– Далеко не в восторге, – улыбнулся Лекко. – Тарре даже хотел вернуться в Утгард.
– Знаю. Он считает, что вы ошиблись и теряете время. Что предреченный царь не может валять дурака, когда речь идет о спасении миров. А что думаешь ты?
– Господин читает мысли, – сказал Лекко. – Или слышал наш разговор.
– Порой мне нравится слышать, когда никто не видит, – Локи снова наполнил кубки. – Но твои мысли я не стал подслушивать.
– Недавно я был в разведке возле древней столицы Утгарда, – Лекко поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. – И видел сияние, разгоравшееся над городом. Наш народ давно ждет этого знака, сулящего приход царя и возрождение былой славы. Возвратившись, я соврал отцу и брату, что не подходил близко к Вратам. Даже страшной клятвой поклялся. На самом деле Врата так близко находились от меня, что, будь я обещанным царем, мог бы открыть их. На Вратах начертано пророчество, которое все хорошо знают:
«Он царь и узник, Он враг и союзник. Ведет во тьму, но выводит к свету. Повитый смертью, бессмертьем одетый, Он победитель, и Он – побежденный, ниоткуда пришедший, до рожденья рожденный. Волк и Змей Врата отворят, смертному Бог станет как брат».
Это пророчество говорит о царе. Но там же, на Вратах, я прочитал последние руны, которые не знают в Утгарде:
«Если веришь – верь всему вопреки, воину отступать не с руки».
Я верю, господин. Может быть, это безумие, но я верю, что ты и есть обещанный царь. Об этом мне сказали Видящая, мудрец Мимир и ты сам.
– Я? – переспросил Локи.
– Твой взгляд, господин. Я никогда не встречал такого.
– Взгляд обманчив, – глаза Локи были устремлены на закрытое ставнями окно. – Все же, как ты уговорил брата?
– Рассказал о последних словах пророчества.
– Он не решил, что ты лжешь?
– На этот раз – нет. Он с самого начала подозревал, что я не удержусь от соблазна. У нас страшно этого боятся, думают, Владычица разгневается, если кто-то, кроме царя, подойдет к Вратам. Когда я признался, Тарре был в ужасе. Страх меня и выручил. Ведь если Владычица впрямь разгневается, и на нас посыпятся новые беды, дело всплывет, и меня казнят как клятвопреступника. Свяжут и дадут укусить огнецветной гадюке. От ее укуса умираешь нескоро и нелегко. Но, если обещанный царь явится, то Владычица простит меня, ведь я старался для блага Утгарда. Ну, вот я и убедил Тарре дать мне возможность оправдаться. Брат даже подставил плечо под лодку, хотя, как наследник правителя, не должен был этого делать. Младшие служат старшим, а не наоборот.
– Твой брат сейчас сторожит напротив этих окон. Укрылся в саду. Думает, что укрылся.
– Тарре?! – Лекко в негодовании поднялся. – Он обещал, что не пойдет сюда!
– Ничего страшного. Пусть подождет. А мы продолжим нашу трапезу. Сядь, – Локи разделал и предложил утгардцу запеченную с душистыми травами рыбу горных водопадов. – Вижу, твой брат любит тебя.
– Или жалеет, – Лекко помрачнел.
– Есть за что? – полюбопытствовал Локи.
– Младший сын в семье правителя становится главой Посвященных. Так называют тех, кто служит Владычице. Посвященные многочисленны, они передают старейшинам и народу волю Великой Госпожи. Это мощная сила, так что младший брат поддерживает старшего. А чтобы младшему не приходила в голову мысль свергнуть своего правителя и господина, если тот недостаточно умен или могуч, то будущих Посвященных выводят из сословия воинов. Нас воспитывают как воинов, наносят священные знаки на лицо, но в день посвящения в мужчины таким, как я, не заплетают мужскую косу и не надевают на запястье боевой браслет. К нам относятся как к полудетям-полуженщинам, хотя оказывают все надлежащие знаки почтения. Утгардцы кланяются мне, но про себя называют «незаплетенным» и рассказывают похабные истории о том, как живут служители Владычицы.
– Вот этими руками, – Лекко поднял ладони, – я могу переломить самую толстую ветвь на любом дереве. Но, приняв посвящение, не смогу даже защищаться от врагов: меня будут защищать другие, отдавая свои жизни. В древнем Утгарде такого обычая не было. Владычице служили женщины, а мужчины – Изначальному. Это было правильно и никого не унижало. Но, чем дальше в прошлое уходила память о величии Утгарда, тем больше нелепых обычаев вторгалось в нашу жизнь. Мы сами себя лишили свободы, дарованной Изначальным. И на то же рабство обрекаем наших детей.
– Ты считаешь посвящение позором и поэтому ищешь смерти, – уточнил Локи.
– Да, господин. Я ее ищу. Если не найду, в день, когда мне предстоит стать служителем Владычицы, заколю себя, но не отдам свою свободу.
– Без осознания того, к чему ты призван, – задумчиво проговорил Локи, – свобода становится изрядной ложью.
– Я не призван быть служителем Владычицы, – возразил Лекко. – Это точно не по мне.
– Хочешь быть воином. А что такое, по-твоему, воин? Заплетенные волосы и стальной браслет? Право носить оружие? Сила, чтобы сломать дерево и завязать железный прут узлом?
Локи пригласил гостя вновь выпить. Утгардец уже намеревался сделать глоток, как кубок в его руках, растаял и на его месте оказалась золотисто-зеленая змея, обвившаяся вокруг руки. Локи неподвижным взглядом наблюдал за сыном Ярме.
– Мужчина – это еще и выдержка, – невозмутимо сказал Лекко. – Можно ли мне отпустить ее?
– Не стоит, разольешь хорошее вино, – ответил Локи.
К Лекко снова вернулся его кубок.
– Ты всегда так спокоен? – Локи снял крышку с блюда и принялся накладывать гостю запеченный со сливками сладкий сыр.
– Нет, господин, – признался Лекко. – Но ты учишь меня ожидать неожиданное.
Локи сдержанно улыбнулся.
– Твой отец должен быть благодарен судьбе: у него хорошие сыновья.
– Мой отец верит, что я – талисман, приносящий удачу нашему роду, – в глазах Лекко мелькнули зеленые тролли.
– Постарайся приносить ее и впредь, – сказал Локи. – Отцы не прощают обманутых надежд. Но расскажи мне о ваших бедах. Зло, которое способно открыть Врата и погубить мир, – ведь не только в троллях и суртах оно себя проявляет.
Лекко нахмурился.
– Сначала мы думали, что пограничная нечисть – самое страшное, что может быть. Мы ошибались. В Утгард вторглось неведомое зло – тихое, сытое, благостное. Оно не насылает болотную сырость на поля, не покрывает воду кровавой ржой, не сжигает селения, не штурмует города. Утгард изобилен как никогда прежде. Но мы теряем воинов – их поражает странная болезнь, разъедающая не тело – душу. Здоровые, сильные мужчины становятся похожи на лопающихся от страха сульков. Мы теряем детей, – они начинают подражать пограничной нечисти, даже те, в чьем роду есть погибшие от клыков и лап этой самой нечисти. Мы теряем веру. Вот главная беда – зло разъедает нас изнутри и скоро от Утгарда перекинется на другие миры. Одна надежда…
Лекко запнулся, заметив, что хозяин, похоже, его не слышит. Вид у Локи был такой отсутствующий, будто он находился за тысячу полетов стрелы отсюда, да еще и занят неотложным делом.
– Ты не слушаешь, господин? – осторожно спросил утгардец.
Ни звука. Лекко посмотрел в безжизненное, окаменевшее лицо, тихо встал, подошел к Локи и коснулся его запястья. В тот же миг через его тело будто прошло огненное копье, пронзив от макушки до подошвы. Жестокий удар подбросил Лекко в воздух, сын Ярме кувырнулся через голову и упал…
Изначальный, нет! Еще не довершив полет, Лекко понял, что его сапог бесстыдно улегся на колени хозяина. За такую грубость рассчитываются кровью. Иного решения обычай не предполагал. Утгардец дернулся, убирая ногу и изо всех сил надеясь, что Локи впрямь ушел куда-то по своим загадочным делам, и здесь присутствует лишь его ничего не видящее тело.
– …что царь успеет открыть Врата первым, – проговорило тело таким тоном, каким сообщают, что завтра будет теплый день. – Ты это хотел сказать, не так ли?
– Прости, господин, – едва поднявшись с пола, Лекко тут же опустился на колени. – Я согласен на любую виру, но только помоги Утгарду!
– Виру? – Локи приподнял бровь. – Зачем она мне?
– Я… оскорбил тебя, господин, – собравшись с духом, проговорил Лекко. – И я охотно заплачу за оскорбление…
Локи чуть сгорбился в кресле.
– Заплатишь, когда потребуется.
– В любое время, господин, – Лекко прижал руку к сердцу.
– Тогда вернемся к твоим просьбам.
Локи прислушался к песням, приглушенно доносившимся снаружи, – у ворот веселилась какая-то компания.
– Мне нравятся твои отвага и ловкий ум, – заговорил он снова. – Если достаточно отправиться к постоянно поминаемым Вратам, чтобы избавить тебя от нелепой казни, я согласен прогуляться. Но знаешь ли ты, что я скован?
– Знаю, господин. Мимир рассказал нам об этом.
– Цепь невидима, но весьма ощутима, – Локи пошевелил руками. – Это она отбросила тебя: решила, что ты хочешь меня освободить. Она очень чутко отзывается на все попытки освободиться, а, поскольку не умеет думать, принимает за такие попытки все, что угодно.
– Мимир сказал, что тебя может освободить лишь приказ Всеотца.
– Не только. Удар Мьелльнира разобьет цепь, по приказу или без него. Тор, разумеется, в этом деле не помощник. Но тебе повезло, Лекко из Утгарда. На Праздник Света Асгард открыт для всех, даже для своих вечных противников – ётунов. Что очень нам на руку.
Локи рассмеялся.
– Сила и выдержка хороши. Но если хочешь чего-то добиться, нужно немного безумия. Будь завтра на Больших Играх. Ты носишь лук, так постарайся выиграть состязание лучников. Все остальное предоставь мне. А теперь прощай. Выходя из дома, будь осторожен: у ворот лежат стражники Хеймдалля.
– Как – лежат? – удивился Лекко.
– Страж асов послал своих дружинников задержать нас обоих. И они давно прервали бы нашу беседу, не будь мертвецки пьяны.
– Хеймдалль заметит это и пришлет новых стражников, – встревожился Лекко. – Они еще и Тарре найдут.
– Нет, – успокоил Локи. – Я оледенил память Хеймдалля. Златозуб не вспомнит утгардцев и представление в саду. На какое-то время он для нас не опасен. Доброй ночи, Лекко!
– Доброй ночи, господин!
У ворот Лекко и впрямь увидел не меньше десяти разухабисто храпевших стражников. Время от времени они дружно, как по команде, переворачивались на другой бок. «Хеймдалль, у тебя вся спина мокрая!» – пробормотал один и заржал во сне.
Перешагивая через спящих, Лекко подумал, что у Всеотца безграничное терпение. Или он сильно привязан к свалившемуся на него пройдохе.
ЛИЛА
[i]Локи приснился младенец, дремлющий в блестящих и гладких кольцах змеиного тела. Раздутый золотой капюшон укрывал ребенка от непогоды. Неподвижные зеленые точки глаз на маленькой золотой голове следили за выражением на лице младенца. Змей хотел, чтобы ребенку было хорошо. Он коснулся раздвоенным языком рыжих волос. Младенец открыл глаза, такие же зеленые, как у змея, и улыбнулся. Змей осторожно приподнял его на кольцах своего могучего тела и переложил в руки спящей женщины. Младенец искал его глазами, но тот исчез. Он начал плакать. Женщина проснулась. Рядом с ней появились другие женщины. «Сын родился, госпожа!» – улыбались они. Женщина испуганно кивнула и прижала к себе новорожденного, словно защищая от
