протянул монаху руку.
- Пойдем, ночь открывает нам свои ворота на дорогу, что до утра безжалостного жара нас охранит от иссушающего пекла.
Рука в руке, монах поднялся, во взгляде отражая пониманье друга. Собравшись, снова тронулись в путь.
Опять идиллия пустынной мглы их окружает, и жизнь кипит, не терпя покоя, который днем царит, все поглощая. Немногие обитатели песчаного океана предпочитают ночной прохладе день унылый, но такова природа их.
Идут друзья, не мешкая, к цели, и мысли их сопряжены с проникновенным взором, который в сердце каждого быть может, и дарит теплоту Своей любви, конечно, если доброта в нем изначально обитает. Такое сердце презирает усилия тщетные порока, осознавая гибель зла в себе самом.
Очередная ночь прошла без особых приключений. Отдых вновь приютил друзей. Они остановились перед последним решающим рывком. Четки у товарища монаха ожили; в неподвижной тишине со спокойствием играя, перебирают пальцы осторожно уверенной руки жемчужины блестящей черноты, которые в лучах восхода купаются, переливаясь.
Монах в задумчивости строгой, пространством поглощенный иного мира, блуждал в себе, в своем мировоззренье, познавая ощущенья, сродни глубокой, всепроникающей любви, которая не связана со страстью.
Есть не хотелось при такой жаре; а ночью, специально чтобы голод утолить, не останавливались – ели на ходу. Да много надо ли двум человекам, когда дух бодр, и душа полна других стремлений, нежели поблажки немощному телу. Тем более, где дух силен, там места нет ни слабостям, ни лени.
В вечности секунда не умирает, истекая; она есть вечность в уменьшенном масштабе, и все же ее нет: секунда – выдумка простая – измеренье суеты пустой, ее мотив и оправданье; а между тем, во времени большого смысла нет, оно обманывает спокойствие души и гонит, торопит, уводя во мглу. Кто остановит эту пустоту, ведущую в погибель? Ответ один – все та же вечность, которая придет к тому, кто примет самого себя, приняв в себе Создателя без лишних рассуждений суетных и глупых.
Конечно, можно сомневаться, спорить на этот счет; любить богатства, наслажденья телесные, которых суть есть алчность, похоть, вожделение и ложь. Это пародия иллюзии на настоящее блаженство. Не может человек любить все это безобразие дурное. Кто говорит, что любит земных пороков наслажденье, тот не от Бога и не человек; или обманывает самого себя.
Если подумать здраво, что мешает забыть на время мишуру земную и воззвать к справедливости правдивых мироощущений, к настоящему счастью и блаженству, к смыслу самого себя? Ответ: пороки и природа человека, липучие грехи его существованья.
Допустим, тяжело очень от мерзостей сих привлекательных нам оторваться, присосались просто намертво мы к ним. Но необходимо всего на миг открыть сердечко и призвать Создателя проникнуть в него и показать суть настоящей жизни, а не мнимой. Это сделать очень просто; вся сложность остается – захотеть. Не бойтесь, не упадет на вас кирпич, во всяком случае, хуже не будет точно. Чего ж боитесь вы? Скажете опять: «грехи». Право это невозможно!
Солнца диск нещадно жарит, и волнами струится воздух, поднимаясь. Все тот же раскаленный, злой песок вокруг, как на сковороде, только масла не хватает. Но добрые друзья не ведают ни страха, ни упрека со стороны сухого океана. Они лишь ждут благословенной мглы ночной, не торопясь, спокойно, безмятежно. Не жалит шилом торопливости их суета. В душах царит оазис благодатный, не замечая неудобства внешние среды. На лицах отрешенность – мудрости вуаль. Порыв горячий ветра превращается в прохладный бриз, а шум песчаный в звуки моря. Они в шатре и нету их одновременно. Лишь бусины, в окружности свитые, обласканы хозяйскою рукою, передвигаются уверенно в движении.
У каждого свой мир, и каждый в нем живет, пока не умирает в суете, в самоуверенности утверждая, что жизни нет иной, чем эта беготня. Но есть и те, кто внутренний свой мир не предал иллюзии, не стал рабом обманчивой своей природы страстной, а, сохранив его в своей душе, отдал Ему во власть без сожаленья и ожил вновь с благословением духовным. Для таких людей суета осталась неудел, живя среди слепых, они не ропщут, оставаясь верны самим себе, зная Кого благодарить. Не соблазнясь о Нем, достойно служат в вере и любви с великою надеждой на прозренье многих.
Давайте прозревайте, хватит думать; самим ужель не надоело сидеть во мраке, словно на горшке?
Глава 8
«Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет». (Мк 16:16).
Перед друзьями предстала последняя, завершающая их путь в намеченный город ночь пустыни: сколь благодатная, несущая надежду на благоприятный исход благословенного дела; столь непредсказуемая, загадочная и даже опасная, но всегда полная жизни.
Отовсюду веяло прохладой, которая вселяла бодрость духа в крепкие выносливые тела монаха и его мудрого наставника. Жизнь не прекращалась ни на минуту; постепенно становилось все холоднее, шаги отмеряли путь до города ровным, неторопливым, но все же четким ритмом, не давая возможности ногам заблаговременно устать.
Величие, достигающее высот запредельных пониманию человеческой души отдельно от Создателя, охватило сознание монаха. Его задумчивый отрешенный вид не был заметен его верным спутником, хотя тот все прекрасно видел своим внутренним зрением и понимал состояние молчаливого товарища, так как разделял его полностью. На лице человека с четками в темноте пустынной хозяйки появилась добрая, проникновенная улыбка, которая могла бы рассказать о многом, но среди людей лишь ее владелец догадывался о ее существовании. Губы только искусно подчеркивали гармонию нечаянного явления; улыбалась же душа, отражаясь в глубине чистых очей, и придавая лицу удивительную, мудрую красоту.
Воспоминания светлых мгновений жизни, которые укрепляли бодрый настрой в тяжелые времена, согревали улыбающуюся душу своею теплотой. Дорога не казалась скучной и безликой, пустой; все, что окружало путников, привлекало к себе внимание, пусть даже не целиком, но какая-то часть его обязательно пленилась происходящим вокруг. Поэтому путь не утомлял однообразием, которое как защитная реакция против скудоумия и скудосердия угнетало иных человеков. Умеющий жить в мире с самим собой, сначала научился ладить с Тем, кто помог ему этот мир приобрести.
Небо, усыпанное перламутровым бисером звезд, являясь крохотной частичкой Вселенной, открывало безбрежный океан мироздания восхищенному, замершему в благоговении взору смиренного создания, вмещая в своем куполе все величественное великолепие Космоса.
Обыденность не нарушала спокойного движения настоящего; понятие времени исчезло и не мешало своим присутствием до восхода солнечного светила. Все погрузилось в совершенство, сливаясь с ним в неумолимую бесконечность. Мысли закружились в красивом вальсе, где осознание невероятной действительности уверенно вело под благозвучную музыку ее понимания. Этот танец возвышал, облагораживал, не уставая каждое движение превозносить на одобрение гармонии, которая в согласии со своей природой предвосхищала утверждение его пред совершенством. И танец ускорялся, возбуждая сердце неутомимо познавать себя; и бесконечность более не отпускала от своего источника спокойного развития.
Тишина воцарилась над пустыней, не беззвучие, от которого сходят с ума, а умиротворяющая, связывающая в единую мелодию звуки окружающей природы: бархатный шелест песка и мягкое, ласковое прикосновение к слуху тихого ветерка; еле заметный шорох пробегающей мимо ящерки и незатейливое дыхание самого человека; движение мысли и биение сердца. Все это связанное в едином мотиве и образует ту тишину, что помогает рождению несуетных мыслей и открывает путь к правильному их развитию, пробуждая желание прикоснуться к настоящему пониманию окружающего.
Мерцает звездочка, иная падает, оставляя след своего мгновенного полета, привлекая внимание осторожного наблюдателя. Может быть, обрекая его тем самым на неведомый нам поворот жизненного пути, который удостаивает своим приходом каждого из нас в назначенный час.
Кто знает, когда и где спокойствие души нас ожидает, но знает человек ответ на этот свой вопрос, хотя и говорит порой, что суета мешает ответить самому себе, но может он и впрямь не знает; не верю, впрочем, почему и нет?
Предрассветная мгла таинственным безмолвием окутала царство песчаного океана, заставив замереть ночную жизнь в благоговейном молчании. Солнце всходит и заходит быстро в этих краях, но природа всегда предвосхищает ожиданием и готовностью принять неизбежную смену дня и ночи. Взаимосвязь явлений не нарушается ни на миг, и это закон.
Мгла в этот раз послужила преддверием не только утра: из-за песчаных холмов показалось движение, причем, вынуждающее обратить на себя внимание двух друзей, которые за время ночного перехода успели привыкнуть к проявлениям жизни вокруг. Дело в том, что вниманием овладела тайна, которая насторожила и монаха, и его спутника: невесть откуда появился небольшой отряд всадников в темных одеждах, но все, как один, на белых конях. И самое удивительное было то, что кони эти были в полтора раза больше обычных, а мощные рельефные тела их с длинными густыми гривами и хвостами явно указывали на нездешнее происхождение, где все скакуны восхищают своей грацией и стройной красотой. Всадники также отличались исполинским ростом, создавая впечатление могучих воинов-богатырей. Загадочное явление приковало к себе взоры двух путников, но, казалось, вся природа этого и без того таинственного края вопрошает ответ: кто посмел вторгнуться и по какому праву в обитель привычного порядка вещей и явлений? Потому как именно природа была обескуражена более всех появлением неизвестного ей доселе отряда по причине его удивительных свойств, их проявлений и его происхождения, связанных с законами некоего иного мира, чуждого этому.
Но то была лишь видимая сторона медали, бросающаяся в глаза и застилающая обыденное понимание окружающей действительности. На самом деле произошло чудо из чудес, которое мечтают постигнуть мудрые, а постигнув, прикоснуться к его проявлению. Мир преобразился с момента появления исполинских всадников, и все его законы обнажили неоспоримую связь их с Создателем. Это было явно, осязаемо, понятно и не вызывало никаких сомнений по этому поводу.
Солнечный диск выглянул из-за горизонта, и первыми своими осторожными лучами, словно вытянув руки ладонями вверх, бережно поддерживал поступь необыкновенного отряда, ласково развеяв скромную предвестницу своего появления - предрассветную мглу, уступив первую свою позицию большим себя.
И стало видно: коней копыта не касались земли песчаного края, а свет, что исходил от всадников могучих при соприкосновении тепла рук солнца с ними, превозмогал во много раз сияния лучей светила. Но глаз зажмурить не хотелось, а только преклонить колено душа стремилась перед источником света благословенного – Создателю в безмерной благодарности за чудо любви проникновенное клонилась голова в покорном осознании могущества величества Его, и все вокруг Его вдруг
