Река на север (сюрреализм)

политике.
– Это только начало, – заверил он. – Мы организуем людей вокруг города! Мы объявим ему войну!
– Все, уходим, – сказал Иванов Изюминке-Ю, и они, не оглядываясь, вышли из сада.
Савванарола и женщина самозабвенно спорили. Временами Савванарола кивал на череп. Это было его излюбленным приемом. Женщина воздевала руки. Савванарола терял слюни и тыкал пальцем в пустые глазницы. Женщина его не понимала. Аргументация была слишком сложна и витиевата. В качестве доводов приводилось количество ступеней крыльца и две трубы – одна над домиком, вторая над летней кухней.
Над всем этим шумел вечный лес.

XI.
Геометрия «Пассажа» – три квартала, заключенные в серые шершавые стены, сверху – прямоугольник неба – косо падали лучи солнца, но и это не уберегало от волн зноя, вползающего с площади от разогретого асфальта. Единственное спасение – в полупустой забегаловке: «Джек Пот на все вкусы».
Но тут его окликнули. Кто-то бесстрашно полез прямо через улицу наперерез несущемуся транспорту, размахивая руками. И он с удивлением узнал в полковнике, похожем на старого индейца, своего однополчанина.
Узнал по мохнатым бровям над серыми глазами, по характерному жесту правой руки, словно он подавал какие-то тайные знаки. Столько лет. Тот, которому однажды делал промывание желудка и выхаживал в течение недели. Постой, постой. Прошлое иногда выкидывает странные коленца, иногда это совершенно ни к чему. И похоже, все-таки выходил, потому что его не списали и теперь он носил на погонах три звездочки, а вместо привычной кокарды со звездой – непривычного теперь орла. Парадная форма, понял Иванов. Страна, в которую ты бы ушел пешком.
– Все-таки я тебя вычислил! – закричал Полковник, облапив. – Звонил, но мне сказали, что ты здесь не живешь. – У него были твердые скулы и прорезанные морщинами щеки.
– Она пошутила... – смешался Иванов.
Ему стало стыдно. Если бы в Саскии осталась хоть капля совести...
Он с любопытством глядел на него, пытаясь припомнить, что же их связывало, помимо желудка и служебных обязанностей.
– Почему ты здесь, да еще в форме? Тебя могут принять за шпиона.
– На минуту выскочил. Я в составе официальной делегации. Не слышал? Военное сотрудничество. Очень модное слово.
Полковник, полковник! Армия, которую забываешь. Армия, которую ты чуть-чуть, но все же любил. Армия, которой ты отдал свою молодость.
– Зарабатываю на генерала и «вольву», дача у меня уже есть.
Хвастливая бравада – тогда еще беспечно-майорская: загнать оленеводам пару мотоциклов, а рыбакам – мотобот. Что Иванова всегда поражало в людях – так это способность к самоуничтожению, в той или иной степени относящаяся и к тебе самому – только, может быть, в иной форме. Полное отсутствие чувства самосохранения. Простодушие! Но иногда в тебе после таких встреч просыпается память – запах карболки и пронизывающий ветер с океана. Сколько лет это жило в нем. Теперь он не чувствует ничего, кроме удивления. Сколько лет инстинктивно убегал. Наконец-то он сам по себе – не вписываясь, не унижаясь. Он отряхнулся, как больной пес.
– Я тоже чертовски рад тебя видеть, – сказал он.
– Еще бы!.. – Полковник был простодушен. – Если бы не ты, гнить бы мне сейчас на два метра под землей.
– Брось, – сказал он, – я-то на что?
Он вдруг вспомнил зимние бураны и замерший колодец, из которого приносил воду. Сруб стоял на возвышении, обледенелый, как ледяная горка. Однажды он поскользнулся вниз – спасла веревка.
– Закопали бы... – засмеялся Полковник и погрозил ему пальцем. Быть может, он вспомнил их прошлое братство, то, что, несмотря ни на что, объединяло, а не разъединяло их. – Я хорошего не забываю, – заметил он.
На Севере отравиться грибами так же сложно, как на Юге объесться черникой. Единственное, что его спасло: на восьмидесятой минуте реанимационных мероприятий, когда они его уже теряли, он пришел в себя и произнес: «Грибы...»
Они заняли два места у окна, за которым по раскаленному Хрищатику улице изредка пробегали прохожие.
– Мой Сережка... ровесник твоего Димки... – сказал Полковник, и на мгновение его лицо перестало быть сильным и мужественным. – Вот за них и выпьем... Жить бы им не так, как нам...
Он сходил к стойке, принес стаканы и закуску. Теплый спирт из фляжки пился, как касторка.
– Прости, я не знал... – сказал Иванов.
Полковник уже оправился, и с него по-прежнему можно было печатать профили на монетах.
– Я и сам не знал. Был на учениях. Аневризма. Лег спать, понимаешь, захрипел и умер, вслед за Ксенофонтовной, аккурат через три недели. Такие дела... А старший служит... – Он доверительно наклонился: – Ты понимаешь, в его смерти есть что-то мистическое...
Люди снаружи были порождением города. Когда-то они были счастливы, построив город, теперь они жили, чтобы прятаться от него в своих квартирах и домах. Наверное, они думали, что так легче выжить. Но иногда они считали, что одиночество не лучший выход, и начинали бродить по улицам.
– Тебе бы с Саскией пообщаться, – заметил Иванов.
– Кто это? – удивился Полковник.
– Моя вторая жена... – Ему нечего было добавить.
– А... – понимающе крякнул Полковник, – бывает... А я не женился... Не поверишь, была у меня любовь, но пила и меня приучала. Дошло до того, прихожу домой, а там сидят какие-то люди. Спрашивают: «Ты кто?» – «Я? Я хозяин квартиры... А вы кто?» – «Мы друзья. Наливай!..» Или рассует по квартире бутылочки, бродит, вроде убирает, а потом вдруг – запах. Откуда? Уже и ловил, и кодировалась – бесполезно. В ногах валялась – без толку. Или сядет на перила балкона и угрожает, что бросится вниз, если не налью.
– Наливал? – спросил Иванов.
– Наливал, – сознался Полковник. – А куда денешься? Жалко. Другие женщины, понимаешь, кобелей предпочитают. Я в этом не разбираюсь. Постоянно путаю миттельшпиль с миттельшнауцером. Пришел к одной – у нее боксер, а когда разделась, то здесь и здесь синие полосы. Я манатки хвать и бежать. Теперь охотой увлекаюсь. Внука воспитываю. Дачу строю. А это... – он скосился на погоны, – последние гастроли.
– Отставка? – спросил Иванов.
– Точно! В десятку! Но, может быть, стану генералом, тогда еще десять лет...
Господин-без цилиндра ткнулся в стекло двери. Нос расплющился, как пластилиновый. С минуту подслеповато вглядывался внутрь. Обнаружил-таки. Набрел в своих бесцельных поисках. Уставился, засунув руки в карманы и разинув рот. Покачивался с пятки на носок. Бессмысленная улыбка не сходила с потного лица.
– Поздравляю, – сказал Иванов.
Взгляд соглядатая сверлил затылок. По его лицу было видно, что его мучает комплекс неполноценности.
– Служу... а кому, не знаю, – задумчиво произнес Полковник, – настоящее стало неинтересным, а будущее видится катастрофой. – Полковник вздохнул не зло, риторически, оборотил лицо на пустыню за окном. – Нельзя все понимать буквально, – сказал он, – надо вначале понять, что ты тоже умрешь... – Повернулся к Иванову и подмигнул ему: – Я теперь понял – главное, чтоб дети росли...
Они допили спирт и перешли на пиво.
– Ваше пиво, как мыло, – снисходительно заметил Полковник.
– Ну вот, и ты туда же… – укорил Иванов.
Полковник лишь насмешливо покачал головой.
Господин-без цилиндра пристроился за соседним столиком. Впервые откровенно подмигнул Иванову, облизывая пивную бутылку и глумливо ухмыляясь. Престранно перекашивал лицо подобием жалкой улыбки вечного шута.
– Хочешь, я ему врежу? – спросил Полковник.
– Убьешь еще... – предположил Иванов.
Ему вдруг стало интересно, как в юности, когда любое приключение заставляло бурлить кровь.
– Шутки ради... – Полковник решительно поднялся, выкрикивая какие-то нечленораздельные дикие звуки и для острастки выставив вперед челюсть. Загнали в подсобку, за гору ящиков. Выглядывал оттуда с жалкой миной.
– Ну?.. – спросил Иванов.
Вряд ли он сам помнил, когда последний раз дрался, но и противник оказался не из храброго десятка. Присел и забубнил, как на исповеди:
– Осмелюсь ли я предложить, как на духу...
– Что вам угодно?! – прервал Иванов.
– Не сочтите за подлость... а также... не гнушаясь обстоятельствами – пообщаться на тему о сочувствии Блуму...
– Что? Что? – поразился Полковник. – Бывают же идиоты...
– Подожди, подожди, – вмешался Иванов, – по-моему, у него литературный бред.
Господин-без цилиндра перешел на бормотание. Он был известен своими скандалами. Обладая, кроме прочих талантов, умением убеждать и красноречием, уговорил знакомую поэтессу раздеться в супермаркете в обеденный перерыв, а вещи выбросить в окно. Он представил это как великую переделку мира. Через час их застали: его – флегматично расхаживающего среди мебели, выкрашенного губной помадой от пупа до пяток, ее – истерически рыдающую на польском велюровом диванчике.
– Говорите прямо! – велел Иванов.
То, чего он сам не умел делать ни при каких обстоятельствах, разве что во сне.
– Господин Ли Цой... господин Дурново...
– Что за тип? – быстро просил Полковник.
– Большой государственник, – сказал Иванов, – еще от царя Гороха. Вам что, нужны деньги?
Господин-без цилиндра испугался еще больше и замотал головой:
– Если бы я мог надеяться на вашу благосклонность...
– Что вы несете? Вы за мной уже третий месяц ходите. Что вам угодно?
Господин-без цилиндра потел и краснел.
– Говорите, а то здесь кого-то выпорют! – прикрикнул Полковник. – Ну же!
– Относительно вашего... – Он снова скатился в невменяемость.
Полковник тряхнул его за шиворот:
– Говори, простата!
– Вашего... – господин-без цилиндра нашел в себе силы ткнуть пальцем в Иванова.
– Сына? – догадался Иванов.
– Не извольте беспокоиться... проходит по ведомству... без огласки... с позволения сказать...
– Това... господина Дурново?! – догадался Иванов.
– Как же, как же... – не без гордости прошептал господин-без цилиндра и оцепенел от ужаса.
«Еще помрет», – почему-то решил Иванов.
– И завтра же заберите ваши рукописи. Слышите?
– Премного благодарен. Не извольте беспокоиться. Целую ручки... – И схватил Иванова за пальцы.
– Да вы что! – Иванов выскочил из стекляшки. – Псих!
Молча перешли мостик. Хотелось ополоснуть руки в воде. Львы задумчиво смотрели в светлую воду.
– Я пойду с тобой, – сказал Полковник. – Где этот чертов Дурново?
Люди по-прежнему сновали рядом. Теперь они не казались такими безразличными. В их лицах читалось некоторое подобие сочувствия.
– Так просто его не достать, – сказал Иванов. – Наверное, ему нужен я...
– Может быть, десант организовать? У меня бригада простаивает, скучает, понимаешь ли...
– Спасибо тебе, старик, но это мое дело, – сказал Иванов.
– Да, я понимаю, – сказал Полковник. – Ты теперь другая сторона. Ну, прощай!
Они обнялись.
– Выпить бы еще... – мечтательно высказался Полковник и меланхолично, не обращая внимания на транспорт, как бессмертный, зашагал поперек дороги. Перед колоннадой музея бродили туристы. Он быстро смешался с толпой. Иванов по привычке оглянулся: господин-без цилиндра рыдал на углу, закрыв лицо руками, блестела лишь склоненная лысина.

***
С некоторыми женщинами забываешь, каким ты был и каким ты стал, словно они умеют защищать тебя от прошлого. Плохого или хорошего, но от твоего прошлого. Ты просто становишься самим собой, и тебе не надо ничего придумывать, словно кто-то из них