Вытаскивай теперь тебя… А что я могу, если ты не хочешь, чтоб тебя вытаскивали?! Смешно даже…
Вообще Прошка считал, что, кто спит, тот и сон заказывает. А здесь выходило, что не Прошка, а Глеб хозяин его сна. Никак не хотел он исчезать, и всё стыдил и стыдил Прошку. А зачем стыдить? Между прочим, именно сейчас Прошке хорошо. А прежде было плохо. И всё тут. Он с вызовом сообщил Глебу, что теперь у него красивая, богатая, знаменитая мама. У него куча вещей и даже сверх кучи, однозначно. И вообще, кому повезло, тот и царь, и вообще на конце пирамиды… Каком-каком… на верхнем.
Глеб выслушал мысли Прошки (который спал) и вдруг хихикнул – правда, невесело. А когда Прошка пристал, чего это он хихикает, пусть и невесело, Глеб пробормотал, не глядя ему в глаза: мол, некоторые заветную синюю птицу, то есть, истинное счастье, перед носом заметить не могут. Всё им кажется, что оно, счастье настоящее, за краем земли ходит, и на его поиски всю жизнь потратить нужно. Ну, или украсть. У кого в какой степени совесть развита. Ищут они эдак, ищут. Всю жизнь ищут, по всей земле, под чужими небесами!.. А перед собой не видят ничего. Будто слепые! Даже и скажешь им, а всё равно не видят, не слышат, руками отмахиваются…
Прошка не принял слова Глеба на свой счёт. Ведь он свою синюю птицу близко отыскал, самым волшебным образом: уснул в старой «хрущёвке», а проснулся в розовом особняке! Был сыном старой мамы – корреспондентки в «Розовых стенах» и уборщицы в банке, – стал сыном попсовой «звезды»! Круто его жизнь изменилась, ничего не скажешь, не брякнешь, не хмыкнешь. Самая, что ни на есть, крутая «звёздная» жизнь! То ли ещё будет! За границу поедет! К иностранному морю! Так что синяя птица счастья у Прошки во где сидит! В золотой клетке с бриллиантовым замочком! Не откроешь – не упустишь.
Глеб, слушая Прошкины мысли, таял, таял, превратился, наконец, в кругляшок света, похожего на шаровую молнию, и улетел вверх. И, как только улетел, Прошка проснулся и облегчённо вздохнул: растворилась его совесть в утренней ясности. И вокруг – очаровашка роскошь, которая так нежит, так ублажает!..
Прошка по привычке, но очень лениво, не спеша умылся в огромной, богато обставленной ванной комнате. Да-а… умываться в таком королевском месте хочется медленно и долго… И часто. Ладно уж. И зубы почистить можно. Прошка машинально водил по зубам щёткой с вкусной пастой, когда его приятное уединение нарушил нежданный гость – мама Алексия Колонтай.
– Ты что тут делаешь? – резко спросила она.
Прошка струхнул и, забыв убрать изо рта щётку, промямлил невнятно:
– Умываюсь.
Алексия смерила его холодным взглядом.
– Давай скорей умывайся, – велела она. – Мне срочно нужно привести себя в порядок. И вообще, не подходи к ванной, пока я этого не сделаю первой. В конце концов, у тебя свой туалет есть. Чего ты вообще сюда припёрся?!
И новая мама выпроводила сыночка за дверь. Ошарашенный хамским поведением ближайшей родственницы, Прошка немедленно обиделся. Как?! Его, Прохора Галушкина-Колонтай, балованного любовью старой мамы, отфутболивают ни за что, ни про что! Ну, это уж, извините, вовсе несправедливо. Прошка к подобному обращению не привык и привыкать не собирался. Он кинулся в комнату, где жил второй день припеваючи, и в истерике разбросал одежду, постельное бельё и какие-то безделушки.
Тут в Прошкиных апартаментах возник чукча Костя. Он понаблюдал за буйством подопечного и спокойно, даже безразлично, поинтересовался:
– Горничную для уборки когда прислать?
– Никогда! – в запале крикнул Прошка и со слезами ярости бросился навзничь на кровать.
Он рассчитывал, что Костя расскажет маме Алексии о его обиде, и та, раскаявшись, прибежит, обнимет, пообещает всего. Тогда Прошка успокоится и милостиво её простит.
Действия Кости, казалось, оправдывали ожидания мальчика: охранник-камердинер молча вышел, и его шаги послышались как раз возле ванны мамы Алексии. На всякий случай Прошка ещё немножко артистически повыл, перевернувшись на живот и уткнувшись в матрац. Слёзы, правда, уже не выдавливались. Ну, и ладно.
Долго никто не появлялся. Забыли, что ли? Обида у Прошки куда-то делась, и он обеспокоенно слез с кровати и подкрался к полуоткрытой двери, прислушиваясь к происходящему в доме. Никакого волнения. Кажется, Прошка свалял дурака, взбрыкнув по привычке. Похоже, здесь такое не прокатит. А вдруг его выгонят отсюда на улицу?! Это чума. Ведь ему здесь нравится! И ему вовсе не хочется возвращаться в тесную «хрущёвку» к старой маме. Он был готов мчаться к Алексии, молить о прощении, когда на пороге возник бесшумный чукча Костя.
– Ваша мама попросила вас одеться на улицу, – без эмоций передал он приказ.
Прошка похолодел. Всё! Конец мечтам и сказке! Он понуро поплёлся одеваться. Старых шмоток нигде не оказалось. Оделся в новые. Хоть что-то забрать на память… Костя довёл его до вестибюля. Там их ждала принаряженная Алексия под руку с невысоким мужиком самой обыкновенной внешности, черноглазым, с мясистым носом. Встретишь где невзначай – не узнаешь. Единственное – по трубке: он как раз её закуривал. Алексия заметила сына и преувеличенно весело воскликнула:
– Прошенька! Смотри, кто из командировки только что приехал! Твой папочка! Иди скорей, обнимитесь, пока машина подъезжает.
Оторопев, оробев, Прошка на подгибающихся ногах побрёл к новому папе. Ему пришлось ждать, пока тот не раскурит трубку. Они обнялись: Прошка – обеими руками, а мужик одной.
– Хорошо учился? – бодро спросил он.
– Ага, – соврал Прошка.
– Что ж! По учёбе и награда! Едем выбирать тебе новую игрушку! Что хочешь: мобилу, пистолет, ноутбук, скейт, байк? Не стесняйся, сынок! Что хочешь?
Ошеломлённый поворотом судьбы, Прошка не мог выговорить ни слова. И, потом, он хотел всё, что перечислил сногсшибательный новый папаша, а выбирать ему казалось совершенно невозможным! Так что на вопрос новоприобретённого папаши у Прошки хватило сил только выдохнуть: «Хоть что-нибудь!!!».
Мужчина рассмеялся, не выпуская изо рта трубки.
– «Хоть что-нибудь…», – повторил он. – Ты смотри, не скажи где такое вслух! Лопух! Выбирай, говорю!
– Байк, – просипел Прошка.
– Ну, вот, молодец! – одобрил папаша. – Слышь, козуля, наш отпрыск умеет выбирать! Что ж! В честь этакого поступка я тебе и мобилу в подарок куплю. Хочешь?
– Хочу! – выдохнул Прошка, не смея верить своему счастью.
Да он всегда за матерью мобильники «донашивал»! И то самых простых моделей, потому что мама пользовалась телефоном лишь как аппаратом связи, пренебрегая множеством наворотов, благодаря которым эта компактная красивая коробочка становится человеку вместо друга и «натуральных» развлечений типа прогулок, бесед, ну, и прочего подобного. И теперь, наконец, у Прошки будет свой напичканный электроникой друг! И первое собственное «транспортное средство» – байк! Не считать же за него дребезжащий мамин велосипед «Спутник»! На него и сесть стыдно – засмеют тебе, и всё. А ездить – так попадают от хохота.
Осчастливленный Прошка получил в этот день и байк, и мобильный телефон. Он забыл о сомнениях и обидах и всем сердцем наслаждался и благодарил волшебный случай, изменивший его плачевную судьбу. Интересно, кто и как такое сотворил? Глебка Автаев? Если он, то почему появляется всегда бледный и унылый? Совсем непонятно это Прошке…
Пользоваться мобильником, ездить на байке Прошку Галушкина научили не новые родители, а камердинер Костя. Времени нет, оставь нас в покое, мы же курили тебе игрушки, чего тебе ещё? Мы тебе Костю на помощь пришлём», – наплели они сыночку и бросили его одного. Старая мама этого бы не сделала.
Глава 6.
– Смех смехом, подарки подарками, праздники праздниками, а жизнь у богатых совсем несладкая, – пробормотал грустный Прошка, наблюдая семейный скандал без рукоприкладства.
Настолько Прошка понял, маму Алексию пригласили фотографироваться в мужском журнале, и она хотела, а супруг совсем не хотел. Прошка не понимал, из-за чего солёный суп солят. Подумаешь, фотки в журнале! Чего такого?
На тусовке в клубе мама Алексия снималась на кино – и ничего, никаких претензий. А из-за фоток – скандал. Прошка пожал плечами и отправился к любимым игрушкам. Наездился по двору на байке, натыкался кнопками телефона и делать, вроде нечего… Хотя телек можно посмотреть. Здесь крутой телек. Не перечислить, чего он умеет помимо того, что фильмы показывать. Качество такое – будто не изображение, а по-настоящему всё. В обычный телек, который у старой мамы в гостиной стоит, теперь и глядеть влом.
Набаловавшись роскошью, Прошка однажды с изумлением понял, что ему всё равно чего-то не хватает. Праздник кончился, от сказочного фейерверка остались упаковочные коробки и шнурки. И на небе его следы не видны. Рассеялись. Прошка вызвал чукчу Костю и сказал, что хочет видеть маму и папу. Костя послушно исчез на несколько минут. А потом Прошка услышал, что папа спешит на важное совещание, а мама тоже занята: у неё переговоры об участии в корпоративной вечеринке, фотосессии в журнале «Дива» и о презентации в пятницу нового фитнес-клуба. Так что развлекаться придётся в одиночестве. Потому что Косте и остальному персоналу тоже некогда общаться с отпрыском хозяев. Да и не очень-то охота, если честно, потому что за это никто дополнительно не платит…
Выслушал Прошка Костю, проводил его унылым взглядом и впервые подумал о маме, которую оставил далеко, где-то в другом мире, ему уже недоступном. У неё получалось так, что и, когда она бывала сильно занята, он чувствовал её любовь. Как у неё так получалось?..
Немного поскучав в холодном одиночестве, Прошка отправился изучать дом. Ведь он излазил малую часть Колонтаевского особняка. Наверняка, тут полно интересных комнат и закоулков. И тысячи сувениров, которые мама Алексия привезла с гастролей и путешествий. Прошка тут же воплотил план в жизнь. Он совершил вояж по второму этажу, трогая, вертя в руках, рассматривая безделушки и не заботясь о том, чтобы вернуть их на точное место, и в третьей комнате «спалился»: когда он рассматривал статуэтку египетского божка, вплыла мама Алексия с телефонной трубкой в руках. Слова её капали маслом, смазывая бестолковый, по Прошкиному мнению, разговор о том, кому что и сколько дать, чтобы клип включили в музыкальную телепрограмму «Звёзды, песни и тайны».
Увидев Прошку со статуэткой в руках, мама Алексия застыла, скороговоркой закончила телефонный разговор и неприятно изменилась. Прошке померещилась молодая акула, устремившаяся к ныряльщику, у которого носом потекла кровь.
«Ой…» – растерянно подумал Прошка Галушкин и уронил египетского божка, не преминувшего отколоться от подставки.
– Ты что здесь делаешь, Прохор? – зловеще произнесла мама Алексия.
– А что? – пролепетал Прошка и отступил от её летящей руки.
Не увернулся. На щеке ожог от пощёчины. Он почти упал, но удержался, схватившись за край столика каслинского литья. Заболела почему-то шея.
– Никогда. Ничего. Не трогай. Из моих и папиных вещей, – раздельно приказала Алексия. – Нельзя. Понятно? А теперь марш в детскую. Пора тебя в гимназию отдать, чтобы глаза не мозолил…
Донельзя изумлённый, оскорблённый Прошка, тем ни менее, побоялся закатить истерику или даже состроить
