тазу, молитвенно сложив руки и глядя вверх. Это была истерика, затмившая её разум. Сознание утонуло в потоке страха, унижения, презрения, боли, которые испытывает насилуемая девушка.
Захаров кинулся к Лиде. Поднял халат, окутал им стоящую девушку, поднял её на руки и замер, не зная, что делать дальше. Идти в другую комнату? Там темно, Лида может испугаться ещё больше. Оставаться здесь?
Прибежал Михалыч.
— Вот бедолага, — посочувствовал, поняв причину истерики. — Я после первого боя, когда убил двоих, тоже сначала петушился. А потом прорвало меня… Водкой отпаивали… Может водки ей? — спросил простодушно.
— Не надо. Не будет она. Лучше лампу возьми, проводи куда-нибудь, где сухо.
— Пошли, есть там спаленка. Уложишь её, успокоишь. Ты уж поаккуратнее с ней, товарищ Захаров…
— Ты чего, Михалыч?! Да я сестёр так не оберегал, как её…
— Это я так, к слову… Вот туточки… Кровать вот…
Михалыч откинул одеяло, поправил подушку.
Захаров положил девушку на кровать, укрыл по шею одеялом, сел рядом, успокаивающе гладя по голове, по щеке.
Лида рыдать прекратила, но продолжала плакать, горько, словно о чём-то непоправимом.
— Ну, вроде на поправку пошло, — удовлетворённо проговорил Михалыч. — Пойду я.
Михалыч ушёл.
Захаров сидел рядом с плачущей Лидой, гладил её и неуклюже успокаивал:
— Ну успокойся, Лидушка… Ну всё уже позади… Я же рядом… И ты будешь рядом со мной…
— С тобой… Хочу быть с тобой… — сквозь рыдания выговаривалась Лида. — Сергей Парменыч… Миленький… Ну сколько же они будут охотиться за мной, за другими незамужними… Господи! Как тяжело сохранить себя… А я хочу соблюсти себя для тебя… Серёжа… Любимый… Возьми меня в жёны! Ну ты же любишь меня! Ах, как я тебя люблю… Я понимаю, ты командир… Не хочешь, чтобы я была при тебе — давай повенчаемся, я подарю тебе ночь, стану женой душой и телом… И уеду в Балаково, или куда скажешь, чтобы ждать тебя с войны… А не хочешь венчаться — возьми меня так…
Лида вдруг откинула одеяло, распахнула халат, стала перед Захаровым на колени и насильно прижала его лицо к себе.
Захаров утонул лицом между горячих девичьих грудей.
У Захарова был опыт обладания женщинами. Но то были взрослые женщины. Пышные и мягкие. Захаров удивился, какое упругое и тугое тело у Лиды… Не удержался, и прижал груди ладонями к своим щекам.
— Возьми меня невенчанную… — плакала Лида. — Потому что сколько раз уже пытались меня обесчестить… Боюсь, не уберегу я себя… Кругом насильники, страшные рожи… И красные, и белые… Будет утешение, что хоть и не мужняя жена, да с любимым была… А там и в гроб без сожаления…
— Лидушка, о чём ты говоришь! — Захаров, наконец, очнулся от опьянения девичьем телом, окутал Лиду халатом и прижал к себе.
— Ты же любишь меня, Серёжа… — Лида перестала плакать и заговорила убеждённо, горячечно. — Давай повенчаемся.
— Я же коммунист, Лида…
— Всё равно ты крещёный. Мать-отец обязательно крестили тебя. А я хочу быть тебе женой перед богом, а не по бумажке.
— Да где же мы повенчаемся?
— Я видела купол церковный, — горячечно зашептала Лида. — А раз церковь есть, то и батюшка должен быть. Не бросают священники своих церквей и приходов…
— Подожди, Лида… Я же завтра уезжаю…
— Серёжа, до твоего возвращения я не доживу — с тоски помру. Обвенчаемся сегодня, а?
Захаров сжал Лиду за плечи, лишив её возможности двигаться. Лида замерла. Она поняла, что сейчас Захаров решает очень важный для себя вопрос.
— Лида, я принял решение, — строго проговорил Захаров и отстранил девушку от себя.
В груди у Лиды похолодело. Она безвольно оплыла, сделалась вдвое меньше себя.
Захаров опустился на одно колено перед кроватью.
— Лида… Прости меня за всё…
Голова Лиды бессильно упала. Начала падать и она сама.
— …Я прошу тебя: будь моей женой.
Лида без сил упала на кровать. И тут же, будто ветром брошенная, кинулась на грудь Захарова, сбила его на пол. Загремел упавший табурет.
— Серёженька, любимый мой… Как я тебя буду любить! Если бы ты знал, как я буду тебя любить!
В комнату, гремя сапогами и клацая передёргиваемым затвором вбежал Михалыч. Увидев в сумеречном свете лампы лежащего на полу товарища Захарова, крикнул невпопад:
— Стой! Стрелять буду!
Из-за плеча у него выглядывал испуганный Потапов.
— Командира убили… — тихо проговорил Потапов и в ужасе сжал щёки. — Нас же теперь расстреляют!
Захаров расхохотался, встал с пола, поднял запахивающую халат Лиду.
— Гос-споди… — перекрестился Михалыч, и бессильно опустил карабин на пол.
Испуганное выражение лица Потапова сменилось на глупо-радостное.
— В общем, так, бойцы, — серьёзным голосом заговорил Захаров. — Я и Лида давно любим друг друга. Лида ждала меня… Блюла себя в девичестве. Это я говорю, чтобы не было у вас каких недомыслов…
Лида смущённо спрятала лицо за руку Захарова.
— Гы… — вероятно от удивления произнёс этот звук Потапов и тут же поперхнулся, получив локтем в живот от стоящего впереди Михалыча, понимающего важность текущего момента.
— Вот. И мы с Лидой хотим, чтобы наши отношения были по закону, а не… мимолётно-полевые. В общем, мы хотим венчаться.
— Ох и свадьбу закатим, товарищ Захаров! — восхитился Потапов. — На всю Пугачёвскую бригаду! Василь Иваныч Чепаев дружкой будет!
— Свадьбы не будет, — осадил Потапова Захаров. — Мы венчаемся для себя и… перед Богом, а не для бригады. Так Лида хочет.
— Слушай, Михалыч, — засмеялся Потапов. — А над нашим товарищем Захаровым командир появился!
— Поговори ещё, — смущённо проворчал Захаров. — Я, может, давно мечтал такого командира над собой иметь.
Лида счастливо блестела глазами из-за Захарова, тёрлась лбом о его гимнастёрку, покусывала его руку и даже радостно повизгивала.
— В общем так, бойцы, — перешёл на деловой тон Захаров. — Ставлю задачу. О венчании никто кроме вас знать не должен. Сами понимаете, я — красный командир… И всё прочее.
— Так точно! — по-солдатски бодро ответили бойцы.
— Операцию венчания необходимо провести сегодня не позднее утра.
Бойцы присвистнули.
— Серёжа… Сергей Парменович, — виновато заговорила Лида и несмело тронула Захарова за рукав. — А ведь при венчании кольца нужны… Как же без колец венчаться-то?
Захаров всплеснул рукой: забыли, мол.
— Ну, с тобой проблем не будет. — Он полез в нагрудный карман и, развернув тряпицу, вытащил маленькое фигурное колечко с крохотным камешком. — Мать, когда меня и братьев отпускала на службу, подарила одинаковые кольца. Не знаю, мол, когда свидимся, а это — будущим невесткам подарки… Примерь.
Засмущавшись, Лида примерила колечко. Оно оказалось великоватым.
— Ничего, «на вырост». Да и не знала матушка, что её невестка будет такой крохой. У нас девки всё больше в теле…
— А тебе кольцо, Серёжа?
Захаров вздохнул.
— Вот что, товарищ Захаров, — заговорил Михалыч. — Не обессудь, ежели чего. Дозволь в качестве свадебного подарка…
Он с трудом снял с пальца обручальное кольцо, поцеловал его, перекрестил, взял руку Захарова и с размаха, будто здороваясь с дорогим другом, вложил кольцо в ладонь командира.
— Мы с Марией были верные друг другу. Я её жалел, она меня…
— А ты как же, Михалыч? — забеспокоился Захаров.
— Нету уже моей Маши, — Михалыч склонил голову и утёр согнутым пальцем глаз. — От чистого сердца, товарищ Захаров, дарю. Не сумлевайся, зла на кольце нет…
— Спасибо, Михалыч. Ну, тогда… Ты, Потапов, идёшь в разведку, в течение часа узнаёшь, где достать попа… То есть, батюшку. И доставляешь его в церковь. Если близко — пешком. Если далеко — на автомобиле.
— Есть, товарищ командир! Разрешите исполнять?
— А мы втроём через полчасика передислоцируемся к церкви. Да, Потапов, не говори до времени попу, кого венчать. Просто привези его в церковь. Скажи, не для потехи, а по желанию сердец и для соблюдения законности в наше беззаконное время.
— Жалко, что у нас не будет свадьбы, и Василий Иванович Чепаев не будет у нас дружкой, — посетовала Лида, по пути к церкви.
— Ну вот, — посмеялся Михалыч. — То невесте лишь бы обвенчаться, а теперь уже и свадьбу со свадебным генералом подавай!
— Да нет, это я так, — торопливо шагая рядом с широко, как на марше, шагающими мужчинами, возразила Лида. — Просто о Чепаеве столько говорят! Сергей Парменович, а как же получается, что ты командуешь Чепаевым?
— Я командую Николаевской группой войск Саратовской армии, которая воюет против уральских казаков, — пояснил Захаров. — В Николаевскую группу войск входит Пугачёвская бригада под командованием товарища Чепаева. В Пугачёвскую бригаду входит Первый и Второй полки, Балаковский полк…
— Ой, как это всё сложно! — махнула рукой Лида.
— И, между прочим, военная тайна. Ты знаешь, нам с Василь Иванычем без разницы, кто кем командует. Некогда обижаться. Дел невпроворот… Да и разные у нас сферы деятельности. Я стараюсь организовать, обеспечить оборону и наступление. А Василь Иваныч — непосредственно воюет. Знаешь, какой он рубака! Таких поискать. И с ним всегда человек десять таких же. Пойдут в атаку — какую хошь сотню порубят в капусту, любую лаву рассекут.
— Да-а… — согласился Михалыч. — Неодолимые рубаки. Видел я, к примеру, как австрийская кавалерия дерётся. Ихние драгуны или уланы в атаке прут вперёд, не глядя по сторонам. Только вперёд. Иной промчатся — ни одного нашего не положит. А когда остановятся — поддержки ни с тыла, ни с флангов. А наши в атаке угрями вьются, направо и налево шашкой кромсают, лишь бы достать. Пройдут — как полосу ржи выкосят…
Михалыч свернул козью ножку, закурил. Чтобы не скучно ждать, рассказал случай из жизни.
— Ермощенко, наш главный николаевский комиссар, рассказывал. Поймали его ребята восемь буржуев, устроили над ними суд. Суд состоялся такой. Предложили буржуям: или расстреляем, или протанцуйте нам казачка под «Боже, царя храни». Спели, протанцевали. Их заставили петь «Интернационал» по стойке «смирно». Потом отпустили. А в семнадцатом году, когда с фронта ехали, в Саратове попросили оружия им дать. Чтобы в Николаевске надёжнее советскую власть устанавливать. Им не дали. Ну, они упёрли два орудия с площади…
— Кого там приспичило… — послышались приближающиеся шаги и недовольный голос священника.
— Извини, батюшка, — вышел из тени Захаров. — Нас. И не из похоти приспичило, а по причине войны. Сегодня мы вместе, а завтра врозь. Сегодня мы живы, а завтра — кто знает…
— Небось, в каждом селе венчаешься? — недобро усмехнулся священник, пожилой, чуть полноватый мужчина, увидев перед собой красного командира.
— Нет, батюшка, — серьёзно ответил Захаров. — Желаю взять в жёны девицу Лидию Мамину по желанию её и по обоюдной любви. Сам я не венчан в церкви и не расписан советскими законами. Тому свидетель военный мой сослуживец, с коим мы бок о бок воевали с первых дней германской войны. И не прелюбодействовал я — говорю как на исповеди — сколько времени, и сам не знаю. Не до того было. А обвенчать нас просим тайно, потому что венчаемся для себя и перед Богом, а не ради прелюбодеяния и оправдания греха перед людьми.
— Прямо таки — просите? — помягчел священник. — Ты ж красный командир! Все красные командиры — безбожники!
— Жених крещён, — вмешался Михалыч, — в германскую служил
