РОЗОВЫЕ СТЕНЫ, ИЛИ СКАЗКА О МАМЕ

индийских сказаний о богах, и даже Прошке нашлась в этом роскошном, но несколько странном для русского человека театральном действе, небольшая роль пажа с опахалом, который в эпилоге преобразился в наследника четы махараджей Алексии Колонтай и её мужа. Кстати, на съёмках Прошка случайно узнал имя своего нового папы. Им оказался финансовый директор ювелирной компании «Гаилина» Егор Викторович Чернобабин.
Между прочим, старая Прошкина мама брала у него когда-то интервью! Она рассказывала, что Чернобабин создал компанию, а потом решил заняться финансами, чтобы продвигаться на международный рынок. А директора у него – родной брат и троюродный дядя. Мама ещё сказала, что часто родственники, объединённые семейным бизнесом, не очень любят друг друга, потому что подозревают в воровстве. С другой стороны, чужому тоже не доверишься… Она радовалась, что она – никакой не магнат и не состоит ни в каком совете директоров. А Прошка слушал её и злился. Он-то был бы не против того, чтобы мама сидела в каком-нибудь совете директоров.
В общем, новогодние съёмки и декабрьские корпоративы сперва развлекали Прошку. А потом от суетливого однообразия и мельтешения он устал и скис.
Как-то на щедро оплаченной вечеринке с участием «звёзд» эстрады Колонтай, Рассветы, Курулай, Шеки, Хайтуны, Куколы и даже Мартэна Гевы, который, складывая в поцелуе пластически увеличенные губки,  тоже запел, Прошка, отчаянно зевая, слоняясь по закоулкам ресторана высокой кухни, заметил девчонку, сидящую на полу в углу. Девчонка плакала, но лицо её не кривилось, а просто грустило всем своим выражением. Печалились лоб, глаза, брови, нос, щёки, губы, подбородок, волосы, подвитые и распущенные по плечам. Из-за модного наряда и золотых серьгах с прозрачными камешками Прошка решил, что она из «богатых и знаменитых», дочка «звезды». Почему, интересно, она плачет? Заняться больше нечем?
Вдруг он понял. Её никто не любит! Лишь наряжают, как куклу, показывают всем и заваливают подарками. В принципе, подарки – это здорово, но…
Галушкин порылся в картоне брюк, нашёл носовой платок. То, что надо. Присел рядом с девчонкой, сунул ей платок в руки:
– Держи.
Взяла. Но не утёрлась. Просто сжала в кулаке. Неприкаянная. Как Нерка и Светка Михотины.
– Тебя как зовут? – спросил Прошка и долго ждал ответа.
Наконец, услышал:
– Тебе-то что?
Прошка подумал. Пожал плечами. Действительно, ему-то что? Он открыл рот, чтобы это казать, но отчего-то сказал другое:
– Хочется с человеком разговаривать, а не с кукляшкой.
Девчонка шмыгнула.
– Какая я тебе статуя? Видишь, реву.
– Вижу. Ревёшь. Чего ревёшь-то?
Девчонка уткнулась в колени, сжимая в кулаке его платок.
– Не знаю, почему реву. Ревётся. У тебя что, не бывает такого?
Прошка честно повспоминал. Не вспомнил. Хотя, кто знает? Может, и придётся когда плакать без причины…
– Если без причины – значит, признак дурачины, – сморозил он.
Девчонка почему-то не огрызнулась.  Утёрлась Прошкиным платком и уставилась в стену.
– Не могу уже, – сказала она спокойным, выплаканным голосом. – Скучно до невозможности. Сидишь, как игрушка. И всюду напоказ. Все тобой хвалятся: вон, мол, какая доченька у нас: умненькая, ловкенькая, красивенькая… И пятёрки у неё, и верховая езда, и скрипка, и английский-немецкий-французский… А на самом деле со мной няньки много занимаются, возят всюду на занятия. Только они меня тоже не любят. Зачем им чужую любить, если у них родные дети есть?
– А разве твои родители тебя не любят? – не поверил Прошка.
Девчонка вяло махнула кистью руки, лежащей на коленке.
– Некогда им любить. Тебя вот что – любят? Дела, салоны, шопы, бутики…Чего я тебе рассказываю? Сам в этом варишься.
– Разве богатство и известность – плохо? – спросил Прошка и у неё, и у себя. – Классно же! У тебя всё есть. Тебя все знают…
Девчонка фыркнула.
– Ну-ну… поварись ещё в известности и богатстве. Кроме этого, много чего нужно. А вот мы с тобой сидим сейчас, кукуем и никому не нужны. Только из-за денег и для престижа. Ладно, иди себе. А я тут посижу.
– Поревёшь?
– Тебе какое дело? Пока.
– Пока.
Прошка встал и побрёл обратно по коридору. Остановился, обернулся и сказал:
– Меня Прошкой зовут. А тебя?
Не глядя на него, девчонка ответила:
– Эллен Антоновна Канель.
– Ух, ты! – не сдержался Прошка. – Это, значит, Антуан Канель – твой папаша?! Такой высокий, глазастый?! Вау! А мама у тебя кто?
– Бывшая модель, – бесцветно ответила Эллен. – Не читал, что ли, нигде? Галия Главатская. Только они так и не расписались. И скоро, по слухам, разбегутся, а меня сдадут в психушку.
– Чего? Тебя – в психушку? – не поверил Прошка.
Эллен кивнула.
– Обалдел? – усмехнулась.
– Обалдел, – согласился Прошка. – На вид ты совершенно адекватная.
– А СМИшкам так не кажется. Наверное, они правы, – задумчиво проговорила Эллен.
– С чего это? – возразил Прошка с горячностью. – Балды они, и всё! Чё приснится, то и нафрякают в своей газетёнке или журнальчике.
– Или по Сети пустят, – дополнила, вздохнув, Эллен и посмотрела на Прошку. – Тебя что, правда, Прошкой зовут?
– Правда. А тебя, правда, – Эллен?
Та поморщилась, пожала плечами.
– Папкина идея. Совершенно уродская. Свихнулись все на иностранных именах. Будто клички. Странно, что тебя Прошкой назвали.
– Почему?
– Имя нормальное.
Она глянула на часики, в свете ламп поблёскивающие на запястье, поднялась.
– Ладно, пошли. Скоро нас искать начнут. Замонали истерики и нравоучения. Скорее бы вырасти и удрать отсюда!
Эллен обошла Прошку и поплелась куда-то, понурившись. Прошка увязался за ней: откуда он знал, где искать маму Алексию? Ему очень хотелось спросить, как потом найти новую знакомую, чтобы поболтать, но Эллен быстро скрылась в какой-то комнатке и захлопнула перед ним дверь.
«Ну, и пожалуйста!» – моментально обиделся Прошка Галушкин. Сперва просто обиделся, а потом окончательно пал духом: неужели он так ни с кем и не подружится в своей новой жизни, окружённой розовыми стенами?
Прошка вдруг с удивлением обнаружил, что, и вправду, вокруг него всё в розовом! Всякие оттенки, с разными узорами, но – розового! То ли он попал в розовую страну… Но тогда отчего так долго этого не замечал? То ли у него глазная болезнь, и он различает только этот цвет?
Прошка помотал головой. Хоть бы Глебка Автаев появился! Почему он не приходит? Куда попал? Совесть ходячая…
Петляние по ресторану привело его в крошечный закуток, заставленный аппаратурой и обвитый проводами. Командовал сей электронной мешаниной небритый парень с толстыми щеками, одетый в чёрное. На футболке скалился череп, окружённый непонятными символами. Парень ловко орудовал флэшками и ноутбуком, а также разными кнопками. На мониторе ноутбука прыгали звуковые дорожки. К одному уху парня прижимался блютус, в другое воткнута капля наушника. Парень взял сотовый, нажал, подождал, сказал:
– Костя, фанера Алексии готова. А сама она готова?.. Ну, лады.
Он отключил телефон и пробормотал с презрением:
– Хоть бы сегодня в такт словам попадала. Артисты жляповые… Научились бы петь сперва. Фуфло, а не певцы.
Случайно обернувшись, он заметил Прошку и беззлобно велел:
– А ты чего тут стреляешь? Катись отсюда, пока мамочка не потеряла.
– Она не потеряет, – осмелился ответить строгому парню «стрелок» Прошка. – Она щас петь будет.
Парень взметнул бровь.
– Колонтай, что ли?
– Ага.
Парень усмехнулся.
– Поня-атно… Любишь мамку?
Прошка честно подумал и честно пожал плечами:
– Не зна-аю.
Парень снова усмехнулся.
– Не зна-ает он… Как можно не любить гусыню, которая золотые яйца несёт? Читал сказку?
– Чита-ал…
– Ладно. Пили отсюда, правда. А то твоя мамка напортачит где-нибудь, или запись поплывёт, и придётся ей вживую петь. Осрамится – и перестанет золотые яйца таскать. Понятно?
– Не понятно. Она петь, что ли, не умеет?
Парень осмотрел его с любопытством и с весёлым удовлетворением отметил:
– Настырный пацан. Любознательный. Всё понимает, а? Вали, вали, говорю.
– Куда валить?
– Был бы я твой папашка – сказал бы, – рассмеялся парень. – А так просто в никуда от меня вали. Не мешай впаривать публике твою мамашку.
Он отвернулся и застучал по клавишам, наблюдая за частоколом звуковой дорожки. Прошка разочаровано понял, что мама Алексия вовсе не великая певица, а сплошной обман. Неужто все «звёзды» такие?! Тогда почему они так дико популярны? Они это чем заслужили? Как старая мама говорила – «шарм и наглость, помноженные на деньги, равняется популярности современности». И Алексия Колонтай тоже такая?.. Наморщив лоб, Прошка попятился и закрыл дверь.
Когда чукча Костя, безупречно вежливым тоном пожелав Прошке спокойной ночи, удалился бесшумным котом, стало совсем грустно. Почему-то вспоминалось не хорошее, а подозрительное: и одиночество, и брошенность, и равнодушие мамы Алексии и папы Егора Викторовича, который всё ещё заправлял делами за границей и никого к себе не звал. А Прошка бы хотел там побывать. Ведь со старой мамой ему это никак не светило…
Прошка уставился в темноту за окном. Интересно, что за Новый год у него будет? Наверняка где-нибудь в клубе или  ресторане… А вдруг мама Алексия поедет к Чернобабову? И возьмёт его с собой?!
– Тебе так хочется посмотреть чужие страны? – раздался озадаченный голос Глебки Автаева.
Прошка обернулся и увидел его самого. Глеб пристроился на спинку стула и рассматривал Прошку с непонятным сочувствием.
– По телеку не то, – буркнул Прошка, вздрогнув от неожиданности. – Потрогать хочу. Поглазеть. Классно же!
Глеб взмахнул бровью, как крылом, и с сомнением произнёс:
– Ну, может быть, чужие края симпатичны… Только что ты в них понимаешь и чего ждёшь от них? Ну, поглазеешь, ну, потрогаешь…
После заминки Прошка честно признался, что не знает. Просто хочется попутешествовать, море повидать. Глеб на это ответил, что ему лично Россия милее всякой экзотики.
– Ты ж её не видел! – рассмеялся Прошка. – Понятно, что Россия милее, раз ничего больше ты не видал!
Но Глеб возразил:
– Полно я видел. Тебе не пересмотреть. Но только в России душа жива.
Ну, на эти патриотические штучки-дрючки Прошка не поведётся. Старая мама об этом постоянно твердила: душа, Бог, Родина… А Прошке этого не надо ничего. На Земле один раз живём.
Глеб, будто все Прошкины мысли услыхал.
– Тебе, конечно, надоело всё такое слышать. Ты это за назидание считаешь.
– Нотации. Вот именно! Хоть чего говори, а мне по нулям, чему ты меня учить собрался! Без тебя знаю! Учёный уже. Просто мне всё равно.
– Понятно, – задумчиво проговорил Глеб.

Глава 8.

И вдруг, ни с того, ни с сего, оказался Прошка Галушкин на тропическом пляже. Яркое солнце, белый песок, чистая изумрудная вода до горизонта и, конечно же, пальмы. Они росли не в кадках или на клумбах, а просто так, словно заурядные берёзы и сосны. Пляж не дикий, а со всеми удобствами и обслугой. То один местный к Прошке подбежит, предложит что; то другой, то третий. А если ничего гостям не надо, аборигены покорно сидят на корточках и молчат, на море смотрят.
И мама Алексия, и Егор Викторович тоже тут. Но на сына много внимания не обращают. Главное, чтобы под присмотром, а «присмотр» чукча Костя всегда при исполнении служебных обязанностей. Прошку, конечно, замена совсем не устраивала, но, когда он