эти первые мгновения Мила тоже пребывала в состоянии шока. Испуг был колоссальным, но параллельно с ним росло ликование: это случилось и случилось само собой! Ошеломлённая внезапно наступившей близостью, когда её тело каждой клеточкой впитывало в себя упругость стройного мужского тела, замершего под ней, биение его сердца, когда вся она была на нём, не касаясь никакой другой поверхности: Мила словно потерялась в пространстве, сосредоточившись на себе, своих ощущениях, своём внутреннем пожаре, на том огне, что питал её пожар, на этом пьяняще-живом островке человеческой плоти.
***
Он шевельнулся под ней. Руки Милы скользнули вверх, мягко и быстро пробрались ему под затылок, зарылись пальцами в его волосы, с лёгкой дрожью сжав его голову, и она прижалась губами к его губам. Крепко сжав свои губы, пленённые её губами, он повёл головой в одну сторону, в другую, стараясь увернуться, и попытался оторвать её от себя, упёршись руками в её мягкие бока. Но все эти его движения, не слишком решительные и жёсткие, чтобы сразу понять их истинность, лишь прибавили ей смелости и страстности. Обхватив его бедра ногами, она сжала его в объятиях.
– О-о-о! Тим! Милый! – чуть слышно простонала она, нежно осыпая его поцелуями.
Что будет дальше, Тимофей не стал дожидаться, ситуация и так уже зашла далеко, чтобы потом чувствовать себя свободно и легко. В каком образе он будет фигурировать? Кретин или обманщик? На выбор! Конечно, он сам тоже виноват в создавшейся ситуации, не одна она. Зачем, зачем он поддался этой игре в падишаха! Даже увлёкся! Но заниматься ещё и любовью, чтобы не обидеть девочку, оказалось выше его сил, его вдруг затопил стыд, да такой, будто он сам творит невесть что постыдное и осознает это.
Он и представить себе не мог, что красивое юное девичье тело может вызвать такое неприятие, такое странно тошнотворное чувство. Казалось бы, воспользуйся таким даром! А в нём всё взбунтовалось, стремясь избавиться от этого чересчур мягкого и тяжёлого для него тела, от этих стискивающих его, колышущихся движений... Контроль, контроль, держи контроль! Тимофей задыхался, покрывшись холодной испариной.
– Мила... – сдавленным голосом начал он.
– Да! Да! – в самозабвении восторженно прошептала она и приподнялась на нём, упёршись руками ему в грудь, пальцами больно стиснув его грудные мышцы. Тимофей нервно дрогнул, напряжённо вытянулся, перехватил её руки в запястьях и с силой сжал их, отрывая от себя.
– Мила! – быстро зашептал он, встряхивая её за руки, и одновременно пытаясь освободить свои ноги.
– Не делай глупостей. – Он не смог подавить извиняющегося смешка. – Ты хорошая девочка, красивая. Ты мне нравишься, но пойми...
Его мозг заметался в поисках путей достойного отступления. Действовать грубо в такой обстановке он считал неприемлемым. Ничего плохого она ему не желала, она любила его. И как бы она ни вела себя сейчас – вон в какую западню загнала и его, и себя – по сути, она – девчонка, именно так он её воспринимал. В какой-то момент он даже засомневался, спала ли она хоть с одним парнем? Но, видимо, спала, и возможно очень удачно, а будь по-другому, возможно не рискнула бы пуститься в такую авантюру. Но... пусть самонадеянная и нахальная, всё же девчонка, иначе не влипла бы в такой казус – дай-то бог, она не поймёт истинности его чувств! Откуда ей знать, что на уме и на сердце у него другая! Упади на него так Ленка, эта подлая Ленка...
Он чуть не натворил глупостей. Лишь только его мысль метнулась к ней, к этой подлой Ленке, его как будто ожгло всего – и изнутри и снаружи. И он едва не ударил Милу. Какого чёрта она возлегает на нем! Она! Какого чёрта!
Время умерло. Его не было. Тимофей завис в этом безвременье, где его жаждала любить эта девушка, а его эта любовь выворачивала наизнанку. И этот выверт будто нарочно застыл в кульминационной точке, издеваясь и смеясь над ним.
Мила с трудом понимала Тимофея, она ослабела от переживаемого ею потрясения, и теперь повисла на его руках, подминая их под себя. Он высвободил одну руку, вторая мгновенно зажалась между их телами, и погладил Милу по плечу.
– Мила, – ему было стыдно и гадко, но он опять забормотал, какая она хорошая, красивая девочка и так далее и тому подобное, а он вот...
Тимофей коротко насмешливо хохотнул, – диета не пошла ему на пользу и к тому же...
Он не знал, что и сказать, как преподнести ей аргументы Лены о его поведении в группе девушек, но что-то видно сказал и даже извинился.
Она тоже что-то попыталась ему сказать, прошептала: "Господи!", – и замолчала, словно захлебнувшись.
– Мила, прости, но... – Тимофей коснулся губами её щеки и стал перемещаться в сторону.
– Господи. – Повторила она, опять обнимая его, поглаживая его спину просунутыми по неё руками и кружа щекой и губами по его ключице. Холодный разум одно, а душа и тело – другое. Пока разум безуспешно метался в оценке создавшегося положения, когда Мила выловила из слов Тимофея: красивая, хорошая, ты мне нравишься... а интонации намекали и на что-то другое, тело однозначно реагировало на близость другого тела, находящегося пока ещё в её объятиях: вот оно – твоё! Мила не только не шла навстречу Тимофею при его попытках высвободиться, она опять, будто подстегиваемая дьяволом, стремилась сомкнуться вокруг него, поглотить собой это тонкое стройное мускулистое тело, ибо глубоко-глубоко её более трезвое "я" понимало, что другой возможности у неё не будет.
В закутке для двоих очень тесно, особенно, если учесть, что Мила девушка не просто высокая, а крупная, исключая ту позу, что была у них сейчас, и он очень рисковал, сбрасывая её с себя. Выскальзывая из-под неё, он довольно резко повернулся набок, подавшись назад, и угодил почти полностью под раскладушку, вскользь треснувшись головой об её опорную металлическую трубу. Мила замерла рядом с ним. Хорошо, что тут так темно. Не надо прятать глаза, заботиться о выражении своего лица. Боже, хоть от этого они избавлены!
Какое-то время они лежали неподвижно рядом; Тимофей не стал сразу вскакивать. Выждав, он ухватился одной рукой за край раскладушки, другой упёрся локтем в матрац. Подавшись к нижнему краю постели, он выбрался из закутка и встал на ноги. К горлу подступила тошнота, только теперь он почувствовал, что его лихорадит. Он нащупал на стуле свои брюки и рубашку, руки дрожали, он сел на стул, положив скомканную одежду на колени. Напряжение медленно спадало. Наконец, он смог потереть голову в том месте, которым приложился к раскладушке.
Мила зашевелилась на его постели. Этот звук как пусковой курок – Тимофея стала захлестывать волна ненависти. Нет, не к этой девушке, эту он понимал, а к той, другой. Только попадись она ему! Мерзкая, гадкая, пошлая... Он изобьёт её! Пошла прогуляться!.. Теперь понятно, что было странным в кучке уходящих девушек – там не было Милы, самой броской представительницы женского пола в их компании. Но он думал о Лене, его мысли были поглощены ею, вылавливая в каждый момент именно её, поэтому-то он не понял, что там недоставало Милы. Её отсутствие воспринималось как странность – исчезло яркое пятно.
Мила со всхлипом вздохнула и села.
– Хочешь пить? – спросил Тимофей.
Она ответила очень тихим голосом, он не понял, что именно. Мила судорожно втянула в себя воздух, шмыгнула носом и засмеялась. Он встал со стула, присел на край постели, нашёл в темноте её руку и дружески пожал её. Она ответно сжала его пальцы, взяв его кисть обеими руками.
Не выдёргивая своей руки, он стал говорить, склонившись к ней, какие они все славные девушки, никогда он таких не встречал. А она самая среди них яркая, что все они ему очень нравятся; они живут такой дружной компанией – тут в ход опять пошли аргументы, приводимые Леной, правда, облечённые в другие словесные одежды, – они уже повязаны определёнными правилами поведения и т.д. и т.п. Вот если бы не это... Тут Тимофей прикусил язык, могущий ввергнуть его в нежелательную ситуацию – и всё из-за лучших побуждений его владельца! Он быстро свернул разговор, сказав, что всё происшедшее между ними пусть будет их личной тайной. Дальше же они будут вести себя так, как будто ничего не произошло. Они друзья? Лады?
– Мила?
Он скорее почувствовал, чем увидел, как она утвердительно кивнула головой. Хоть какое-то облегчение! Но осадок чего-то крайне неприятного не проходил. Они молча оделись и вышли из домика.
Этот день наплодил полуночников. За столом сидело одно из семейств, то, где были девочка и мальчик.
– Добрый вечер. – Поприветствовали их Тимофей и Мила.
– Вот, – пожал плечами отец семейства, – ходили на ночное купание. Захотелось им при луне! – улыбнувшись, он кивнул на детей. – Ваши подружки тоже там купаются. Давайте к нам – чайком побалуемся!
– Пожалуйста, присаживайтесь! – приветливо заулыбалась им молодая женщина.
Мила сходила за печеньем и конфетами, Тимофей принёс из кухни два стакана. Дети взахлёб стали делиться впечатлениями от ночного купания, от вида моря, неба, крутого склона с извилистой тропинкой. Как им было сначала страшно: кто его знает, кто там ночью плавает в воде?! Да кто угодно – ведь не видно! А какая красивая лунная дорожка на воде! Она мерцает!
13.
Девушки вернулись поздно. В большом доме все окна были тёмными. В их фанерном домике горел свет. Тихо переговариваясь, они прошли в калитку. Лена шла последней, не шла, а брела. Нажаловалась подружкам, что подвернула ногу, и на этом основании пристроилась в хвосте группы. Сначала её торопили, подгоняли, потом смирились, посоветовав не затеряться в ночи. Периодически оглядывались и окликали её. Лена кричала им "Да!" и с тяжёлым сердцем брела и брела, замедляя ход, похлопывая себя по ноге подобранной на склоне веткой.
Она остановилась перед калиткой, через неё оглядывая тёмный двор, постройки, чётко выделяющиеся в холодном лунном свете, на который накладывалось тепло от света из окошка их домика. Она слышала негромкие голоса девушек, они ещё не вошли в домик, толкались во дворе.
– Боишься?
Лена вздрогнула всем телом и поспешно обернулась. Глаза её на осунувшемся лице радостно вспыхнули и затуманились. Возле кустов, росших вдоль ограды со стороны улицы, стоял Тимофей, засунув руки в карманы брюк, и слегка раскачивался с пятки на носок.
– Что? – неуверенно спросила она и сделала шаг к калитке.
Она плохо видела его лицо, на нём лежала густая тень, но прекрасно услышала, как он усмехнулся и, не дождавшись её ответа, сказал сам.
– Боишься. Нашкодила, хвостик поджала и – в кусты.
Лена подалась от него ещё дальше, втянула в себя воздух, собираясь с духом. Но тут совсем близко за оградой раздались голоса. Тимофей молча ухватил её за руку выше локтя и, рывком сорвав с места, потащил подальше от дома. Он шагал быстро, широкими шагами; она бежала рядом, не смея пикнуть. Бежала, радуясь и боясь. Наконец, Тимофей остановился, развернул Лену лицом к себе, железной хваткой стиснув ей плечи.
– Ну-с, – мягко и вкрадчиво произнёс он. За этой мягкой вкрадчивостью угадывался такой набор эмоций, что она, глянув на него, не смогла уже оторвать от его лица глаз, цепенея в его руках.
– Что же ты молчишь? Рассказывай. – Всё так же мягко проговорил он.
– Рассказывать? – вяло отозвалась Лена. – А... Что
