все как на подбор в кожанках.
— Основное ядро сколотим из красноармейцев, оформим это приказом Реввоенсовета, — говорил мужчина за столом. — Начальников отрядов и политруков выделим из группы железнодорожников. А вот остальных бойцов надо вербовать на местах формирования отрядов, в первую очередь из рабочих и беднейших крестьян — членов партии.
— А беспартийных можно брать? — спросил мужчина, сидящий у стены.
— Можно, но по рекомендации местных партийных организаций или двух коммунистов.
Лида кашлянула.
— Что тебе, пацан? — спросил мужчина из-за стола.
— Я из Балакова. Меня направили к товарищу Захарову. Машинисткой.
— Пацана — машинисткой? — удивился человек за столом. — Пацаны у нас… воюют.
— Молодой ещё, — заметил мужчина от стены.
— Возраст не беда: придет время — постареет! — возразил другой.
— Девица я, — развела руками Лида. — После сыпняка, потому и стриженая. А одёжка… Другой нет!
Что из Балакова товарищу Захарову направляют машинистку, в штабе не удивились. Приходилось переправлять с оказией в войска товарища Чепаева и провизию, и музыкальные инструменты, и чего другое поинтереснее машинисток. Ладно бы, машинистка была смазливой барынькой, а то малец тощий, к тому же стриженый на манер весенних овец — лесенкой.
Ночевать отправили в прачечный взвод. Штабные машинистки все были местные и ночевали по домам.
Лида нашла прачечную — большой сарай на заднем дворе, похожий на конюшню. В дальнем конце, на щедро постеленной на полу соломе спали свободные от стирки прачки.
— К вам направили ночевать, — представилась Лида разбуженной старшей — кривой со сна, растрёпанной, в сбившемся набекрень платке бабе лет тридцати пяти.
— Накой ляд нам пацан, тем более — ночевать? — удивилась старшая. — Бабам для удовольствия — сопливый ещё, надорвёшься…
Приведшая Лиду женщина хихикнула.
— Девка я, — улыбнулась Лида. — Вот мандат.
Старшая взяла мандат, нашла место, где посветлее, заглянула в бумагу. Вернулась к Лиде, недоверчиво оглядела с ног до головы, и неожиданно схватила её за грудь.
— Вы чего! — возмутилась Лида.
— Ладно, девка, не обижайся. В бумаге что угодно можно написать. А этот мандат, — она кивнула на грудь Лиды, — он самый верный для девки. Есть, правда, место вернее, но туда мужики печать ставят, так что я проверять не буду…
Провожатая Лиды от смеха даже присела, хлопнув себя по толстым ляжкам.
— Ложись до утра, потом разберёмся, — разрешила старшая. — Я тоже досплю манеха.
Утром Лида вызвалась помогать в стирке, чем заслужила уважение женщин.
— А ты ничего, хоть и машинистка. Пролетарского происхождения будешь или буржуйского? — допытывались.
— Какая разница, — смеялась Лида. — По рукам да по голове судите. А бумага — она всё стерпит.
— По рукам — вроде нашенская. Руки у тебя умелые да привычные. А по голове… Меня хоть кнутом бей, а руки к пишущей машинке не приучить…
Но вскоре Лиду вызвали в штаб.
— Нам, товарищ Мамина, машинистки позарез нужны, а ты решила в прачечной отсидеться? — сердито выговорил ей пожилой командир.
Лиду посадили работать в штаб машинисткой. Она печатала приказы, донесения, беспрестанно что-либо жевала. Над ней подшучивали, что такая пигалица есть больше, чем молотобоец.
Лида смеялась, пожимала плечами:
— Я после сыпняка. Две недели ничего не ела, теперь огранизм требует!
Лида узнала, что обоз к Чепаеву отправлялся через три дня.
По отчётам, которые она печатала, по разговорам и по гомону за окном Лида поняла, что из Сулака в Николаевск прибыл красногвардейский отряд в триста человек под командованием районного во¬енного комиссара товарища Топоркова. Село Липовка прислало триста добровольцев во главе с комиссаром Баулиным.
В Николаевске добровольцев обмундировали, вооружили и определили пополнением в Первый Николаевский советский полк Пугачёвской бригады Рабочее-Крестьянской Красной Армии под командованием товарища Чепаева.
Командовал всеми в штабе совершенно невоенный, одетый в кожаную куртку, кожаные штаны и сапоги бывший машинист-железнодорожник Василий Николаевич. Единственной военной вещью у него была солдатская фуражка с красной звездой.
— Как же вы, железнодорожник, а такой армией командуете? — спросила как-то Лида, дожёвывая, как всегда, чёрную горбушку, присыпанную для вкуса солью. — У вас даже револьвера нет.
— Револьвер в нашем деле не главное. Из револьвера и дурак стрелять может. Главное для нас — организовать рабочее-крестьянскую армию. Топорков и Баулин, вон, отдали всё своё имущество, организовали отряды. Усилим ими Первый полк Пугачёвской бригады. Товарищ Хвесин — саратовский парикмахер, окопный унтерофицер, а сейчас армией командует. Товарищ Чепаев — плотник, а стал начдивом. Революция, брат, кого хошь человеком сделает.
На четвёртый день командир обоза товарищ Сурков объявили сбор и построение. Одетый, как и все командиры, в кожаные куртку, штаны и сапоги, выглядел он очень внушительно.
Оказывается, в Николаевск прибыл вагон кожаного военлётовского обмундирования. За неимением лётного состава в кожу одевали всех красных командиров.
— Товарищи! — сказал краткую речь товарищ Сурков. — У станции Озинки сосредоточились для нанесения удара по уральским белоказакам саратовские, новоузенские, николаевские, тамбовские и другие от¬ряды РККА, объединенные в Особую Саратовскую армию. Наша задача: за день совершить марш-бросок в Озинки для пополнения Николаевской группы войск.
И скомандовал отправление.
Лида подошла к командиру обоза, показала мандат и попросила:
— Товарищ командир, не говорите никому, что я девица. А то приставать будут.
Сурков почесал затылок и покосился на грудь Лиды, не особо походившую на мальчишескую:
— Ладно, при мне будешь, порученцем. А как же звать тебя будем? Пацанов, вроде, Лидами не называют.
— Да как хотите.
— Ну, тогда… Петькой. У меня сын Петька. А коль… до ветру приспичит?
Лида покраснела.
— До вечера не приспичит.
— Ну, ежели чего, — командир подмигнул, — зови, прикрою тылы.
— Да ну вас!
***
Лида ехала на телеге, гружёной мягким инвентарём. Устав за день, она к вечеру свернулась калачиком в передке телеги рядом с возницей и уснула.
В Озинки приехали, когда начало смеркаться.
Проснулась Лида оттого, что перестало трясти и табором зашумели солдаты.
Лида спрыгнула с телеги, сладко и долго потянулась, подняв руки вверх и зажмурив глаза… А когда открыла, увидела перед собой Ваньку Культяпого. Он стоял, расставив ноги, похлопывал нагайкой по голенищу. Увидев хищную ухмылку на широком загорелом и каком-то неприятном лице Лида поняла, что пропала.
— Ну что, буржуйская сучка… — зловеще проговорил Культяпый, сплюнув под ноги и набычившись, — думаешь, одела штаны, состригла косы — и за пацана сойдёшь? А сиськи? Набила полную пазуху — куда денешь? Можа дашь подержать?
Лида затравленно оглянулась и скосила глаза вниз. Да, за несколько дней хорошего питания груди у неё действительно поднялись.
— Не оглядывайся, нету тут твоего защитничка. В койку к нему не спрячешься. В Ершове у них штаб.
Лида увидела шедшего мимо и разговаривающего с незнакомым командиром Суркова.
— Товарищ Сурков! — пискнула она несмело.
Сурков не слышал, проходил мимо.
— Товарищ Сурков! — крикнула она перепугано и просяще, едва не плача.
— А… — Сурков рассеянно оглянулся, увидел Лиду, взгляд его потеплел. — Чего… Петька? — решил он назвать её мальчишеским именем, увидев стоявшего перед ней явно с недобрыми намерениями кавалериста с неприятным лицом.
— Петька? — Культяпый хмыкнул. — Петька с сиськами. Ты, товарищ, наверно, девок никогда не щупал…
— Да это мы с ней так… Чтобы мужики к девчонке не приставали, — смутился Сурков. — Чего, Лида?
— Скажите ему, что у меня мандат… И я на службу… Машинисткой.
— Да, товарищ Лида командирована в штаб машинисткой, — подтвердил Сурков. — У неё мандат.
— И кем же тот мандат выдан? — ехидно спросил Культяпый.
— Балаковским военкоматом, — пожал плечами Сурков.
— А можно твой мандат, «товарищ Петя», — ехидно попросил Культяпый.
— А какие у вас полномочия, товарищ? — немного возмутился Сурков. — Что вы к девчонке прицепились?
— А такие полномочия, что я последние две недели исполнял обязанности военкома города Балаково и никаких ей мандатов не подписывал! Так когда выписан твой мандат, «Петя»?
— Неделю назад… — тихо проговорила Лида.
— Мандат! — потребовал Культяпый, протянув руку.
Лида непослушными пальцами расстегнула нагрудной карман, вытащила бумагу, подала Культяпому.
— Точно! — хлопнул рукой по бумажке Культяпый, посмотрев на дату и подпись. — Я эту бумажку не выписывал и не подписывал! Где взяла?
Лида затравленно молчала. Она не могла сказать, что бумага хоть и официальная, но выдана по дружбе, так сказать.
— Вот что, товарищ… Сурков? Да? — повернулся Культяпый к Суркову. — Я ответственно заявляю, что перед вами дочь балаковского купца Мамина, была арестована в Балакове, бежала, снова была арестована… И вот теперь с поддельным мандатом пытается пробраться в штаб Красной Армии, чтобы выведывать там сведения и передавать их белякам.
— Нет! Товарищ Сурков! Я служить… Машинисткой! — Лида почувствовала, что гибнет. — Спросите у товарища Захарова… У Сергея Парменовича!
— Не надо хитрить! Я только что сказал ей, что товарищ Захаров в Ершове, в штабе…
— Товарищ Сурков… Позвоните в Ершов! Товарищ Захаров знает меня… Я к нему служить…
Сурков растерянно смотрел то на Лиду, то на Культяпого.
— Я, конечно, извиняюсь, — ухмыльнулся Культяпый и сделал «смущённый вид», ковыряя носком сапога землю. — Но эта дамочка в Балакове дискридитировала товарища Захарова путём его соблазнения. Товарищ Захаров как бы держал её под арестом в военном комиссариате… в мебелированной комнате. И по ночам наведывался к ней… Вероятно, в целях допроса…
Лицо Культяпого вдруг резко поменялось на злобное:
— А вот это ты, сучка буржуйская, где взяла?
Он ткнул смятой в кулаке бумажкой под нос Лиды.
— Васька! Заарестуй эту… гидру буржуазии. До выяснения. Отведи её в расположение отряда, — приказал он, обернувшись к стоявшим за его спиной сально ухмылявшимся бойцам.
— Товарищ Сурков… — Лида умоляюще смотрела на Суркова.
— У меня нет полномочий звонить в штаб…
Сурков растерянно развёл рукамия
= 3 =
После контрреволюционного переворота в Уральске белоказаки сосредоточились у границ Саратовской и Самарской губерний и начали военные действия против Советской власти. Для борьбы с контрреволюцией была создана Особая армия Саратовского совета, состоящая из множества отрядов, присланных из каждого советского уезда.
На совещании в Ершове, где располагался штаб Особой армии, Василий Иванович Чепаев убедил присутствующих командиров, что мелкие отряды не одолеют врага. Он предложил объединить их в батальоны и полки. Красногвардейские отряды Бубенца, Кутякова, Степанова, Чуркина и Киндюхина влились в отряд Чепаева, составив Второй полк, а отряды Плясункова, Рязанцева, Потапава и Баулина влились в отряд Топоркова, образовав Первый полк. На базе второго Балаковского красногвардейского отряда и некоторых других отрядов Красой гвардии
