Очень плохо, малыш, да? Может, ещё выпьешь? – он опять прижался к нему губами.
– Вали к своему мальчику! – тяжело задышав, Тимофей изогнулся, отстраняя голову от лица Витечки. Чёртовы руки, они практически не слушались его!
– Причём тут какой-то мальчик? Ты о чём? Снилось что-нибудь? Не дёргайся, малыш, собьёшь повязки. Леночка так старалась. Ну-ка, проверим их.
И он, крепче сжав Тимофея левой рукой, правой повёл по телу, поглаживая и периодически мягко стискивая пальцами. Ласково, с увещевающими интонациями он зашептал, что ему очень жалко Тимофея, гад этот Валера. Что Тимофею надо расслабиться, он ему поможет, одному ему не справиться с собой...
– Так ведь легче, правда? Нет? Тебе что, разве неприятно?
Фраза, очень близкая к той, что совсем недавно была обращена к Леночке, прямо-таки взбеленила Тимофея. А Витечка продолжал жалеть его, поглаживая и покачивая в своих руках и шепча ему слова утешения. Тимофей рванулся изо всех сил, со злым бешенством прохрипев осипшим голосом кое-что непотребное в адрес старого холостяка.
Шурик вздрогнул и открыл глаза.
– Эй, вы что? Ему плохо? – кивнул он на Тимофея, спросонья непонимающе глядя на них. Он не сразу понял, в чём дело. И не понял бы совсем, если бы Витечка смог увидеть, что крепыш не так сильно пьян, как кажется, и отпустил бы Тимофея.
– Конечно, плохо. После такого-то! Но ничего, ему станет лучше, я позабочусь, а ты отдыхай, у нас до обеда ещё минут десять осталось.
Тимофей упёрся ногами в землю и резко бросил себя назад на Витечку. Тот свалился на спину, но рук не разжал, только от неожиданности крепче вцепился в Тимофея. Тимофей забарахтался на нём, яростно вырываясь. У Шурика широко раскрылись глаза. Он встал, соображая. Старый холостяк как на грех никак не разжимал своих рук – обычное нежелание сдаваться. А Шурик, сообразив, наконец, размахнулся и ударил ногой, обутой в кроссовку, Витечку по бедру.
– У, ты, мразь. – Зашипел он на него. – отпусти парня, а то не так ещё ввалю!
– Дрых бы ты. – Зло и расстроено зашептал Витечка. – Тебе какое дело!
– Сейчас узнаешь, какое мне дело!
– А что я такого сделал? Я ему только хотел помочь. А он как с цепи сорвался, молодой осёл. Вот так и помогай людям! Пошли вы все, знаешь, куда?
С обиженно оскорблённым видом на лице Витечка отпихнул Тимофея в сторону и одним ловким движением вскочил на ноги.
– Ну, ты! – замахнулся на него Шурик, но его внимание отвлёк Тимофей, с искажённым лицом поворачивающийся на земле.
Бурча себе под нос о неблагодарном человечестве, Витечка быстро собрал свои вещи и, не дожидаясь, когда Шурик вновь обратит на него своё внимание, исчез за кустами.
Шурик помог Тимофею сесть, похлопал его по спине.
– Ничего, ничего. Бывает.
– Ну и отпуск. Если так пойдёт дальше, – Тимофей зло рассмеялся себе в колени, – я не выживу.
Он сидел, согнувшись, уронив лицо на забинтованные колени, и тяжело, как-то загнанно, дышал. Шурик присел рядом и, нахмурившись, глядел на Тимофея.
– Плюнь ты на всё. Ведь главное, что? Что ты живой. Ну! Не скисай, парень! А об этом старом коте забудь. Утёк он, и чёрт с ним. Ничего ведь не случилось! Гадко, конечно. – Шурик вздохнул, виновато глядя на скорченную фигуру парня.
– Плюнь, говорю тебе!
Тимофей, не отрывая лица от коленей, согласно покивал головой, прошептав: "Какой идиотизм!" – и потёрся глазами о бинты, промокая невольную влагу. Всё-таки сорвался и пустил злую слезу от взвинченности, боли и, главное, от клокотавшего омерзения.
Немного посидев, они вдвоём отправились к девушкам. Те не особенно огорчились, увидев вместо троих мужчин только двоих. Лишь удивились на Витечку – что это он вдруг исчез?
Девушки захлопотали, усаживая Шурика и Тимофея. Шурик при виде еды сделал попытку потереть хищно руками: "Ну-с, ну-с, сейчас попробуем!" Его глаза столь задорно заблестели, что девушки невольно заулыбались на него.
Тимофей вяло, без аппетита пожевал что-то, безжизненно глядя перед собой. Никакого удовольствия: для него еда, как повинность – видеть ничего съедобного не мог. Он не замечал, какими глазами смотрят на него девушки, что они говорят, тревожно вглядываясь в его лицо. Катя и Мила помогли ему прилечь, Лена подложила под шею что-то мягкое, он закрыл усталые глаза, и его понесли волны, вверх-вниз, вверх и круто вниз. Он быстро и мелко задышал, периодически втягивая воздух глубже, пытаясь унять тошноту. Водка не пошла ему на пользу, тем более такое количество, которое он и в обычном состоянии вряд ли рискнул бы выпить.
***
В городском автобусе, как только они вошли в него всей гурьбой, Тимофея сразу же усадили, уступив ему место. Тимофей не отказывался, он почти упал на сиденье – автобус резко тронулся с места. Но на «спасибо» у него хватило и сил, и соображения. Это «спасибо» у них вышло хором, сразу сказали и Тимофей, и девушки.
– Пожалуйста! – женщина, уступившая место, смотрела то на Тимофея – на него с сострадательным любопытством, то на девушек – на них с недоверчивым и предвзятым любопытством-осуждением. Впрочем, остальные пассажиры тоже не скрывали своего любопытства. Но Тимофею было всё равно, смотрят на него или нет. Как смотрят – плевать. Тошнота не проходила, наплывала на него приступами, то усиливаясь, то ослабевая. Голова разламывалась, и донимал этот не проходящий кошмар – отваливающиеся конечности. Если и возникала мысль, то только такого плана, куда бы пристроить руки-ноги и тяжеленую голову. И надо же было вдобавок ко всему ещё и напиться!
Рядом с ним у окна сидела девочка лет тринадцати. Она испуганно косила глазами на забинтованные ноги Тимофея, украшенные на открытых местах ссадинами и синяками. Ей не сиделось в такой компании. Вся она стала напряжённой, как струнка. Не выдержав, она решительно встала.
– Разрешите выйти. – Её тонкий голосок сорвался, и она густо покраснела.
Тимофей, ни на кого не глядя, развернул колени в сторону, пропуская её.
– Двигайся к окошку. Тим, ты слышишь? – Катя низко склонилась к его лицу. Он кивнул ей и, как исполнительный, но не очень ловкий солдатик, без разговоров передвинулся к окну и прислонился головой к стеклу.
– Лена, – Катя оглянулась, высматривая её в толпе, – садись ты. Иди, иди!
Щукина подтолкнула Лену в спину.
– Иди, ты же устала. Я глядеть устала, как ты шуровала всеми этими бинтами, йодами, марганцовками, такое напряжение, а ты...
– Спасибо, но мне скоро выходить. – Лена смотрела в окно, – где-то тут я видела аптеку.
– Хоть чуть-чуть посиди. – Катя ухватила её за руку и протащила к себе. Лена слабо улыбнулась и села рядом с Тимофеем. Ах, как ей больно на душе и муторно! Прошедшая ночь опять наплывала на неё, и в этой ночи умирала уже не только она одна. Она вспоминала, как застала его в утреннем сумраке сидящим лицом к ней, вспоминала его застывшие глаза и лёгкий вздох, когда он укладывался на постели после того, как она отвела от него взгляд и закрыла лицо руками. Вспоминала, непроизвольно грустно и ласково улыбаясь, как он отобрал у неё одну из сумок там, на тропе. И в завершение этот дикий случай! Она без содрогания не могла вспоминать тех страшных минут, когда он висел над бездной головой вниз, вытянувшись от веса тяжеленого Валеры. Как не похож на Тимофея был тот человек, которого вытянули из-за камня и перевернули лицом вверх...
Тимофей на секунду оторвал голову от стекла, глянул на неё больным глазом, удостоверяясь, что это она, и опять устало прислонился к окну.
– Зачем тебе в аптеку? – тихо спросил он.
Она промолчала, он повторил вопрос, повысив голос.
– Надо. – Бросила Лена и расстроилась от резкости своего ответа.
– Пусть кто-нибудь ещё сходит. – Он уронил руку ладонью на её колено, какое-то время она сидела не шевелясь, потом осторожно взяла его руку и переложила к нему.
– Они не знают, что купить. – Гораздо мягче ответила она.
– Мне ничего не надо. Сиди рядом.
– Я в аптеку еду по своим делам. А с тобой рядом посидит Катя.
– Как хочешь. – Он мрачно усмехнулся и закрыл глаза.
Лена встала, всматриваясь в окно.
– Рано ещё. – Неуверенно сказала Катя. – Давай я схожу. Тим нам не доверяет после случившегося сегодня. Все сразу испугались. Если что случится, кто ему поможет?
– Ничего уже не случится. – Глядя сверху вниз на Катю, Лена улыбнулась её опасениям. – А в аптеку зайти надо обязательно, у нас почти ничего нет. Садись ты, а то ему одному плохо. Я пойду, пора уже. И не волнуйтесь, если задержусь – я не знаю, с каким интервалом тут ходит транспорт. Ну, пока!
Лена кивнула девушкам и стала пробираться к выходу.
19.
Валентина с Сонечкой были во дворе, когда молодые люди добрались, наконец, до дома.
– Уже? Ну и как ваш пикник? Налюбовались морскими даля...– Валентина осеклась, – Боже ты мой, что случилось?!
Она стремительно подошла к Тимофею, с недоверчивым ужасом разглядывая его.
– Ещё не всё видно! – чуть ли не гордо ответил Тимофей, – А вы пытались уверить, что они меня не обидят!
– Что? Это они? Как это... – Валентина обескуражено повела глазами с лица на лицо. Сонечка стояла за её плечом, глядя на Тимофея испуганными чёрными глазами.
– Не мы это! – воскликнула Алёна, – Это он шутит!
– Боже мой, говорите скорее, что случилось!
– Валечка, мы вам всё сейчас расскажем. Всё-всё! Тим, ты как?
Тимофей, переставляя ноги, как деревянная кукла, обошёл Валентину и повернул к их домику. Не оборачиваясь, он слабо дрогнул рукой, отмахиваясь, и сказал, что сейчас он ляжет, больше ничего ему не надо, только лечь. Лечь!
– Ты сможешь сам там разобраться? – Мила догнала его, со слабой неосознанной надеждой заглянула в лицо.
– Смогу. – Нетерпеливо ответил Тимофей, поглощённый лишь одной мыслью: лечь, скорее лечь. В домике он скинул с ног кроссовки и, неловко развернувшись, не раздеваясь, лёг на свою постель поверх одеяла. Очень скоро он стал мёрзнуть, но не было никакого желания вставать или хотя бы приподниматься, доставать из-под себя одеяло. Он стал дрожать, от озноба ему становилось всё хуже, пока он не догадался стянуть за свисающий край покрывало с Леночкиной раскладушки. Согревшись, он задремал.
Позднее сквозь дрёму он услышал рядом тихие, приглушенные голоса. Речь их была похожа на невнятное воркование. Он невольно стал прислушиваться, удивляясь непонятным словам. И, наконец, понял, что разговаривают Лена и Мила. Ссылаясь на усталость, Лена мрачно отказывалась перевязывать его суставы новыми, настоящими бинтами, которые она приобрела в аптеке; предлагала сделать это Миле, она ей всё покажет. Да тут и так понятно, делай по образу и подобию. Одни бинты разматываешь, запоминаешь, как и что, потом на их место накладываешь другие – и всё. Мила упрекала Лену, издевается она над ней что ли? Или хочет, чтобы Мила опозорилась?
Он слышал, как они прошли вглубь домика. Потом опять вернулись к закутку.
– Его надо переправить на диван. Здесь не развернёшься. Как ты думаешь, Алёна не будет против?
– Слушай, у тебя в голове дырка. Почему она будет против? Да кто из нас был бы против? – что-то изменилось в шёпоте Милы. Несколько мгновений царила тишина.
– А, во-вторых, – голос Милы стал насмешливо поучающим, – на день постель она убирает, и мы все сидим на этом диване.
– Да. Конечно. – Согласилась Лена.
Они обе посмотрели вниз на Тимофея. У Лены дрогнуло лицо, когда она
