Дом. Книга 1. "Деривативы, Контанго, 189"

остановились.
Остановился и Хасимо Маурицио, уже несколько часов зорко следящий за парнишкой по имени Хандаки Годи. Благо, мальчишка выделялся на фоне остальных абсолютно белой головой и ярко-красной нашивкой на черной кожаной куртке. Нашивка, расположенная на спине, являла собой символ антиглобалистов: овал, обозначающий планету, перечеркнутый наклонным отрезком.
Хасимо, оставаясь для Хандаки незаметным, все время держался сзади от него на небольшом расстоянии. Маурицио был посвящен в планы антиглобалистов. Он знал, где будет зарождаться шествие и где ему суждено закончиться.
Он понимал, что никто погромщиков (а именно этим почти всегда заканчивались подобные мероприятия) не пустит на площадь Портфельных инвестиций. Карабинеры и полиция будут стоять «насмерть», дабы протестующие не сожгли министерство торговли или хотя бы не побили в нем стекла.
Хасимо еще с утра поставил свой автомобиль в одном из дворов, прилегающих к площади Портфельных инвестиций.
И именно в том проходе, куда по его предположению будут убегать митингующие, когда их стройные и не очень ряды дрогнут под натиском хомо в форме.
Стражей правопорядка от протестующих отделяла буферная зона, основу которой составляло решетчатое трехметровое ограждение из металлических прутьев. Оно растянулось на всю длину проезжей части и тротуара. В десятке метров от ограждения стояли карабинеры в шлемах и с металлическими щитами. Один из полицейских, не переставая, вещал в громкоговоритель, призывая митингующих разойтись. Он сообщал о том, что шествие по данному маршруту не разрешено городскими властями, что нарушителей закона ждет административная и уголовная ответственность за подобные действия. В общем, пугал и предупреждал антиглобалистов на все лады, прохаживаясь между плотным строем карабинеров и решеткой.
Когда он заканчивал заранее заученную страшилку для участников несанкционированного мероприятия, то начинал ее повторять сызнова. Этот спич уже изрядно надоел всем хомо по обе стороны от ограждения. Митингующая масса бурлила, карабинеры или, по-другому, военизированная полиция, наоборот, стояла неподвижно, а говорун с мегафоном призывал к порядку.
Статус-кво сохранялось до того момента, пока один ловкий демонстрант не просунул древко от знамени между прутьями решетки. Затем он толкнул его со всей силы. Четырехметровая деревяшка проникла через решетку и с силой ударила глашатая по его мегафону, прижатому к губам говорившего.
Полицейский опрокинулся и упал на бок, говорящий рупор вывалился у него из рук и покатился по асфальту. Больше данное устройство в этот день в этом месте не издало ни звука. Снайперский выстрел уложил врага с одной попытки.
Этот инцидент взбодрил демонстрантов. И вот уже другой, не менее находчивый гражданин, выковыряв брикет тротуарного покрытия, метнул его через ограду в полицейских.
А они стояли столь плотно, что промахнуться было сложно.
Это оказалось неожиданным нападением для карабинеров, и предмет, размерами и весом походивший на кирпич, попал в лицо гуманоиду в форме. Его увели под руки товарищи, а остальные по команде подняли щиты над головой. Точнее, подняли через одного, а вторая часть продолжала их держать перед собой.
Как только протестующие увидели, что могут успешно атаковать полицию, то на другую сторону полетели такие брикеты десятками. Карабинеры отошли, а протестующие полезли на ограждение либо стали раскачивать его, пытаясь повалить. И им это удалось. В одном месте брешь была пробита и поток хомо, как в сообщающихся сосудах, хлынул в открытое пространство.
Хасимо в тот момент, когда началось движение митингующих через пролом в ограждении, чуть было не потерял из виду Хандаки. Различные участки неоднородной массы протестующих неравномерно перемещались в сторону площади Портфельных инвестиций. Те, кто помоложе и попроворнее, быстрее сориентировались и оказались за ограждением. Но Маурицио не отставал, продираясь за Годи среди плотно прижатых тел. И был вознагражден. Мальчишка снова стоял метрах в пятнадцати впереди него.
Опять установилось равновесие, когда карабинеры отошли на новые позиции, а антиглобалисты столпились напротив них. Но ряды последних поредели. Те, кто почувствовал, что дело пахнет жареным (в самом прямом смысле слова), решили удалиться. Зато в толпе появились молодые люди с повязками на лицах и рюкзаками за спиной.
Начались позиционные «бои». Антиглобалисты швыряли в полицейских тяжелые предметы, а те в ответ стреляли капсулами со слезоточивым газом. Никто в атаку не шел до тех пор, пока любители легкой наживы не вскрыли рольставни в магазине бытовой техники и не начали выносить оттуда товар. Владелец магазина и охрана сначала попытались препятствовать произволу, но после того, как в помещение ворвалось несколько десятков молодых хомо, явно не имеющих никакого отношения к протестному движению, но имевших в руках кастеты и ножи, они прекратили сопротивление.
Карабинеры, видя, что демонстрация антиглобалистов приобретает черты мародерства, перешли в наступление: они орудовали резиновыми дубинками и четко держали строй, пока ряды митингующих не дрогнули, и те обратились в бегство.
А теперь, когда протестующие перестали быть единым целым и начали думать каждый о себе, начался традиционный хапун. Карабинеры продолжали теснить антиглобалистов, последние в панике убегали, а полицейские ловили всех подряд и сопровождали в заранее приготовленные крытые грузовики и автобусы, чтобы далее уже суды разбирались с нарушителями правопорядка.
Самое интересное, что некоторые из демонстрантов, будучи в гражданской одежде, извлекали из складок своих кожаных курток удостоверения полиции и, далеко ни за кем не бегая, задерживали правонарушителей прямо на месте.
Масштабы этаких оборотней в погонах (это не обязательно вампиры) были колоссальны. Чуть ли не каждый пятидесятый антиглобалист оказался сотрудником полиции или секретных служб.
Бежали все и в разные стороны: и те, кто грабил, и кто швырял бутылки с зажигательной смесью, и кто был идейным и непоколебимым борцом с ненавистным транснациональным капиталом. Никто не хотел получить штраф или исправительные работы. Гораздо комфортнее было вечером смотреть по телевизору, как журналисты по косточкам и поминутно разбирают эти события.
Хандаки Годи тоже бежал. Не совсем туда, где оставил свой автомобиль Маурицио, но примерно в том направлении.
Сначала мальчик несся с группой своих друзей. Затем постепенно по различным причинам его товарищи начали его покидать, убегая в сторону или попадая в лапы полиции, как они выражались.
Хасимо от него не отставал. В первые минуты сумасшедшего спринта Хандаки не замечал Маурицио. Но потом понял, что этот мужчина за ним следует неспроста. Он попытался оторваться, но Хасимо в свои годы не отставал от юноши, однако и догнать не мог. Дистанция была постоянной и составляла около десяти метров.
Может быть, сын владельца шахт и ушел бы от преследования, как со стороны Хасимо, так и полиции. Все-таки он был молод, но надо учитывать тот факт, что во время таких мероприятий полиция Спрэда, как правило, окружает кольцом прилегающую территорию и как бы сидит в засаде, словно охотник, пока другие гонят «зверя».
Вот таким же образом Хандаки и нарвался на «тихаря» в «гражданке». Тот мирно сидел на лавке во дворе, а когда мальчик пробегал мимо него, по поставил ему подножку, и Годи грохнулся на песок. Полицейский, одетый не по форме, представился сержантом и стал крутить парню руки.
– Не трогай его. Этот – мой, – тяжело дыша, произнес Хасимо.
– А вы кто такой? – спросил молодой сержант.
– Капитан Вакала, – Хасимо извлек удостоверение и показал его представителю власти. – Округ Плюс-тик.
– Хорошо, капитан, – отрапортовал сержант, всматриваясь в удостоверение. – Тут мне хватает с кем работать.
Сержант спустя минуту поймал новую жертву и уволок, словно паук, во чрево большого железного контейнера, установленного на мощном грузовике и предназначенного для транспортировки только еще задержанных или уже осужденных и отбывающих наказание хомо, у которых нелады с законом.
А Хасимо, выслушивая возражения Годи о неправомерности задержания, о том, что капитан еще устанет извиняться перед ним после того, как его папа вмешается в это дело, повел парня к своей машине.
 *
Яркий луч от двойной звезды проник через щелку между шторами в гостиничном номере Тоу и разбудил Акили Ванасаяби. Молодые спали на широкой кровати. Если быть точным, то на двух, придвинутых одна к другой, кроватях. Водяной протер глаза, сбросил с себя одеяло и зашлепал босыми ногами по скрипучему полу в туалет, восстановил баланс планеты Тренд, вернув в круговорот воды то, что выпил вчера, умылся. Вернулся в комнату, бросил взгляд на телефон и испытал тревогу за то, что вчера вечером не удосужился позвонить Кигени Вакала.
«Ладно, – подумал Акили, – сейчас разбужу Тоу и еще разочек займусь с ней сексом, вместо утренней гимнастики, а затем брякну шефу. Ой, и влетит же мне за отлучку». На ум пришел нехитрый стих: «Кабель встретил сучку, побежал на случку, но попал в отлучку. Хозяин сделал взбучку». При мысли о будущем разговоре с Вакала желание вступить в связь с прелестной девицей отошло на второй план. Почемуто перед глазами стояла не картина двух сплетающихся в экстазе тел, а строгие глаза Кигени.
«О, его же еще и зовут как-то по-другому. Забыл, что в банковской карточке написано было. Надо выяснить, кто он на самом деле. Нужно, но не подойдешь же и не скажешь, что я вчера случайно открыл ваш чемодан и абсолютно случайно достал из кармашка пластиковую фиговину, на которой красовалась чужая фамилия», – рассуждал Акили.
Эти размышления задвинули желание заняться сексом вообще куда-то вдаль. На этой волне Ванасаяби перевел взгляд на спящую красавицу. В отличие от вчерашнего вечера, утром она уже и не казалась ему такой изящной. «А если присмотреться, то совершенно ничего выдающегося в ней нет, – признался сам себе водяной. – Обычная эльфийка. Вот смыла перед сном с себя весь макияж, сложила на кресле дорогущую и модную одежду и превратилась в простую девку, каких много даже у нас на шахте в Листинге».
Тоу лежала, не прикрытая одеялом, и еще спала. «Да у меня десятки точно таких баб просыпались в общаге утром, – на порядок увеличил свои победы над женским полом горняк. –Вчера она мне представлялась этакой недоступной, словно могла быть только девушкой состоятельного бизнесмена, а сегодня лежит передо мной голышом. В чем-то прав Брогни, когда говорил, что в голом виде все бабы одинаковые, а разница только, в какой позе она стоит. И что в Тоу особенного?
Чересчур худые длинные ноги, маленькая задница с узкими бедрами, кожа вся какая-то белая с синими капиллярами –аж страшно. Лежит, разбросав сиськи в разные стороны. Брови – светлые и без туши невыразительные. Конопатая слегка без штукатурки. От лощеных волос под утро остались одни кудлы да лохмы на голове. Сколько же она времени и денег вкладывает каждый день в свой тюнинг, чтобы вот с такого вида подниматься до состояния