длинным. Да и бывший юнкер может вспомнить свои желания, с которыми он пришёл год назад к ней в сад.
Лида вытащила из рукава платочек и, сделав вид, что закашлялась, закрыла нижнюю половину лица.
— Я работала в штабе Народной Армии у штабс-капитана Максимова, — проговорила сдавленным после откашливания голосом. — Была в Хвалынске с пакетом к его высокопревосходительству подполковнику Махину. Теперь возвращаюсь в Самару, к господину Максимову.
Про Балаково Лида решила умолчать, чтобы не вызывать у штабс-капитана ассоциаций, которые помогут вспомнить Лиду Мамину и её служанку.
— Врёшь, стервочка! — угрожающе проговорил штабс-капитан и расстегнул кобуру. — Признавайся, кто послал тебя шпионить на вокзал?
— Я не шпионала! — глухо проговорила Лида. — Я возвращаюсь к штабс-капитану Максимову, чтобы продолжить работу…
— Господа, — задумчиво проговорил штабс-капитан. — Я думаю, мы не будем кровожадны и не станем пытать девочку, чтобы узнать её настоящие планы… Ну, там… плетьми бить, иголки под ногти совать… Господа, мне лень поворачиваться… Она как, смазливая?
— О, да—а—а… — понимающе ухмыльнулся один из товарищей.
— Ну тогда доставим девочке много—много женского удовольствия. А если ей покажется мало, позовём солдат, мы не жадные!
Штабс-капитан громко расхохотался.
— Животное, — не сдержала ненависти Лида.
— Что—о?! — возмутился штабс-капитан. — На колени! — он выхватив револьвер и поднял его вверх, готовясь к стрельбе.
У Лиды ослабли ноги и она привалилась плечом к косяку двери. В этот же миг раздался выстрел. Пуля чмокнула в косяк двери рядом с головой Лиды. Тут же открылась дверь и кто-то вошёл.
— Попал! — удовлетворённо проговорил штабс-капитан. — Точно в косяк. Следующая пуля пойдёт прямо в лоб шпионке.
Лида стояла полуживая, закрыв лицо обеими ладонями.
Сидевший рядом с Кобзарём подпоручик захохотал.
— Уписалась со страха красная шпионка! — выдавил подпоручик сквозь корчи смеха. Его нижняя челюсть судорожно дергалась, и он безуспешно пытался поправить криво сидевшее на тонком длинном носу пенсне. — Где они только берут этих малохольных курсисток. Единственное, на что способны эти «интелягушки» — доставить удовольствие господам офицерам контрразведки. Ну, а потом осчастливить взвод охраны.
— Господин штабс-капитан, вы меня чуть не застрелили! — возмущённо проговорил вошедший.
Лида узнала этот голос. Открыла глаза… Рядом стоял подпоручик Росин!
— Да вот, шпионку пытаемся раскрутить, — спокойно проговорил штабс-капитан не оборачиваясь, разглядывая дуло револьвера.
— Костя, ради бога, не говорите моего имени и фамилии, уведите меня отсюда, если сможете, — быстро прошептала Лида сквозь платочек.
Костя удивлённо посмотрел на Лиду.
— Ты? А почему…
— Вы её знаете, подпоручик? — заинтересованно спросил штабс-капитан.
— Очень хорошо знаю, Станислав Васильевич. Я сопровождал сударыню в Хвалынск к подполковнику Махину. Она везла пакет по поручению штабс-капитана Максимова. Вручив пакет, она отправилась далее, согласно распоряжениям Максимова. Несколько дней назад я встретил её в Хвалынске с купцом… Забыл фамилию… Она говорила, что возвращается в штаб Максимова. Уверяю вас, Станислав Васильевич, девушка — не объект для вашего ведомства. И, если позволите, я помогу ей добраться до штаба Народной Армии. Я ведь, как вы знаете, тоже направляюсь туда.
— Ну ладно, подпоручик… Прошу простить нас, мадемуазель, — ни капли не чувствуя себя неправым, произнёс штабс-капитан. — Сами понимаете, контрразведка… Служба обязывает проявлять насторожённость… Мадемуазель в вашем распоряжении, господин подпоручик.
Костя обхватил полубесчувственную девушку за талию и вытолкнул в дверь.
— Честь имею, господа! — он козырнул и вышел вслед за Лидой.
Лида не помнила, как Костя спустил её из вагона, как повёл по перрону.
— Как ты попала в контрразведку? — спросил Костя.
— Меня арестовал какой-то гражданский и два солдата, — ответила Лида. — Сначала привели к вагону, где… кричали. Но там не открыли, и они привели меня сюда.
— Вам повезло, Лида. В том вагоне кричат, и оттуда живыми не выходят… А почему вы не захотели, чтобы я сказал ваше ими?
— Штабс-капитан Кобзарь — тот юнкер, который год назад в Балакове слишком настойчиво требовал от меня… любовных услуг. Требовал с превышением всех допустимых границ. За год из юнкера он поднялся до штабс-капитана. Невероятная карьера. Я боялась, если он узнает меня, может вспомнить о былых желаниях. Сейчас для удовлетворения своих желаний у него есть все возможности.
Лида пришла в себя и обрела способность думать.
— Штабс-капитан работает в контрразведке, и весьма проявил себя на этом поприще, — пояснил Костя. — Получить звание штабс-капитана в течение года трудно, но не невозможно. Мне рассказывали про офицера неполных тридцати лет, который носил погоны полковника.
— Вероятно, у молодого полковника была хорошая протекция?
— С протекцией можно получить внеочередной чин. Чтобы очень быстро подняться на такую высоту — требуется истинный героизм и военный талант. Так куда вы направляетесь?
— На самом деле в штаб к штабс-капитану Максимову.
Лиду вдруг охватила такая непреодолимая слабость, что она ухватила Костю за руку и попросила:
— Костя, давайте присядем где—нибудь. Я так переволновалась, что не могу идти. Голова даже разболелась.
Подпоручик оглянулся, подобрал с земли помятую газету, расстелил на бетонном выступе между рельсов, усадил девушку и стал позади, чтобы девушка привалилась спиной к его коленям и отдохнула.
— Да у вас жар! — воскликнул подпоручик, случайно коснувшись лица девушки. — Я еду в теплушке, с солдатами… Что же мне с вами делать? Вы как, вообще, оказались на этой станции?
— Я… Знакомая сказала, что родственница видела моих родителей… Родственница здесь живёт… Вот я и сошла с поезда…
Лида плошела на глазах. Если бы Костя не поддерживал её, она упала бы.
— О, господи… Лидочка, миленькая… Ну, пойдём на вокзал, посидишь там, а я за Семёнычем сбегаю, он мужик ушлый, придумает что-нибудь.
Подпоручик обхватил Лиду за пояс и почти донёс её, как большую куклу, на вокзал. Усадил на лавку, привалил к стене и сунул ей под бок баульчик.
— Лидочка, посиди… Я за Семёнычем, и назад!
У Лиды кружилась и болела голова. Тело налилось тяжестью, все мышцы ныли, как после тяжёлой работы. Смотреть было больно, и Лида закрыла глаза. Сознание поплыло, спуталось. Она не совсем понимала, где находится, что ей нужно делать. Через какое-то время кто-то тронул её за плечо.
Лида открыла глаза. Над ней склонился какой-то военный.
— Сергей Парменович… Как у меня болит голова, — пожаловалась Лида.
Силуэт военного раздвоился. Один из них потрогал лоб Лиды, потянув за нижнюю губу, вынудил открыть рот.
— Плохо дело, господин подпоручик. Сыпняк у ней, — озабоченно проговорил Семёныч.
— Что делать, Семёныч? — расстроился подпоручик Росин. — Оставлять нельзя, погибнет. В Самару бы её. В солдатском вагоне — как?
— Эхе—хе… — тяжело вздохнул Семёныч и задумался. — Ты, сынок, постереги её тут, а я сейчас кой—про что узнаю, да вернусь.
Семёныч неуклюжей трусцой выбежал из зала ожидания.
Лида бредила. Звала неведомого подпоручику Сергея Парменовича, вцепившись в ремень портупеи, тянула Росина к себе, горячо дышала ему в лицо.
— Лида, это я, Костя Росин, — пытался вернуть в реальность девушку подпоручик.
— Костя? — удивлялась Лида. И тут же облегчённо повторяла: — А, Костя…
Вернулся Семёныч. Принёс вещевой мешок, сел на лавку, утёр ладонью взмокший лоб, отдышался.
— Ну, господин подпоручик, складывается дело потихоньку. Переоденем её в солдатскую форму, я тут по случаю поменял у одного, сыну своему он берёг. Отнесём к нашим, скажешь, сынишка знакомого из Самары. Нашёл, мол, случайно.
— Сынишка? Косы у неё!
— Косы сострижём. Раз сыпняк — наверняка вши в голове. А это распоследнее дело. Пойду посмотрю, где можно её переодеть.
Семёныч убежал, и скоро вернулся.
— Понесли, господин подпоручик, там подсобочка есть свободная. Тут несподручно раздевать девицу.
— А как же мы… Раздевать… — засмущался Росин.
— Ну, сынок, коль нужда заставит… Да и не догола мы её разденем. Верхнее только.
Росин подхватил девушку на руки, Семёныч взял вещмешок и Лидин баульчик, показал, куда идти.
Прошли в подсобное помещение, в котором беспорядочно лежали какие-то ящики. Семёныч составил из ящиков подобие ложа, указал положить девушку на ящики.
— Сначала обстригём её, — скомандовал Семёныч и достал из вещмешка большие ножницы.
Росин попытался распутать Лидины косы.
— Не надо, — остановил его Семёныч. — Наголо стригём.
— Зачем наголо? — удивился Костя.
— А затем, чтобы вшам жить негде было, — сердито ответил Семёныч и принялся стричь девушку лесенкой, как стригут овец.
Через некоторое время косы упали на пол. Остриженная наголо Лида казалась Росину страшной, большеголовой, незнакомой.
— Помогай, господин подпоручик! — сердито напомнил Семёныч.
Лида, почувствовав, что её раздевают, вяло сопротивлялась, что-то просила.
Раздели девушку до белья, натянули солдатские штаны маленького размера, гимнастёрку, подпоясали ремнём. Семёныч умело намотал обмотки, надел ботинки — хоть и маленького размера, но болтавшиеся на девичьих ногах. Натянул помятый солдатский картуз, посмотрел со стороны.
— Ну, ежели не знать, что девица, на первый взгляд за пацана сойдёт. В карманы на груди документы, что-ли, давай сунем. У неё грудь, конечно, не бабская, но всё поменьше заметна будет. Как звать-то пацана будем?
— Я не знаю… — растерялся Росин. — Сашкой, может? У меня братишку Сашкой зовут.
— Пусть будет Сашкой. Бери её, да в вагон надо. Дело к вечеру, скоро состав тронется.
Лиду—Сашку устроили на нижней полке в солдатской теплушке, где ехали Росин и Семёныч. Пацаном—найдёнышем никто не заинтересовался. Даже уступили подпоручику чайник, из которого удобно было поить больного.
Лида постоянно бредила, много и непонятно бормотала тихим голосом. Временами что-то просила, временами кого-то укоряла. Может и хорошо, что непонятно бормочет, думал Росин, а то солдаты могут понять, что бредит не пацан, а девушка.
Росин дремал, сидя у полки на подстелённой шинели. Семёныч придерживал Лиду, чтобы в метаниях она не упала с полки, то и дело давал ей попить из чайника.
Ближе к полуночи вода в чайнике кончилась. Поезд остановился на полустанке, Семёныч растолкал Росина:
— Господин подпоручик, пригляди тут, я за водой сбегаю.
Росин перехватил у Семёныча чайник, накинул на плечи шинель.
— Сиди, Семёныч. Я отдохнул, сбегаю.
И выпрыгнул из полуоткрытой двери наружу.
Лида, побормотав своё, утихла. Семёныча, уставшего в хлопотах за больной, тоже сморило. Он растянулся на полу вдоль полки, подложил под голову вещевой мешок, и уснул.
В вагоне раздавались храп, бормотание, покашливание десятков сонных людей.
Через какое-то время к Лиде крадучись подобрались два солдата. Один, переступив через спящего Семёныча, осторожно взялся за баульчик, стоявший у стены сбоку от Лиды, попытался поднять его. Почувствовав шевеление, Лида непроизвольно прикрыла баульчик рукой. Солдат раздумал
