РОЗОВЫЕ СТЕНЫ, ИЛИ СКАЗКА О МАМЕ

похоже, услышал. Девочка буркнула «Ладно», вырвала руку из маминой ладони и, не оглядываясь на кавалера, скользнула куда-то сквозь толпу ряженых «звёзд шоу-биза». Прошка поспешил за ней. Он догнал её у бара и сердито сказал:
– Ты чего удираешь? Подождать нельзя было?
Миллианера забралась на высокий стул и смерила его оттуда ледяным взглядом красивых синих глаз.
– Чего тебя ждать? – фыркнула она. – Не принц, не банкир. Сам добирайся, куда тебе надо, – и обратилась к бармену: – Рудольф сделай, как обычно, в двойном размере.
– Для юноши? – уточнил симпатичный парень, профессионально улыбаясь Прошке.
– Ага, для сосунка.
И она вообще отвернулась от Прошки, напрочь забыв о нём. Обиженный мальчишка залез на стул и старательно сделал вид, что ему всё равно. Он сразу нашёл себе занятие: разглядывал импортные винные бутылки, Рудольфа, занимательную «звёздную» толпу, прохлаждающуюся с бокалами в руках. У него захватывало дух, он наслаждался каждым мгновением. Толстоватый опрятный мальчишка умело взобрался на высокий стул рядом с Прошкой и сказал через его голову:
– Миллианерка, приветик! Что за пацан с тобой? Познакомишь?
Миллианерка, не оборачиваясь, лениво ответила:
– Прохор Колонтай.
– Привет, Прохор! – деловито сказал мальчишка. – А я Каспер Ненаглядный Сокол Сергеевич Сыроватченко, у меня папка в полиции главный начальник, а мамка в модельном бизнесе шурует – агентство у неё. Чё пьём, чё едим?
– Как-как тебя зовут? – не поверил Прошка.
Мальчишка лукаво прищурился и повторил:
– Каспер Ненаглядный Сокол Сергеевич Сыроватченко. Слыхал, какая дурь у родаков в мозгах зависла?! Привидение, индеец и хохол в одном лице! А Нерка – воще рупь в кармане.
– Чего? – не понял Прошка.
Каспер Ненаглядный Сокол хихикнул:
– Ей, видать, папочка и мамочка милльон в банк положили. А чтоб не забыть об этом, назвали Миллианерой. Типа, миллионо-носная деваха! Деньжищи, типа, притягивает!
– А ты чего притягиваешь? – презрительно бросила через плечо Миллианера. – Привидения?
– Вот ещё! – горделиво выпятил грудь Каспер Ненаглядный Сокол Сыроватченко. – Любовь к нечистой силе, разве что.
Прошка озадаченно моргал глазами на их зубастую перепалку.
– Вы чего друг на друга лаете? Смотреть тошно, – сказал он. – А сами богатые и знаменитые. И не поверишь сроду. У нас так пьянь лается перед опохмелкой, а вы просто так. Труба у вас в голове, вот что.
Миллианера удивилась:
– Это у Колонтай пьянь?! Очень интересно. Пойду прогуляюсь. Рудольф, счёт на мать запиши, она после съёмки оплатит.
– Конечно! – вежливо улыбаясь, кивнул бармен.
Девочка спрыгнула с табурета и быстрой независимой кометой скрылась среди больших «звёздных тел».
– Нерка – задавака манерная, – хмыкнул Каспер Ненаглядный Сокол и выпил из длинного бокала зелёную жидкость в пузырьках. – Не обращай внимания. Ты, кстати, чего перед ней про пьянь баешь?
– А что? – не понял Прошка.
– А то: теперь вся страна узнает, что твоя мать, знаменитая певица Алексия Колонтай, держит у себя дома родственников-алкашей и подтирает за ними всякую грязь! Умора! Клёво, да?!
– Какие алкаши?! Сбрендил, что ли?! – завопил Прошка.
Он хотел сказать, что просто во дворе своего старого дома видел сборища пьянчужек, но понял, что, если скажет, на него посмотрят с большим недоумением, чем до этого. И промолчал. А Каспер Ненаглядный Сокол только руками развёл.
– Не я сбрендил, а ты, раз Миллианерке такое ляпнул! Башка-то на шее есть? Эх, ты, шаляй-валяй-дед!..
Кто-то налетел на Прошку, схватил, обнял, закричал радостно: «Какие люди в Рулливуде! О, Сокол Ненаглядный и ты здесь! Как же без тебя! А Салат Латук явился? Каспер, познакомь с Аллой-Викторией, а?! До зарезу надо фотку в классе показать, а то зажучат! Рудольф! «Колу» и салатик из крабов! Класс, тусовка, да?! Все тут! Не заморачивайся, Прохор, всё путём!..».
Прошка лепетал что-то невразумительное. А чего он вразумительное скажет на невразумительное? Незнакомый тип старше Прошки года на два, лопал салат и прихлёбывал из бокала коричневый пузырящийся напиток, умудряясь болтать между делом.
У Прошки тоненько и противно зазвенела голова. Непривычка к тусовкам сказывается, не иначе. Когда мама Алексия подхватила Прошку на якобы спонтанную съёмку, у него в лоб уже долбилась ноющая, стреляющая боль, и крутая тусовка в крутом кафе не радовала, а мучила.
Томно прохаживающие по переполненному душному залу «звёзды шоу-биза» вызывали в Прошкиной душе не восторг, а только скучное узнавание: «О! Этот стоит… О! Вот этот стоит…». А прислушаешься – о чём говорят? О непонятном для Прошки: продюсерах, пиарах, гонорарах, конкурентах, взятках…
И ни слова о творчестве. Впрочем, к чему болтать о творчестве среди толпы? Творчество – оно и есть творчество: творение волшебства музыки, стихотворения, танца, картины, скульптуры, игрушки, строки… Целого мира творение! Понятное дело, оно в тишине рождается, в одиночестве. На тусовке ничего не сотворишь. Так что ясно, отчего тут о творчестве молчок.
Ой, нет! Кажется, не сосем молчок! Когда «звездуленцию» снимает кинокамера, изо рта сыплются не только восхваление себя, родного, но и близкие-далёкие творческие планы. А ещё про свои дорогие покупки говорят. О фанатах, которых по всем городам и посёлкам. О поклонниках с толстыми кошельками. О близком знакомстве с другими «звездуленциями», звездулентистее «звездуленций». О шикарном отдыхе за рубежом.
В общем, Прошка слушал излияние расфранчённой толпы, раскрыв рот, развесив уши. Одно дело, когда интервьюшки по телевизору показывают, а другое, когда сам всё видишь. Круто, честное слово! Увидали б теперь Прошку одноклассники из старой школы! Позеленели бы от зависти! В очереди бы за автографами бы мялись, глазели бы, в друзья набивались бы! О маме Алексии с придыханием говорили: во, мол, принцесса какая! И не скажешь, будто она мама. Скажешь, будто она старшая сестра!
Мечтал этак Прошка, и о настоящей маме не хотел думать. К нему репортёры тоже, кстати, приставали с вопросами. Краснеющий Прошка мямлил что-то явно невпопад, однако слова его скрупулёзно записывали, а после благодарили «от всего сердца», едва не кланялись. Здорово, когда тебе в рот заглядывают!

Глава 4.

Прошка захотел в туалет. Он долго мялся, а когда совсем невтерпёж стало, нашёл Каспера Ненаглядного Сокола и шепнул, куда ему надо. Каспер противно расхихикался и махнул рукой в нужном направлении:
– Отлить – это тебе туда.
От Касперовской откровенности Прошку до самых внутренностей прожарило. Вот идиот! Такое ляпнуть! Да так громко! Да при всех этих знаменитостях!
– Спятил, – убеждённо заявил багровый Прошка и убежал к тёмно-коричневой двери с тускло-золотой буквой «М».
Помещение его ошеломило. Разве это – туалет?! Да в нём жить-шиковать можно! Зеркала, роскошные светильники, мрамор, цветы, диванчик, столик круглый с пепельницей посередине и аккуратно разложенными глянцевыми журналами. В кабинках царствуют чёрные унитазы с тяжёлыми белоснежными сиденьями. Над чёрными раковинами «летают» золочёные краны. Из стен «растут» берёзовыми чагами чёрные писсуары…
Прибалдевший Прошка осторожно опробовал писсуар, посидел на унитазе, тщательно помыл руки благовонным жидким мылом, посидел на краешке диванчика. Разморило его от привалившего счастья, веки смежил, а когда глазоньки-то лениво приоткрыл, узрел… Глебку Автаева! Чего он тут забыл?! Или он тоже сын знаменитости? Ничего себе! Он обрадовался.
– Глебка! Привет! Во мы с тобой скантовались!
Глеб поморщился.
– Что мы с тобой сделали? – переспросил он.
– Скантовались, – повторил Прошка беспечно. – Вошли в контакт. Ты чего тут делаешь? Тоже с родаками тусуешься?
Глеб уставился на него непонимающе.
– С кем и что я делаю?!
Прошка нахмурился.
– Ты что, элементарных вещей не знаешь? Родаки – родители, тусовка – э-э… ну, тусовка, и всё тебе. Полно людей с бокалами, разрезами и брюликами.
– С чем?
– Вот пропасть! С бриллиантами!
– … И ты – с ними? – тихо и печально спросил Глеб.
– А чё? И я!
Прошка самодовольно вздёрнул голову и, хоть и снизу, но свысока глянул на бледного – почти белого – Глебку. Больной он вправду, что ли?
– Нравится тебе так жить? – сказал Глеб.
– А то! Воще ништяк!
Прошка расплылся в самой своей широкой улыбке.
– Доволен, значит? – настырно уточнил Глеб, и Прошка раздражённо фыркнул:
– Доволен, доволен! Чего тебе ещё?! Сказал же! Лучше не бывает!
– А маму… вспоминаешь? – не отставал Глеб.
Прошка раздул ноздри и застонал:
– Да сколько можно одно и то же?! Чего мне её вспоминать? У меня другая мама, баще прежней в сто миллионов раз!
– О-о? – вопросительно протянул Глеб.
Тут, наконец-то, в туалет открылась дверь. Обрадованный Прошка с признательностью глянул на входившего. Это оказался Каспер Ненаглядный Сокол. Лицо его странным образом морщилось, будто он унюхал мерзкую вонь.
– Ты чего? – сказал Прошка,  ничего подобного не ощущая.
– Ароматик ещё тот, – пробормотал Каспер и зажал ладонью рот. – Кто тут был, что дышать нечем?
– Да никого такого… Вон тут Глебка Автаев сидит, – ответил Прошка и показал рукой. – Слепой, что ли?
– Не слепой. Нет тут никого. Глюки у тебя. «Колёс» нажрался?
У Прошки сам собой разинулся рот. Точно: никого нет! Прошка есть. Каспер есть. А Глебки Автаева нету. Ну, дела! А вдруг у него взаправду психические глюки?! И что тогда делать, а?! Из дома не выходить, таблетки глотать? Не сдаст же его мама Алексия в детскую психушку! Знакомый пацан из хиреющего детского дома, который вместе с Прошкой ходил в секцию футбола, как-то порассказал про психушку. Никто не поверил. А вдруг всё правда? Прошка там на вторые сутки сгинет. Или на пятые. Очень скоро, в общем.
Каспер Ненаглядный Сокол, морщась, помахал рукой перед носом.
– Запашок у тебя тут, однако, – проворчал он. - … Э-э… ну-ка, скажи-ка, Прош, три раза подряд «Чёрт возьми». Не в службу, а в дружбу. Скажи, а?
Прошке какая разница? На здоровье. Сказал, сколько требовалось. Спросил, зачем. Каспер неспешно воспользовался чёрным писсуаром, смыл, застегнул штаны, пробормотал невнятно:
– Надо, Прохор, надо. Понимаешь: дышать мне легче стало. Отпустило. А тебе разве не легче?
Прошка пожал плечами: он лично не при Глебке, не при Каспере ничего особенного не унюхал. Ерунда какая-то. Каспер согласился, что ерунда, и вытащил сигареты.
– Подышим, малец? – заговорщицким тоном предложил он и привычным жестом тряханул пачку. – Почувствуй себя взрослым!
Прошка затаил дыхание. Первая в его жизни сигарета! Круто! Старая мама никогда бы этого не позволила: на её руках умер от гниения лёгких и рака пищевода брат её отца, который курил с шести лет. Насмотрелась. И, откинув свою обычную податливость, уступчивость, в этом вопросе проявляла постоянную твёрдость. Про новую маму ничего непонятно. Тоже завопит или рукой махнёт? Поди её, разбери, когда её совсем не знаешь. С другой стороны, попробовать очень хочется. Что Прошка, младенец в люльке или уже крутой пацан, в конце-то концов?!
Каспер Ненаглядный Сокол шикарным небрежным жестом сунул сигарету в рот и вытащил из другого кармана забавную зажигалку в виде золотого черепа с рогами, как у чёрта.
– Никто не узнает, – авторитетно подмигнул он Прошке. – Байк даю! Сами обкурятся, опьются,