времена на отдых в Крым ещё на первых «Жигулях» и потому согласившийся ради хорошего «материала» посидеть три часа за рулём.
Направлялись за двести километров от Москвы, в маленькую деревушку, о которой узнали только вчера, и Катерина, второй и последний член группы, дабы психологически приготовиться к предстоящей работе, села впереди, рядом с Николаем, и «впитывала русский дух» от мелькавших перелесков, дачных посёлков и совхозов, где почему-то в основном ездили на лошадях, а не на тракторах или автомобилях.
87
- Меня больше даже интересует то, что я скажу в начале репортажа, чем рассказы несчастных крестьян. Подумать только: мир вступает в третье тысячелетие, а в центре России есть село, где Новый год будут отмечать при свечах и керосиновых лампах! Дикость! Надо выжать из этого сюжетика всё. Чтоб местное начальство получило ха-ароший чих-пых. Защитим простых людей от произвола и чёрствости чиновников?
- Защитим, Катюш… Только деревня нашей защиты не увидит.
- Почему?.. Ах, да. У них нет света. Но, может быть, и увидит, если наш визит подействует. Петрович сказал, что если материал будет подходящий, то пустит его через недельку, ближе к тридцать первому декабря. А когда у нас с тобой был неподходящий? Ой, смотри: мальчишки катаются с горки! Не хочешь снять?
- Не переживай: и на месте найдём картинки. Вот только не хотелось бы сидеть там до вечера, чтоб запечатлеть, как местные зажигают свои свечи и керосиновые лампы. Кстати, а может, их отключили за долги?
- Ну, не всю же деревню! На полторы сотни дворов хоть кто-нибудь да платёжеспособен.
- Может, колхоз отключили за неуплату. А из-за него и всю линию. Сейчас же так: завод какой-нибудь вырубят, а если на одной с ним линии десяток многоэтажек, то и их заодно. Вот люди и страдают…
- Нет там уже никакого колхоза. Разорился. Это я точно помню. И вообще, не порть мне настроение! Вместо того, чтоб всё обдумать, я начну сомневаться: зря едем, не зря…
- Молчу. Тем более, что можно закрыть ставни.
- Какие ставни?
- Закрыть ставни и сымитировать ночь.
- А, свечи и керосиновые лампы?.. Можно. Мне тоже сегодня надо пораньше домой. К пяти вернёмся?
- Должны.
Екатерина погрузилась в мысли, замолчал и Николай. Дачи больше не попадались, и ландшафт за окном можно было назвать чисто сельским. Это помогало, и «внутренний компьютер» корреспондентки привычно работал, планируя сначала основные этапы, потом детали и возможные варианты и даже всякие неожиданности по ходу предстоящего репортажа. Вдруг её мысли спутались, и она высказала сомнение вслух:
- Почему местные энергетики так легко согласились приехать туда? Обычно виновных чиновников ищешь по нескольку дней, а то и больше.
- Боишься, их побьют?.. Ну, тогда мою съёмку все европейские телеканалы покажут. Варварская Россия! Забитое государство, а вместо комиссаров с маузерами – электрики, отключающие рубильник!
- Ты всё готов снимать! Даже если бить будут меня.
- Да разве тебя били? Так… И к тому же моя съёмка принесла гораздо больше пользы, чем если б я начал лупить этих красных старушек камерой
88
по головам.
- Лучше б по головам… Порвали мне куртку…
- А в милиции сказали, что я очень удачно запечатлел всех хулиганок. И те уже не отпирались, когда увидели себя. Им даже понравилось…
- Ладно, забудем. Лишь бы сегодня не было самосуда. Хотя доля остроты нам бы не помешала.
- Сориентируемся… Плохо, что мы только вдвоём. А то если местная власть начнёт препятствовать съёмкам…
- Не посмеют. К тому же этот энергетик выразил такую готовность встретиться, что… Давайте, говорит, разберёмся во всём на месте. Скажите, во сколько, и я сам туда приеду.
- Посмотрим. Как говорит Семён Александрович, «лишь бы стёкла не полетели…»
На шоссе показался знак с названием нужного населённого пункта, и Николай завернул микроавтобус на грунтовую, но хорошо расчищенную от снега дорогу. Через три километра показалась деревня. Она раскинулась по склону пологого холма, у правого подножия которого угадывались совхозная ферма и что-то похожее на гараж. Разобранные крыши казённых строений говорили о конце коллективного хозяйствования. Там же, справа, делала петлю неширокая и совершенно голая – ни деревца, ни кустика по берегам – речка. И лишь кое-где с нею соседствовали заросли густого камыша. Деревня, наоборот, серела по-зимнему обнажёнными деревьями, среди которых выделялись высокие раскидистые тополя. Возможно, летом вид был привлекательным и радующим взгляд, но сейчас холмики заснеженных крыш и деревья, среди которых зеленело несколько ёлок, напоминали кладбище.
Николай с Катей поехали по центральной улице и уже через минуту увидели что-то вроде площади с одноэтажным административным зданием и толпой народа у ГАЗа-66 защитного цвета. Когда Катя открыла дверцу и, надевая шапку, ступила на снег, разговор в толпе стих и на лицах собравшихся выразилось ожидание.
- Здравствуйте! – корреспондентка улыбнулась, настраивая враждующие группировки на мирный лад. – Будем разговаривать на улице?.. Да, лучше здесь. Я прошу вас подождать несколько минут, пока оператор приготовится. А пока давайте знакомиться.
Катя представилась и протянула руку ближайшей женщине.
- Здравствуй, милая! – уверенно приветствовала та гостью и торопливо стянула рукавицу. – Давно вас ждём, заступников.
Женщина повернулась лицом к односельчанам, очевидно, за поддержкой, и Катя обратила внимание, что на три десятка деревенских было только двое мужчин: больше женщины и дети. Да ещё разномастные собаки, которые, очевидно, не привыкли к подобным собраниям и весело бегали друг за другом.
К Кате шагнул высокий мужчина в лохматой шапке и бушлате, а стоявший
89
рядом с ним, очевидно, водитель, полез в «газик».
- Здравствуйте! Это я говорил с вами по телефону.
- Кашурин Евгений Валерьевич?
- Да, Екатерина Борисовна.
- Можно просто Катя.
- Хорошо. Мы тут с народом уже пятый или шестой раз беседуем, но общего языка найти не можем. Правильнее было бы нам вызвать телевидение, а не этим.
- Почему же? Впрочем, сейчас оператор всё наладит, и начнём по порядку.
- Хорошо! – Кашурин заложил руки в военных шубенках за спину и твёрдо посмотрел на людей.
Те по-прежнему молчали, только два-три раза до катиного слуха донеслись громкие шепотки:
- Будет на них управа!
- Дети без света уроки делают…
На лицах жителей деревни ясно читалась решимость, и мужчина лет пятидесяти, одетый немного лучше других, выглядевших по-домашнему, несколько раз делал жест рукой и что-то негромко говорил: наверное, предлагал не торопить события.
«Если это глава, то какой-то стеснительный, даже не подошёл, - подумала Катя и от мысли, что, может быть, она плохо выглядит, посмотрела в стекло машины. – Со мной всё нормально. Надо их проинструктировать.»
Она громко заговорила о том, зачем они приехали, как будут снимать и как всем лучше участвовать в разговоре, чтобы ситуация прояснилась и обе стороны смогли бы высказать свои аргументы.
- Только, пожалуйста, не перебивайте друг друга. Всё, что наболело, расскажите, дополняя один другого…
Николай кивнул, и Катя привычно вошла с микрофоном в середину толпы. Народ – будто специально – оказался справа от неё, а энергетик в одном лице – слева. Катя сказала первые фразы и заметила краем глаза, что все стали одёргивать одежду, прихорашиваться и даже заулыбались.
В первую минуту в камере было только её лицо, и заранее продуманное вступление прошло на «пять». Правда, где-то неподалёку заработала бензопила, но тут же, чихнув, заглохла.
- Скажите, как вы живёте? – Катя повернулась к той активной женщине, с которой здоровалась лично.
- Да как живём?.. Хорошо… Ну, совхоза сейчас нету, и работы нету. Живём своим хозяйством. А вот вечером зайдёшь в дом – темно. Ни телевизор посмотреть, ни поужинать путём…
- Дети без света уроки делают!
- Сидим в потёмках!
- Дочка в школу не может погладить!
Оживление и возгласы затруднили разговор, но одновременно и придали
90
уверенности выступающей от лица всей деревни, и она заговорила ровно и твёрдо:
- Вот уже месяц, как нам отключили свет. Живём хуже, чем в войну. Если б хоть на несколько часов вечером включали… новости посмотреть по телевизору, у детей уроки проверить, в самом деле, погладить что-то. А то вообще вырубили, и всё тут. Кричи караул. И что за напасть такая: в соседних сёлах всё нормально со светом, только у нас вот такая обстановка…
- Предлагаю выслушать и другую сторону, - Катя представила в камеру энергетика и задала вопрос. – Евгений Валерьевич, как вы объясните, что село оказалось в таком бедственном положении? Это правда: они целый месяц без света?
- В этом году они без электроэнергии в целом пятьдесят два дня.
Народ разом выдохнул, как будто Кашурин сказал что-то приятное. За спиной у Кати прошептали:
- Сам признаётся…
- А теперь объясню насчёт, как вы выразились, «бедственного положения». Света нет потому, что местные граждане делают всё, чтобы света не было. Его, кстати, не «вырубили», как тут сказали…
Несколько возмущённых голосов перебили энергетика, но он продолжил громче:
- В мае текущего года исчезли четыре километра провода прямо со столбов. На участке, который соединяет райцентр с данным селом. Через неделю мы сумели восстановить участок. Электроэнергия была. Но не прошло и месяца, как всё та же линия вновь оказалась обесточенной…
- Извините, что перебиваю, - вмешалась Катя. – Провода снимали прямо со столбов, где они находятся под напряжением?
- Вы правильно поняли. Мало того, что жизнями рискуют, ещё и оставляют без электричества целый населённый пункт… Но я не закончил. – Кашурин легонько дотронулся до микрофона, как будто боялся, что его лишат слова. – Мы провели беседу с местным населением. Вот в этом здании администрации. Клуба у них нет: растащили… Так… Привели им убедительные доказательства, что посторонние снять провода не могли. Вроде бы поняли друг друга. Через две с половиной недели мы снова провели сюда линию, уже третью по счёту. Сами понимаете, у нас нет денег, чтобы вешать провода по пять раз в год. Мы просили: не трогайте! Наше терпение лопнуло. Украдёте – света больше никогда не будет. Если, конечно, не сделаете за свой счёт. Но это слишком дурные суммы. Сегодня двадцать восьмой день, как произошёл третий случай кражи. И снова милиция говорит: местные. Подъехать в такое время года к столбам нельзя. Да там и не обнаружено никаких следов от машин. Кроме того, на развилке как раз стоял милицейский пост: какой-то там перехват проводили. Вывод один: сняли сами и вывозили по полевой дороге на соседнее село. На санях вывезли и продали скупщикам цветного металла.
91
Только Кашурин закончил объяснение, как толпа взорвалась криками. Возмущение селян было настолько дружным и шумным, что собаки оставили свои игры и, сбившись в кучу, бестолково залаяли сразу на все стороны света.
Попытки Кати установить тишину не удались, и, увидев, что камера выключена, она стала
