Дом. Книга 1. "Деривативы, Контанго, 189"

работу позже.
Принимать зерно круглый год не будешь? Точно. Чего тогда простаивать? И об этом знал Файооу. Он занимался тем, что было выгодно в данный момент. Поэтому когда затихали на полях комбайны, этот бизнесмен мог, в зависимости от конъюнктуры рынка, принимать у себя на подворье не только сою, ячмень или пшеницу, а и металлолом, старые покрышки, «кругляк» сосны и так далее. За годы незаконной предпринимательской деятельности Файооу не развился ни капельки. Любил не то чтобы выпить, а погудеть и потратиться. Шла удача – жил выше среднего. Уходила погостить к другим – не расстраивался и жил скромно. Разорялся –брал в долг у местной мафии, но всегда возвращал. Попробовал бы не вернуть!
Сейчас у него дела шли в гору, и он держал трех подсобных рабочих. А если тенденция и дальше будет такой, то вскоре Файооу сам перестанет лопатой грузить зерно, а будет только распоряжения давать. Правда, это ненадолго. Как только он отдалялся от непосредственного участия в деле, так сразу на предприятии начинался бардак и оно приходило в упадок.
Весь этот процесс был цикличен. К своим ста пятидесяти годам Файооу это начал понимать, но менять в жизни ничего не желал, веря в свою счастливую звезду.
Баб Нгуви появился у Файооу, когда прием пшеницы был в самом разгаре: один грузовик ссыпал зерно, а другой ожидал своей очереди. Естественно, что два самосвала – это ничто по сравнению с очередью автомобилей, ждущих выгрузки на элеватор около железнодорожного вокзала. Но так и масштабы не те. Ну, так и налоги не те, что у законно работающего предприятия, и расходы поменьше!
Файооу, дымя сигарой, встретил крестьянина из Волатильности в курилке, откуда предприниматель, выпуская дым в небо, наблюдал за работой своих подчиненных. «Садись», – Файооу убрал ноги со скамейки, стряхнул песок и поманил к себе рукой Баба. Нгуви подошел к приемщику зерна довольно близко, но руки подавать не стал. Он заговорил громко то ли от отрицательного отношения к собеседнику, то ли оттого, что изношенный механизм устройства для просеивания злаковых и бобовых, работавший на площадке, не давал возможности спокойно вести разговор.
– Чего желаешь? – прямо спросил Файооу, не запомнив Нгуви в момент их предыдущего общения.
– Я сдавал тебе пшеницу девятого йото, – начал Баб. – Узнал?
– Может быть, – был ответ приемщика, – всех не запомнишь.
– Ну, как же, меня не запомнил, а настучать на меня Мкилиме так не забыл. Да? – Нгуви гневно, даже с некоторым презрением посмотрел на вампира.
– Какому Мкилиме? – пожал плечами Файооу.
– Ибахили. С Волатильности. Дурака не включай! Принял зерно, положил деньгу в карман – так к чему языком об этом молоть, словно у тебя не рот, а молотилка?
– О чем? Садись, – владелец предприятия повторно пригласил Нгуви присесть на скамью, похлопав по ней ладошкой.
– Я девятого числа этого месяца уже под конец дня приехал к тебе сюда на «Омбэ» и продал тебе кузов пшеницы.
Припоминаешь? – решил эльф освежить память вампиру.
– А-а-а? Да-да. Было дело. А чего ты заладил с этим фермером Мкилимой из Волатильности? Он тут причем?
Файооу стряхнул пепел в урну.
– И мироеда нашего из Волатильности, значит, знаешь?
А говоришь, что не говорил ему.
– Дружище, у тебя столько претензий и такой тон разговора, будто я с тобой не рассчитался или не до конца все деньги отдал. Насколько я помню, ты приехал и предложил. Я назвал цену. Ты согласился, выгрузил, получил наличкой, сел в машину и отвалил. И все за десять минут. Почему не было претензий раньше, а они выплыли только сегодня?
– Претензии (я не знаю, как тебя зовут), дорогой вампир, –эти слова эльф процедил с издевкой, скривив физиономию, –что зернецо это было фермерское, а не мое. И Мкилима мне сказал, что ты ему рассказал, что я тебе сдал пшеницу.
– Так оно было того… ворованное? – присвистнул Файооу, туша сигару о столик с обратной стороны.
– Да. А ты ему рассказал об этом.
– Слушай, ты в своем уме? Я видел твоего Мкилиму последний раз год назад. Может, кто другой тебя у меня заметил и шепнул твоему хозяину. А вообще, воровать нехорошо.
– Ладно, учить меня будешь. Правды от вас, вампиров, все равно не добьешься. Вы своей стаей любого заживо сожрете…– Послушай, а не пошел бы ты подальше. Чего ты на вампиров погнал? Чего ты вообще сюда приперся? Только чтобы сказать, что я, такой-сякой, рассказал твоему хозяину, что ты ворованное зерно продавал? И что дальше? Нужен мне твой Мкилима! Он взял тебя на испуг, а ты уши развесил и раскололся. Что я сейчас должен, на коленях у тебя прощения просить за то, что ты – лопух? Ты что, ему сознался только по его предположению?
– Он сказал, что знает, кому я сдал, – Баб начал осознавать, что, наверно, поторопился с признанием перед Ибахили и от этого еще больше возненавидел своего фермера и приемщика зерна.
– А завтра он обвинит тебя в высадке на поверхности священной Бэквордации, – Файооу пальцем указал на спутник Тренда, – сказав, что тебя там я видел. Он скажет, что ты осквернил дочь создателя, ступив на поверхность этой планеты. И ты согласишься?
– Ты мне религию здесь не приплетай. Ты мне пшеницу мою верни, а я верну тебе твои деньги, – предложил Баб.
– Что значит верни? Ты продал, я купил, и мы разбежались. С какой радости я тебе должен что-то возвращать?
– Мне нужно вампирской роже с Волатильности вернуть это вонючее зерно. Ты меня понял?
– Понял. Ты украл – тебя словили. Теперь требуют возврата украденного. Правильно. Если б у меня мои работники украли, я бы тоже захотел возврата. Верни ему деньги, которые я тебе отдал, и все дела. Слушай, я тут при чем? Ты меня в свои воровские махинации не приплетай, – решил отмахнуться от незаконопослушного гражданина самый честный налогоплательщик в Консалте.
– Заткнись! Я знаю, какой ты тут товар принимаешь. Слухи ходят. У самого, небось, рыло в пуху, а строишь тут из себя…– Ты мое рыло не трожь, а то твое тебе сейчас быстро разобьют! Только кликну мужиков – в два счета вылетишь отсюда.
– Ты, кишки дохлого скунса, мне не угрожай. Ты скупил у меня пшеницу намного дешевле, чем принимают в других местах. За эти тертые деньги, что ты мне дал, и половины кузова «Омбэ» приличной пшеницы не купишь.
Мне срочно надо было сдать, и ты купил за полцены. Мкилима рассмеялся, когда я ему такую сумму за кузов самосвала предложил.
– Ты, придурок, сам просил купить и еще благодарил меня, а теперь я должен убытки нести?
– Какие убытки? Нагрел руки, как все перекупщики, на бедолаге-аграрии и еще зубы свои щеришь, – Баб оскалился, как вампир на картинках в классических сказках.
– Я потратился на твой товар: просеял твою пшеницу, высушил, отсортировал, продал оптовикам из Маржинала, заплатил зарплату работникам, уплатил налоги, с мафией рассчитался. Ты, кстати, мафии платишь? Все воры должны платить мафии за право воровать на ее территории? Если ты вор и не платишь, то у тебя могут быть проблемы не только с констеблем, – то ли шутил, то ли пытался напугать деревенского мужика предприниматель из города.
– Я тоже потратился: я привез пшеницу с Волатильности сюда. Кто мне вернет деньги за бензин? А про бандитов ты иди и рассказывай таким простачкам, как сам. Можешь платить, кому хочешь. Можешь даже этим хвалиться, что кому-то деньги отдаешь. Мне это вот здесь, – Нгуви похлопал себя по заду.
– Ты ж – вор! Неужели ты не украл немного бензина у проклятого вампира Мкилимы, чтобы даром приехать в Консалт? – ухмыльнулся Файооу. – Или ты никудышный ворюга и специализируешься только по кражам зерна и сои? Не украл бензин, тогда надо было не ехать в Консалт, а сбыть свой товар соседям в Волатильности.
– Ты мне сказки о людях и эластах не рассказывай. Ты мне пшеницу мою отдай, – чуть было не кинулся на собеседника Баб.
– Иди и выбери свои зерна среди общих. Ты ж, поди, каждое зерно в лицо знаешь. Нет твоего зерна здесь. Переработал я его и продал. А переработка денег стоит. Я ж тебе объяснял.
– А ты мне отдай то, что еще не просеивал. Отдай то, что выгрузят только тебе сдатчики. Я деньги тебе верну и сам закину лопатой в кузов необработанное зерно, – предложил Нгуви.
– Хорошо, приезжай через неделю. У нас будет больше свободного времени. Тогда и перекинешь с борта на борт.
Баб понимал, что спустя неделю уже почти весь урожай будет убран с полей и сдавать зерно станут в гораздо меньших количествах. Он переживал, что Файооу вообще к тому времени может прекратить прием, но согласился, поскольку не имел возможности повлиять на этого приемщика. А еще у Нгуви пока не было транспорта, чтобы приехать в Консалт и забрать назад пшеницу. Чтобы не сидеть сложа руки в период страды, он решил пока обмолотить пшеницу у себя на хуторе и отдать ее Ибахили Мкилиме, чтобы тот вернул ему ключи от «Омбэ».
По прибытии к себе на хутор Баба ждала еще одна не совсем приятная новость. И хоть он не был большим любителем животных, а проще говоря, частенько поддевал ботинком свою кошку при встрече, чтобы не путалась под ногами, но ее смерть на фоне проблем с зерном его удручила. Кошку обнаружил на чердаке хлева Тамма. Баб не догадывался, зачем его сын туда лазил. Следов насильственной смерти обнаружено не было, если не считать двух крохотных ранок на шее животного.
 *
Было утро, и антиглобалисты еще никоим образом не проявили себя на улицах и площадях Спрэда. Хасимо Маурицио сидел в сквере на скамейке, перебирал челюстями жевательную резинку и ожидал агента по сдаче в аренду коммерческой недвижимости. Он запланировал взять на время музыкальную репетиционную студию, расположенную в подвальном помещении здания, расположенного в трех минутах ходьбы отсюда.
Агент задерживался, Хасимо нервничал и от этого еще с большим остервенением жевал сладкую резину со вкусом гвануйского хватносуо. Затем успокоился, вспомнив о детях, оставленных им в Деривативах: «Странно так: теперь Джефри Клиан именуется по паспорту Хасимо Маурицио, а я, Хасимо Маурицио, гастролирую по Инсайду под именем Кигени Вакала. Интересно, как там малышка Унзури и бандит Оганио. Вырастет – точно будет разбойником, а Унзури будет красавица. Эх, жить бы им в нормальном мире да горя не знать. Но они – тени Подлинного, и им уготована другая участь».
Хасимо прекратил жевать и выплюнул содержимое ротовой полости в урну, стоявшую у края скамьи. Жевательная резинка долетела до металлической емкости по приему мусора, ударилась об нее и отскочила на траву. Шедшая по тротуару пожилая женщина с укором посмотрела на Маурицио.
Он развел руками, поднялся, подошел к женщине и со всей силы врезал ей кулаком по лицу. У нее хрустнула челюсть, и на асфальт посыпались восемь передних зубов. «Рекорд, –возгордился собой Хасимо. – До этого лучшим достижением было не более семи выбитых с одного удара костяшек». Она повалилась на спину, разбив голову и потеряв одну туфлю.
Это – шутка. Такое развитие событий только промелькнуло в голове впечатлительной и боязливой дамы, испугавшейся резкого движения в ее сторону незнакомого мужчины в пустом сквере. На самом деле Хасимо сделал несколько шагов в направлении урны, нагнулся, подобрал жевательную резинку с прилипшими к ее поверхности песчинками и отправил в