совершенно непо-нятно, откуда эти денежки берутся.
– Мне кажется, – отвечал старательный оруженосец, – что я уже достиг достаточно высокой сту-пени непонимания. Не могу, например, понять – зачем богатому человеку нужно ещё больше денег? Ведь у него не два желудка, чтобы скушать сразу две утки по-пекински, и не двадцать четыре ноги, которым так нужны сапоги лучших модельеров.
– Благородного непонимания ты, бедняга, пока не достиг, – сокрушённо покачал головой принц. – Вот если бы ты не понимал, почему богатый человек не стремится приумножить свои богатства, за счёт бедных, разумеется, тогда бы ты был достоин почётного диплома.
В местной Академии наук несколько учёных преклонного и очень преклонного возраста, не раз-гибая спины и не давая отдыха слезящимся от утомления глазам, трудились над многообещающей теорией образования драгоценных камней в головах ядовитых жаб. Первые и самые надёжные свиде-тельства на этот счёт поступили от античных историков. В те далёкие времена за враньё денег ещё не платили, поэтому изысканиям древних учёных доверялись без малейшего сомнения.
В тех же стенах более молодые учёные, чьи интересы были ближе к эксперименту, изыскивали всё более совершенные способы делать деньги из денег.
– Если они тоже дураки, – сказал Труффальдино, – то хотелось бы знать, чем занимаются умные.
Потом наши бескорыстные исследователи человеческой глупости забрели в местную тюрьму. То был старинный прекрасно сохранившийся замок. Несколько немолодых чудом сохранившихся ин-теллектуалов настойчиво предлагали превратить его в исторический музей. Но Главный Дурак был откровенно равнодушен к бесполезному прошлому, зато активно не любил строптивцев с отличаю-щимся складом мышления.
Обязательное посещение этого мрачного места было святейшим долгом всех добродетельных ту-ристов, поскольку их подачки позволяли заключённым не умереть с голоду.
Внимание любознательных посетителей привлёк измождённый старик, прикованный короткой толстой цепью к стене. Лицо его было густо покрыто морщинами, зато глаза были яркими и честны-ми.
– Я догадываюсь, что это опаснейший преступник, – сказал Тарталья, – но почему его взгляд так чист и светел?
– Уважаемый гость, – залепетал начальник тюрьмы, которого тоже не обидели полезным подар-ком, – вы очень справедливо изволили заметить, что этот преступник бесконечно виновен и ещё больше опасен. Что же касается остального, то такого, о чём вы говорите, я за ним до сих пор не за-мечал.
– Что ж он такого ужасного натворил? – поинтересовался Труффальдино.
– Слава богу, он ещё не успел ничего натворить, – радостно сообщил верховный страж историче-ской крепости, – но его идеи, мысли и убеждения, по мнению специалистов, были при всей своей аб-страктности в высшей степени непозволительными.
– Я надеюсь, что обеды, которыми здесь потчуют, быстро направят неправильный ход его мыслей в нужную сторону, – предположил оруженосец.
– Как обманчива внешность, однако, – вздохнул принц. – А мне, неразумному, этот узник с пер-вого же взгляда показался очень достойной личностью.
Увы, начальник тюрьмы не отличал иронию от особенностей строения слюнных желез у дикобра-зов, обитающих на Мадагаскаре.
Посмотрев на других несчастных и подбодрив их добрыми словами и более существенными да-рами, Тарталья и Труфальдино дошли до последней камеры, обставленной на удивление роскошно. На стенах висели картины мастеров итальянского Ренессанса, а люстра сияла алмазными подвесками. Хозяин этого необычного узилища, толстый краснорожий детина, сидел за столом красного дерева и увлечённо играл сам с собой в крестики-нолики.
– А это кто? – не без почтения спросили гости.
– О, это наш предыдущий Главный Дурак. За время своего правления он по глупости наделал много нехороших дел и даже непростительных преступлений. Поэтому его, как и большинство пра-вителей, предшествовавших ему, новая власть засадила на многие годы в кутузку. Но из уважения к его бывшему высокому положению всё награбленное добро ему великодушно оставили. Так что здесь он ни в чём не нуждается.
– Я вижу, – сказал оруженосец, – что в этой стране условия содержания под стражей умных и ду-раков отличаются больше, чем коленная чашечка от ушей.
– Чем канарейка от парохода, – поддержал его Тарталья.
– Чем устрица от энциклопедии, – сказал Труффальдино.
– Чем снежная баба от баобаба, – сказал Тарталья.
– Чем гороховый суп от пирамиды Хеопса,– сказал Труффальдино.
– Чем божья коровка от Млечного пути, – сказал Тарталья.
– Чем апельсин от айсберга, – сказал Труффальдино.
– Чем рёв осла от запаха фиалки, – сказал Тарталья.
– Чем медный тромбон от судейского парика, – сказал Труффальдино.
– Смотри, Труффальдино, – сказал Тарталья. – Смотри в оба глаза и слушай в оба уха, потому что я другой такой страны не знаю, и ты, мой друг, нигде в подлунном мире не сможешь отыскать подобную державу, где столь же вольно дышит…
– …прохиндей, – подсказал разноглазый.
ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО
В ту ночь луна ещё не вышла и тёмное чистое небо щедро отдало всю свою необъятную ширь драгоценному сверканию бесчисленных звёздочек. В ту ночь, когда Тарталья и Труффальдино мирно почивали, расседлав своих быстроногих скакунов и великодушно предоставив им полную возмож-ность щипать травку у ручья, недалеко от них расположились три ведьмы. Случайно они там оказа-лись или нет, о том история умалчивает. Возможно, им тоже приглянулся мягкий зелёный лужок. Так или иначе, не без кокетства поглядывая в сторону дремлющих молодых людей (а уж точно ли глубок был их сон?), далеко не молодые дамы болтали всякую чепуху.
При этом одна ведьма всё время громко прочищала нос, что немало беспокоило птиц, устроив-шихся на ночлег на соседних деревьях. Вторая время всё время постукивала костылём по старому сгнившему пню и с интересом прислушивалась к глухим ответам его. Третья с интересом исследова-ла давнюю прореху в своём далеко не новом наряде и тихо радовалась, что та за последнее время почти не увеличилась.
Отдельные учёные, принадлежащие и нашему и давно прошедшему времени, полностью не ве-рят, и в прошлом не верили, в существование ведьм, потому что по их мнению такое совершенно не-возможно. Но в то же время многие живущие на этой земле люди, и не все из них безнадежные дура-ки, считают ведьм вполне реальными созданиями и в подтверждение своих уверенностей убедитель-но показывают на разных знакомых прелестниц, владеющих неодолимыми недостатками характера, и даже на очень близких родственниц. Спорить в таком случае бесполезно, поскольку, если верить Канту и его последователям, именно практике принадлежит решающее слово. А человеческая исто-рия так набита достоверными сообщениями о зловредных кознях ведьм, что не следует долго сомне-ваться в том, что они постоянно живут среди нас и тайно, но дерзко творят свои непозволительные деяния.
Первую ведьму на лужке звали Алекто, и от подружек её отличали пугающе большие веснушки на бесцветных увядших щеках и мелкие рыжие кудряшки на приплюснутой голове. Такие милые за-виточки можно видеть на светлых головках маленьких девочек, и тогда они вызывают умиление. Но доброй Алекто они служили недостаточным украшением: скорее они могли вызвать снисходительное удивление и даже неприкрытую жалость. Эта кудрявоватая ведьмочка с интересом прислушалась к восхитительному пению лягушек в соседнем болоте. Видно, всколыхнуло оно в ней какие-то вол-нующие воспоминания, потому что старушка глубоко вздохнула и с чувством продекламировала:
Скачет жаба, плачет кот,
Ход подземный роет крот.
Плачет жаба, скачет кот.
Крот подземный роет ход.
У второй ведьмы по имени Мегера было тонкое ухо. В молодости, говорят, она безуспешно пы-талась писать вирши, драмы и поэмы. И хотя её собственные творения получались ужасными, она хорошо научилась хорошо разбираться в чужих литературных достижениях. Как ни удивительно, свои несообразные стишата она ценила неоправданно высоко, и в то же время мало кто умел лучше её отличать чужую истинную поэзию от несообразной дряни, которая получается при бесталанном нанизывании слов плохо обученными поэтами. Хилый куплетик Алекто подействовал на любимую подругу как призывный звук боевой трубы на молоденького гусара, жаждущего по недостатку сооб-ражения громких боевых подвигов. Мысль Мегеры шустро заработала:
Конечно, тут уж не поспоришь, в глупом стишке сестрицы и с рифмами, и с размером всё в по-рядке. Не хуже, чем у классиков. Так что с этой стороны придраться не к чему. Разве что к содержа-нию. Но поэтическая строфа, это всем известно, тем и отличается от расписания воскресных лошади-ных скачек, что понять её смысл, надёжно скрытый химерными завихрениями ничего не значащих слов, не всем дано. Даже признанные литераторы часто не могут объяснить ход своих мыслей. Тогда они поспешно прячутся за бессмертной ибсеновской фразой: «Что хотел сказать, то и сказал». Оста-ётся только понять, чего хотел сказать поэт. Дело это не простое и многим из нас совсем уж непо-сильное.
Насладившись собственными мысленными усилиями, многопонимающая Мегера сморщила нос, он был похож на сливу и формой и цветом, и с превеликой иронией бросила:
– Кажется, среди нас объявился вдохновенный Аполлоном сочинитель. Вот уж чего нам сейчас не хватало!
Алекто огрызнулась (так поступают все поэты):
– Завидуешь, небось.
Третью ведьму звали Тезифоной. У неё была качающаяся бледная шея и волнистые редкие се-дые волосы. Среди всех ведьм эта дама, величественная в далёком прошлом, но теперь сильно усту-пившая неумолимости разрушительных лет, слыла самой воспитанной, потому что свои юные годы провела в пансионе благородных девиц. Даже чертовски разнузданным шабашам она научилась при-давать некий изысканный, возвышенный стиль, на что остальной бесовский народ был совершенно не способен. К тому же Тезифона была ещё и достаточно умна, что для ведьм является большой слу-чайностью. Она сразу же замахала руками:
– Дорогие подруги, не будем ссориться. Это – дурной тон. Могут сказать, что мы слишком по-хожи на политиков. Или на несносных лемуров.
– При чём здесь политики? – стали спрашивать слушатели.
– Ведьма имела в виду такую породу людей, которые своими низменными помыслами и бес-пардонностью поступков способны превзойти Вельзевула и при этом украшают свою невинность бе-лыми пёрышками, выщипанными у самых непорочных из ангелов, – объяснил Посторонний.
Слушатели содрогнулись от отвращения и стали спрашивать дальше.
– А кто такие лемуры?
– Это существа, внешне похожие на гомо сапиенсов, но не столь совершенные, – объяснил По-сторонний.
Интересно кого устроит такое объяснение?
– Так кто такие лемуры? – тихо спросил Труффальдино.
– Мне тоже хотелось бы знать, – шепнул Тарталья. – Давай послушаем, что болтают про них ведьмы.
Стали слушать.
– Ходят слухи, что в стране лемуров возвысился новый кумир.
– А что в нём значительного?
– Ровным счётом ничего. Обыкновенный пошлый ум. Но как раз это всем безумно нравится.
– Я знаю, я знаю, чем он хорош: он истинное творение
