корову у соседа, у него три, а у тебя ни одной. У нас теперь равноправие и социальная справедливость.
В противовес созданному большевистскому совету в ночь на одиннадцатое марта тайно собравшиеся илецкие казаки выбрали Комитет обороны. Председателем комитета обороны назначили боевого офицера, участника русско—японской и Германской войн войскового старшину Балалаева, пользовавшегося уважением казаков.
— Так что, станичники, миром эта канитель с большевиками—комиссарами у нас, похоже, не кончится. Надо готовиться к защите наших куреней оружием.
Одиннадцатого утром станичники с удивлением увидели большевистских наблюдателей на станичной каланче. По улицам разъезжали патрули с пулеметами. Чуялось что-то недоброе.
Комиссары названивали в Оренбург, требовали срочную подмогу.
Казаки из Илека послали гонцов в близлежащие станицы с просьбой о помощи. Прапорщика Чернобровкина направили в Уральск для доклада Войсковому съезду о сложившейся ситуации, и с просьбой о вооруженной помощи.
Красные чувствовали себя полноправными хозяевами Илека. Арестовывали зажиточных казаков и любого, на кого укажут, что он против советской власти. Среди местного населения сразу же появились добровольные помощники, готовые указать на дома богатых жителей. Арестовали местного священника: кто-то сказал, что на колокольне он прячет пулемёт.
К полудню комиссары арестовали более семидесяти зажиточных казаков и наложили невероятную контрибуцию в три миллиона рублей, тридцать лошадей и сто пар сапог для красноармейского отряда.
Комиссары приказали изъять хлеб у населения, расстреливать всех, у кого найдут оружие.
В станице началась вакханалия: стрельба, срывание кокард, погон, обыски, насилование женщин. Нашли шесть винтовок, хозяев расстреляли на месте.
Казаки заволновались. Собирались на улицах, шумели насчёт притеснений.
Но с каланчи и колоколен следили за улицами: чуть где соберется кучка казаков — выстрел из винтовки давал понять, что митинги властям не нужны. Одного казака таким образом ранили.
Двенадцатого в полдень распространился слух, что завтра «большаки» заберут строевых лошадей.
На самом деле, большевики реквизировали казачьих коней и седла. Объявили комендантский час и запретили казакам ночью выходить на улицу.
Кто-то донёс на прапорщика Юдкина, кавалера трех боевых орденов, полученных им за геройство на Германском фронте. Прапорщика арестовали и отправили в тюрьму под конвоем двух красноармейцев.
Когда проходили по берегу реки, Юдкин выхватил у конвоира винтовку, ударил его прикладом и выстрелил вдогонку убегавшему второму.
Большевики нашли спрятавшегося прапорщика и расстреляли.
Не гнушались красные и «реквизицией» торгового люда. В лавке близ Общественного собрания красноармейцы забрали весь табак, два мешка белья, воз сена, пять пар сапог.
Чтобы привлечь на свою сторону наемных рабочих, трудившихся на мельнице купца Челышева, красные заявили, что мельница теперь принадлежит рабочим. Но тут же отобрали у рабочих лошадей. Чем нажили себе ещё нескольких недоброжелателей.
Доведённые до края казаки вручили командиру красного отряда ультиматум, вынесенный комитетом обороны, с требованием к красному отряду покинуть станицу до полудня завтрашнего дня.
Ожидавший подкрепления командир проигнорировал требование казаков и запретил станичникам выходить из домов.
Красные патрули расхаживали по улицам, на всех подъездных дорогах стояли красные заставы, на окраинах солдаты рыли окопы и устраивали пулеметные гнёзда. Красным помогали иногородцы Илека, которые хорошо знали окрестности и выгодные позиции.
Командир Ходаков телеграфировал в Оренбург:
— Докладываю об успешном занятии Илека и установлении советской власти. Наш отряд теперь насчитывает двести красноармейцев и триста примкнувших к отряду иногородцев.
— Направляем тебе в поддержку красный отряд в триста пятьдесят штыков, — телеграфировали из Оренбурга. — Наши отряды двигаются на Уральск. Мы предполагаем занять Уральскую область в течении двух—трёх дней.
Чтобы не вызывать подозрение у красных, войсковой старшина Балалаев собрал казачий Совет обороны в покосившемся доме старого казака Небатеева. Завесили окна одеялами, зажгли коптилку, едва осветившую сидящих по лавкам вдоль стен приглашённых казаков.
— Дело плохо, казаки, — заговорил старшина Балалаев. — К красным из Оренбурга идёт сильная подмога. Отряд в полтыщи, али поболее. Ежели мы тутошних «гостей» в ближайшие дни не обуздаем, то с ихней подмогой и вовсе не справимся. Надо звать наших на подмогу, из соседних станиц. Пусть подходят на берег Урала к Челышевской мельнице и по сигналу начнём бой. Назначим время, а дед Небатеев проберётся на церковную колокольню и ударит в набат. Это и будет сигналом к бою. Провода надо телеграфные порезать ночью, чтобы комиссары своих не известили о нашем восстании.
— У них пятьсот штыков, два орудия, восемь пулеметов и бомбомёты. А у нас десятка два винтовок. Ну, шашки у фронтовиков. Несколько пик в станичном правлении, — засомневался атаман Назаров. — Мало силёнок.
— А ещё два наших с тобой нагана и три тысячи «Ура!», — ободрил атамана войсковой старшина Балалаев. — Ничего… Казаки мы или не казаки? На ура возьмём, если потребуется. Наших в Студёной известить надо, чтобы поддержали. Гонца послать.
— Как же пошлём, комиссары обложили станицу, никого не выпускают.
— Вахмистра Забелина пошлите, он в пластунах служил, придумает, как проскочить.
Вызвали Забелина.
— В общем, так, вахмистр, — озабоченно заговорил старшина Балалаев. — С донесением надо из станицы выбраться. Ты пластун, опыт в таких делах есть. Подумай, как красные дозоры обойти. Может, ночью да ползком?
— Днём, на лошади, — подумав немного, решил Забелин.
— Как же ты? Не выпускают же никого!
— А я будто коня поведу поить на реку. Без седла, без полушубка. И выпью для смеху. Какой пьяный дурак раздетым да без седла зимой в побег соберётся?
— Замёрзнешь, ить!
— Дык, я здесь стакан приму, как прискачу к землячкам — ещё один. Прорвёмся!
К берегу реки, где ходила красная охрана, Забелин подошёл в нательной рубахе, едва держась на ногах, изображая в умат пьяного.
— Куда ж ты, сердешный, голышом? — потешались над пьяным охранники.
— К—коня поить… Я напи—ился, а конь самогонку н—не пи—е—от… Зар—раза… Ему в—воды подавай…
Выписывая кренделя якобы пьяными ногами, Забелин добрёл до прорубей на середине реки, взметнулся на коня и помчался к противоположному берегу.
Пока охранники поняли, что к чему, пока крикнули несколько раз «Стой!», пока сдёрнули с плеч винтовки, вахмистр скрылся за кустами противоположного берега. Посланные вдогонку пули вреда ему не причинили.
Ночью телеграфная связь с Оренбургом прервалась. Красные потеряли возможность торопить Оренбург насчёт помощи.
Ночью же на санях из станицы Студеной привезли к большевистскому доктору казака с поломанной ключицей. Старики узнали от него, что Студеный, Яман, Голый курени уже залегли в лесу за Уралом и готовы к выступлению на Илек. Перевязанный казак повез им сообщение: «По набату начинайте штурм».
Всю ночь по усадьбам кипела работа. Обламывали зубья у вил, кроме среднего, насаживали на свежие древки копья, точили пешни, рыбьи остроги и ножи.
Утро тринадцатого марта занялось тихое, солнечное.
На пустынных улицах Илека только большевистские патрули. Изредка в разных концах станицы слышались одиночные выстрелы. Постреливали и казаки, залегшие в лесу на противоположном берегу Урала.
Взволнованные комиссары почувствовали, что их обкладывают, заметались по городу.
К полудню выстрелы из за Урала участились — залегшим в лесу казакам надоело ждать.
Дружины и отряды из Студеновской, Иртецкой, Благодарновской станиц, Головского, Алексеевского, Яманского, Вязовского, Кинделинского, Бородинского, Герасимовского поселков подтягивались к Илеку с правой стороны реки.
Офицеров в отрядах практически не было. Возглавляли отряды только что вернувшиеся с Германской войны фронтовики — урядники, вахмистры, подхорунжие, которых казаки знали и которым верили.
Пришедшие отряды выслали в Илек парламентёров, которые предложили командиру красного отряда сдать оружие и мирно покинуть пределы войска. Но комиссары отвергли предложение. Они верили в силу своего полутысячного отряда и надеялись на помощь из Оренбурга.
К полудню отряды казаков собрались правом берегу Урала у Глинушкина сада и стали ждать набата. Время шло, а колокол молчал. Красный командир под страхом смертной казни запретил жителям Илека покидать дома, поэтому никто не мог пробраться на колокольню и подать условный знак.
Около семи часов вечера красные из окопов начали обстреливать казаков. Казаки в ответ на обстрел с криком «ура» двинулись по льду Урала на Челышевскую мельницу. Красные усилили огонь. Бой начался.
Пулеметы красных стояли на крыше амбара мельницы, их стрельбу поддерживал сильный ружейный огонь залёгшей вокруг красной пехоты.
Атакой казаков руководил командир Студеновской дружины, опытный фронтовик, подхорунжий Тишков.
— У кого винтари, бейте по пулемётчикам! — приказал Тишков. — Где урядник Загребин?
— Туточки я!
— Бери казаков Студёновской, Кинделинской и Головской дружин, веди в атаку!
— Казаки! Защитим родные курени!
Вооруженные вилами и косами казаки пошли в атаку.
Не отставая от других, на деревяшке скакал восьмидесятичетырёхлетний урядник Рожков Евстигней Давыдович, полный георгиевский кавалер, потерявший ногу в турецко—сербской войне.
Казак Степан Портнов в одиночку бросился на пятерых красноармейцев с пулеметом, застрелил красного пулеметчика, но и сам упал. За ним кинулись казаки и перекололи команду, защищавшую пулемет.
Казак Прокопий Колкатин сражался врукопашную с шестерыми врагами, которые так и не смогли его победить.
В то время как часть казаков атаковала красный отряд в лоб, отряд Головского куреня во главе с урядником Горбачевым устремился во фланг большевикам, чем внес в их ряды замешательство.
Мустаевская и Бородинская дружины прошли поселок Студеновский и, услышав стрельбу, остановились на льду реки посовещаться. Командир дружины урядник Дубов дал указания как действовать. Пошли далее. За лесом обрисовалась Челышева мельница.
Увидели, как от мельницы поскакали два всадника.
— Красные?
— Красные пешими все. Вишь, шапками машут! Наши это!
Прискакали гонцы от казаков. Ещё издали закричали:
— Скорей, скорей, бой начался!
И во весь опор помчались назад.
Урядник Дубов приказал дружинам охватить Челышеву мельницу справа и слева. Под сильным огнем красных казаки бросились в бой. Увидев, что мельницу того гляди окружат, красные в беспорядке бросились наутек.
Наконец, загудел церковный колокол. Жители Илека выскочили из домов. Кто вооружился спрятанной винтовкой, кто шашкой, кто пикой, пешнёй или даже кочергой — и началось кошмарное избиение красных. Вместе с казаками сражались женщины, подростки и глубокие старцы.
Единой обороны у красного отряда не было. Одни группы пытались дать отпор казакам, спрятавшись за стенами зданий, другие стремились
