стало отсасывать из разреза на пальце выделения крови и лимфы. Он не лизал, а именно сосал кровь. Суть процесса Тамма не уловил, так как зверек был ростом не более десяти сантиметров, а голова у него была вообще крошечная.
Существо пило кровь неустанно минут пять. Сколько оно ее поглотило, мальчик сказать не мог. Ему не было больно, пока он выступал в роли донора. Присутствовало ощущение, что нечто проникло в его плоть. Было чуть щекотно, и боль от пореза притупилась, будто палец немного онемел, как нога, если на ней долго сидеть в одном положении. И Тамма, и его домашняя кошка слегка оцепенели, наблюдая, как кожан пьет кровь. Ему захотелось спать, но голос отца, звавшего сына со двора, снял оцепенение.
Мальчик аккуратно отстранил крылатое создание от себя, посадив на сено, а кошка быстро спрыгнула на первый этаж хлева. «Остерегайся кошки, а то она слопает тебя», – предупредил кожана Тамма, посадил его на балку и пошел к отцу.
Отец гордо стоял у дерева, на котором росли орехи, а рукой он придерживал подростковый велосипед. Тамма увидел новенький синий двухколесный подарок, и сердце его учащенно заколотилось в груди. Отец намекал, что привезет сыну нечто из города, но чтобы это был велосипед, Тамма об этом даже не мечтал. «Это твой, – произнес Баб. – Бери и катайся». Тамма не мог поверить. О велосипеде он мечтал всю свою короткую жизнь. Но чтобы новый, с запахом заводской смазки – это было невообразимо!
– Точно мой? – еще до конца не верил сын.
– Садись. Его в магазине уже настроили, чтобы ты сразу мог кататься, – сказал Баб.
– Спасибо, папа! – Тамма с благодарностью кинулся на шею родителю.
Мальчик умел ездить на таком средстве передвижения.
Ему иногда давали покататься мальчишки с Волатильности, но для этого приходилось долго за ними бегать, как собачке, пока они накатаются на своих велосипедах и затем разрешат попользоваться ему. А тут – свой! Тамма сел на сиденье. Оно было не совсем точно подобрано под его рост. Но это такие пустяки по сравнению с тем, что Тамма стал обладателем собственного велосипеда. Он сделал два круга по двору, а потом выехал за ворота.
Амбани стояла на крыльце и радовалась за сына. Баб подошел к ней и поманил в дом.
– Смотри, что я тебе привез, – муж извлек из кармана дешевые бусы и показал их жене.
– Ой, спасибо! Только куда мне их, – Амбани смущенно стояла посреди кухни.
– Что значит куда? – удивился Баб, подавая ей бусы. – Ясное дело – на шею. Давай, мать, примеряй подарок.
Амбани прошла в спальню, стала перед шкафом с большим зеркалом в рост хомо и надела бусы.
– Ну, покажись, – попросил муж.
– Ай, я в грязном наряде, – ответила жена, стесняясь своего вида в зеркале. – На праздник надену вместе с чистой одеждой.
– Покажись, чего прячешься?
– Спасибо, Баб, но надо не в том платье их носить, что и свиней кормить.
– Ничего-ничего, и так красиво, – улыбнулся муж, подошел вплотную к жене и поправил ей бусы, положив руку на грудь.
– Баб, день на дворе, а ты… Чего удумал? – покраснела Амбани, поняв намеренья мужа.
– А что нам день? – произнес он, обняв жену и припав губами к шее.
– Баб, – Амбани делала попытки освободиться. – Сын сейчас придет.
– Куда там. Он, небось, уже у Кахесабов на хуторе хвалится своим велосипедом, – ответил Баб, запустив руку под платье жене.
Амбани что-то еще хотела возразить, но муж повалил ее на кровать и начал расстегивать пуговицы у себя и у нее на одежде.
VIII
Хомо сопротивляется до последнего и не хочет признаваться сам себе, что его обманули, даже если это уже очевидно. Разум говорит: «Дружище, тебя надули, развели, лоханули, кинули (нужное подчеркнуть)». Но эмоциональная нерациональная часть сознания не теряет надежду: «Подожди, может, на самом деле у них чего-то не получается? Может, это временные задержки, и вскоре все образуется. Они же обещают, не отказываются, говорят, что уже вот-вот».
Точно так же в течение нескольких суток Джефри верил, но день ото дня все меньше и меньше, что ему доставят заказанную фронтальную коляску для двойняшек. Ему вежливо отвечали каждый раз, когда он набирал номер телефона продавца. В последнем разговоре Клиан попросил, чтобы ему вернули залог: «Вы знаете, я уже не могу больше ждать. Вы затянули все сроки. Пожалуйста, верните мне мои деньги и снимите заказ». И тут на него обрушился весь поток негодования продавца: «Как понимать – снимите заказ?! Я что, сейчас остановлю машину с товаром, идущую через границу за тысячу километров отсюда, заставлю водителя вывалить на обочину дороги весь груз и искать вашу какую-то однуединственную коляску? А потом что с ней делать? На встречной попутке отправлять назад? Вы смеетесь? Вы заплатили только полцены за нее, а я полную стоимость. Куда мне ее деть, если вы брать не хотите уже? Как я вам верну деньги?
У меня их нет. Я их отдал оптовику, да еще и своих доложил.
Послушайте, ваше поведение просто неприлично!» Нет смысла передавать дальнейшее содержание разговора. Джефри сделал для себя вывод: «Товар они мне не отдадут, как, впрочем, и деньги. Надо эту тему вычеркнуть из своей головы, как ненужное объявление в рекламной газете перечеркнуть красным фломастером. Интересно, что же толкает разумное существо, не промышляющее на постоянной основе обманом, к отъему средств у других гуманоидов? Я не думаю, что этот продавец вообще не занимается продажей детских колясок. Главный фактор – это его порядочность.
Вернее, непорядочность. Потом жадность. Деньги он уже положил себе в карман, а с поставкой товара вышла накладка.
Надо бы вернуть назад предоплату. Но жадность этого сделать не позволяет. Деньги-то уже у него. Ему неохота с ними расставаться. Еще немаловажный фактор – это безнаказанность за содеянное вследствие отсутствия юридического и хозяйственного оформления сделки. Ничего. Будет наука.
Для Джефри Клиана этот залог – довольно крупная сумма.
Для Хасимо Маурицио – мелкие расходы. Для Зуу’иха лишь неприятный эпизод в период пребывания на планете Тренд.
Будем покупать бывшую в употреблении коляску. Какая разница, новая или старая? Сколько этим детям в ней находиться. С собой ее не заберешь».
Джефри обзвонил тех, кто продавал подержанную коляску и договорился о встрече с новым продавцом. На этот раз он решил ехать сам и рассчитаться только когда товар его устроит и перекочует в салон его автомобиля.
Он спустился на первый этаж и вышел на стоянку перед домом, неся в переносках Унзури и Оганио. Подошел к своему «Мвамвитугари», снял с сигнализации, отворил багажное отделение и переложил детей в автомобильные креслица.
Потом сел за руль и запустил двигатель, который завелся только со второго раза, сам решил: «Пусть чуть прогреется, а то давно не выезжал. Уже и аккумулятор разрядился.
Трудно заводить». Он расположился в кресле, и голову сразу начало клонить ко сну. Хроническое недосыпание давало о себе знать. Его разбудил стук в боковое стекло. У двери стоял мужчина в домашней одежде и тапочках.
– Что такое? Вы что-то хотите? – Джефри глянул на хомо, желавшего с ним пообщаться.
– Да, дружище, – начал разговор незнакомец, словно встретил старого товарища, – я хочу, чтобы ты больше не ставил свою машину на мое место.
– Не понял.
– Тут нечего понимать. Ты поставил свой «Упепо» на мое место, на которое я ставлю свой «Руук» уже двадцать четыре года. Теперь понятно?
– Нет, – искренне недоумевал Клиан. – Почему вы считаете это место своим? Где тут написано, что оно ваше?
– Отгони свой металлолом, и ты увидишь, что на асфальте нарисован краской номер моей машины, – пояснял сосед.
– Странный подход. А если я на заборе напишу ругательное слово, то забор тоже станет моим? А если на доме напишу свое имя, то все жильцы станут моими рабами? Почему вы сделали такое удивленное лицо? Я просто следую логике ваших рассуждений.
– Мне до одного места твои рассуждения. Следующий раз пропорю шины, тогда увидишь, чье это место, – мужчина ткнул рукой пространство впереди себя.
– Значит, пойдете по статье за хулиганку, – спокойно сказал Джефри, продолжая находиться на сидении своего авто.
– Да за такое и по мордасам можно схлопотать, деловой!
Поставил на мое место, и неделю его колымага стоит безвылазно. Скоро колеса врастут в асфальт.
– Вам места мало?
– Мне мое надо.
– Ваше? На каком основании? У вас документ есть на этот клочок земли? Это ж общая дворовая территория. Она не может никому принадлежать, – пожал плечами Джефри, а про себя добавил: «Вот сукин сын, не жил бы я в этой квартире на птичьих правах, я б тебе, осел тупоголовый, более популярно объяснил».
– Мне не нужен документ. Я тут постоянно ставлю свой «Руук» и не хочу никого здесь видеть другого. А документ у меня есть, но не считаю нужным тебе его показывать.
– А какое основание для выделения вам этого участка? Вы инвалид или больной? – спросил Клиан.
– Что-о-о?
– Да пошел ты! С головой дружить надо, и прими слабительное для мозгов, а лучше для кишечника, – посоветовал Джефри, захлопнул дверь и начал отъезжать.
Мужчина в тапочках, спортивных штанах и в майке с дыркой на
| Помогли сайту Реклама Праздники |