Река на север (сюрреализм)

вцепился в свой фетиш.
– И я сделаю так, что ты испугаешься, – твердо сказал Иванов. – Потом можешь винить только себя.
– Да, я знаю, – еще раз произнес Савванарола. На этот раз он окончательно потупился. – Во мне еще не хватает веры... я еще боюсь...
– Ну и хрен с тобой, – сказал Иванов. – Мозги у тебя не работают...
– Я знаю, на что ты способен, – твердо заявил Савванарола.
– Держись от нее подальше, – предупредил Иванов.
Изюминка-Ю в отчаянии поморщилась: все, на что способны мужчины, теперь лежало за пределами понимания. Сколько ни старайся, а всегда найдется что-то новенькое, постыдное в своей оригинальности. Женщины вряд ли способны на подобное. Даже трудно представить. Она вдруг заулыбалась, мимолетно краем блестящего глаза обращаясь к Иванову. Он пожал плечами – достаточно осторожно, чтобы не задеть самолюбия Савванаролы.
– Люблю! Люблю последней любовью! – Савванарола приложился губами к черепу. Об Изюминке-Ю он словно забыл.
– Ну вот видишь, как просто, – согласился Иванов и спросил у нее: – Ты это серьезно?
– Можешь забыть... – пококетничала она, глаза ее искрились.
Он вопросительно вскинул брови.
– Мои слова... – сказала она ему тихо, – я не навязываюсь, ты же знаешь...
– Ты каждый раз другая. – Он вдруг подумал, что она тоньше в талии, чем хочет казаться.
– Ну и чудненько, – согласилась она, глядя на него в упор.
– Только не делай мне скидки, а то я не переживу... – заметил он.
– Я постараюсь... – заверила она его.
Она умела это делать – быть чужой, и он знал это. Умела держать нейтралитет. Но на этот раз она была такой, какой он ее не знал. На мгновение ее взгляд еще раз дрогнул, и он понял, что не ошибся. Ему стало весело.
– Мы уходим, – объявил Иванов.
– Ради бога!.. – воскликнул Савванарола.
Он снова стал тем, кем Иванов привык видеть его у сына, – многозначительным и ироничным.
Взявшись за руки, они двинулись к выходу, но он вдруг опередил их, как плохой актер, повернулся спиной к публике, забежал перед ними, загораживая дверь, и Иванов подумал, что он может быть опасен.
– И я с вами!
– Не стоит, – сказал Иванов, – мы сами справимся.
Теперь он жалел, что они зашли сюда.
– Я не могу вас бросить! – Савванарола встревожился. – Я знаю, где его искать.
Он уже забыл об Изюминке-Ю и держал череп под мышкой, словно приготовился к дороге. Он напомнил Иванову сына, который часто использовал такой же прием, принося ему удочки, чтобы они отправились на рыбалку, или мяч, чтобы бежать во двор, последний раз это были краски и кисти, чтобы уехать в академию. Он так и не изменил своим привычкам, однажды заявившись с кудлатой девицей, похожей на барашка, впрочем, он в тот раз не женился, но с тех пор перестал посвящать Иванова в свою личную жизнь. Однажды он узнал, что сын успел развестись. Возможно, он не придавал женщинам большого значения или, возможно, их у него было слишком много. Может быть, он компенсировал в себе то, чего не хватало отцу, или его больше интересовало искусство. Иванов не знал.
Части черепа были скреплены воском. Там, где когда-то был нос, неровно торчали истонченные кости. Каждый раз Савванароле приходилось доказывать полиции, что это не доказательство преднамеренного убийства, а предмет культа, – приобретен как пособие в новооткрытом Университете Клериканских Языков, а значит, подпадает под Закон о вероисповедании. На всякий случай Савванарола даже заручился соответствующей справкой и ксерокопировал ее при каждом удобном случае.
– Мы поедем к моей тетке. Он работал у нее на даче. – Погладил череп. – Кладезь мудрости! – И поцеловал лобную кость.
Последний раз, когда Иванов его видел, он предрекал раскол города с севера на юг по той причине, что чаще заводы, пока еще работая, дымили именно в этом направлении.
Изюминка-Ю тайком оглянулась. Пылились кувшины среднего Дземона, подставка-скамеечка для шеи и бамбуковая ваза. Кот снова стал котом – обвивая хвостом ноги: «Мур!», пихался головой в руки.
– А дверь?.. – спросила она, не обернувшись, у хозяина квартиры.
– Б-б-б... – Савванарола замотал головой так, что с губ полетела слюна. – У меня даже ключей нет... Не собственной силой, а Его…
– О боже... – раздраженно произнесла она и, наклонившись к Иванову, добавила: – Меня сегодня тошнит от глупостей...
Они покинули квартиру вслед за распевающим гимны Савванаролой. Дверь так и осталась открытой.
В автобусе Савванарола произнес одну-единственную здравомыслящую фразу: «У меня нет денег...» и вместе с черепом отрешенно уставился в окно, за которым мелькали деревья пригорода, а потом начался лес. Но зато принялся перечислять: «Лес... почему он влажный и теплый и производит впечатление существа, задремавшего на солнечном песке, а небо над ним не такое, как над городом, – голубое и весело... три фонаря подряд – это признак трех швов на ране, колеса не переедут рельсов, а расправятся и превратятся в перпендикуляры, и будут правы, птицы умеют летать, потому что у них легкие перья...»
Дорога на Куриневку запетляла между сосен и дач. После этого он сообщил: «Пеленать облака даже не следует...» и, спустя несколько секунд: «У меня спустила левая подвеска...» и с этого момента до самой калитки двигался боком. Они позвонили, и он крикнул, в момент преобразившись в вождя: «Клава – это я!», и подпрыгнул, как и художник из галереи, на одной ноге. Череп чуть не вылете на песчаную дорожку. Из летней кухни вышла седая женщина. ****
– Я знала, что вы сегодня приедете…
Савванарола выпятил грудь и забыл их представить.
Улыбаясь, она провела их в домик, где на диване сидела еще одна женщина. Оказывается, сын наследил и здесь: в углу притаился знакомый ящик с красками.
– Они не клерикане, – вдруг заверил их Савванарола. – При них можно говорить все!
И та, что сидела на диване, вдруг испуганно замолчала.
– Говорите же! – потребовал Савванарола.
– Да, да, вспомнила... вчера по радио и еще раньше говорили о национальной розне. При коммунизме мы этого не слышали, никого не порицали. Отступники? Что вы скажете? Но ведь для нас это пустой звук. Так ведь? Как вы думаете?
– Мама! – укорила ее дочь и просяще заулыбалась: «Не обращайте внимания...»
Им предложили ветхие стулья. Они сидели посреди чистенькой комнаты, за окном качались ветки сосен. Пахло хвоей и рекой.
– Нигде нельзя без политики, – вежливо согласился Иванов.
Скользнула по ним глазами – у нее была своя истина, и она спешила ее выложить.
– Все давно привыкли. Может быть, мы и в самом деле обречены? Что вы скажете? – спросила она, словно он знал, что ответить.
– Клавдия Ивановна, – вмешался Савванарола, – я с вами не согласен только в вопросах методологии борьбы, по сути вопроса вы правы, но мы с вами поспорим.
– Я не думаю, что это так серьезно, – сказал Иванов, он счел своим долгом защитить женщин.
– И я тоже об этом, – обрадовалась она.
– В партийных вопросах я не потерплю шатания, – невпопад признался Савванарола. – Человек всегда должен оглядываться – а прав ли он? Не ересь ли несет людям? А вы... Для этого есть учителя.
– Которые никогда не ошибаются?.. – не без иронии спросил Иванов. Он не мог не доставить себе удовольствия.
– Нас теперь называют пятой колонной, – по слогам произнесла женщина с дивана. – Я всегда говорила, что миром это не кончится.
Они избегали смотреть на духовного вождя – сегодня он опять оказался на высоте. Савванарола гордо крутил головой – слишком суетливо. Наконец-то кто-то прислушался к его изречениям. «Я еще не так известен, – обычно скромно напоминал он, – но у меня есть последователи…»
Мать вдруг смягчилась на протесты дочери и виновато улыбнулась:
– Молодые люди такие странные. Все-то их влечет куда-то. Вот Димочка, детка, рисовал больную старуху, скажите, зачем это ему надо? Мы все его так любим...
Они замолчали. Изюминка-Ю теребила джинсы, дочь виновато улыбалась, словно извиняясь за больную мать, Савванарола проверял сагиттальный шов на черепе, а Иванов изучал хвою на качающихся ветках. Налетал северный ветер. Может быть, он нес свободу?
Изюминка-Ю поднялась и вышла. Савванарола с искаженным лицом побежал следом. Иванов, для приличия выждав мгновение, вышел за ним. Женщины с изумлением уставились ему в спину.
Миновав узкий коридор, Иванов выскочил на веранду. Савванарола, вытянув руки перед собой, как слепой, на цыпочках нагонял Изюминку-Ю. Иванов молча, ловя его, в такт приседаниям, перехватил протянутую руку и, переломив кисть, с поворотом через плечо, так, чтобы Савванарола не ударил правой, прижал его к двери. В полной тишине он заставил его упасть на колени и только после этого посмотрел в сад. Изюминка-Ю, ничего не подозревая, уже шла по тропинке. Ее рыжие волосы мелькнули за кустами жимолости.
– Ага, – почему-то шепотом торжествующе произнес Савванарола, – это господин, который все-все понимает...
– Все! – сказал Иванов. – Я тебя уволил! Пойдешь в запас.
– Так бы сразу и сказал, – произнес Савванарола и странно пошевелился – оказалось, чтобы не дать упасть любимому черепу, он прижал его животом к двери.
– Еще одно слово, и я сломаю тебе руку, – сказал Иванов. – Зачем она тебе?
– Она подарена мне… – почти торжественно признался Савванарола.
Как фаталист он придавал большое значение словам и знакам, которые сам же выдумывал. «Сколько бы ты ни бросал камень в воду, ты всегда попадешь в центр круга, – иногда говорил он. – Это ли не парадокс». Ему было больно, он закусил губу.
– Кем? – удивился Иванов.
– Твоим сыном.
– Кем? Кем? – удивился Иванов.
– Пошел ты...
– Тихо... – сказал Иванов. – Посиди пока здесь... – и пихнул его в спину.
Череп покатился по коридору. Савванарола, пискнув, как мышь, бросился его ловить.
Иванов вышел в сад. Изюминка-Ю стояла у калитки.
– Не обращайте на него внимания, – зашептала Клавдия Ивановна, нагоняя их и странно улыбаясь. Она за локоть тянула припадающего на ушибленную ногу Савванаролу. У черепа таки отвалилась часть носа, и Савванарола бережно придерживал нижнюю челюсть. – Савва не так плох… – как о постороннем, улыбаясь, добавила она.
– Мы даже не сомневались, – ответил Иванов и заработал брошенный взгляд Изюминки-Ю: «Ну и язва ты!»
Клавдия Ивановна засмеялась. Она давно все поняла.
– Вы ужасно понравились моей маме, – сказала она и, бросив Савванаролу, горюющего над своим черепом, подцепила Изюминку-Ю под локоть и с женским любопытством разглядывала ее – то, чего по душевной тонкости не смела сделать в комнатах, – у нее старческий церебральный паралич.
– Но она вполне логична, – поспешно заверил Савванарола. Он уже оправился от боли и избегал взгляда Иванова. – Она наш финансист...
Он явно гордился этим обстоятельством.
– Что вы, что вы, – произнесла женщина, – конечно, память у нее изумительная. Только иногда теряет речь.
– Это неважно, – заметил Савванарола. – Главное – умение прятать концы...
– Я не думал, что вы так далеко зашли, – признался Иванов.
– Боюсь, что она дальше не справится, – призналась Клавдия Ивановна.
Савванарола рассердился:
– Вот здесь вы не правы! Главное, что человек знает и как чувствует!
– Конечно, конечно... – сразу согласилась женщина.
– Не путайте политику и веру! – Савванарола нервничал.
– Я не буду, не буду...
Казалось, она боится его. Время, когда все помешаны на