Река на север (сюрреализм)

господин полицмейстер. – Но вначале мы вас поймали. Подчеркиваю: «вначале».
Возвышался за дубовой трибуной. Скупое, вялое лицо смотрело по-отечески добродушно и лениво. Левую бровь делил пополам старый, едва заметный шрам.
– С применением средств захвата, – заявил доктор Е.Во., выпячивая челюсть и радеюще глядя на начальство.
– Много шума, – заявил Иванов и запнулся.
Архитектурные украшения, последний крик моды: кольца, вделанные в стену, и блоки с тягательными веревками. Спортивный зал, превращенный в пыточную, – то, о чем можно было только мечтать голосом полицмейстера: «Сами видите, наше положение...» и удрученно развести руками.
– Я сам пришел, – повторил Иванов. – Развяжите, я не собираюсь драться.
– Развяжите, – приказал господин Дурново.
Уставились на него, как непуганые тараканы. Наконец. Слуга-хозяин – взгляд вниз-вверх, кто-то всю жизнь не может жить без палки. Хрипло задышал над ухом, обдал тяжелым запахом пьющего человека – вылез из своей щелочки, чтобы обрести плоть духа.
– Вы довольны? – спросил в ухо, кольнув усами. – Помните, я вас ни-ни...
Такие просят прощения даже у придорожного столба.
– А вы? – спросил Иванов, брезгливо отстраняясь, – не очень-то вы меня удивляете, господин Е.Во.
– ...выполняли приказ. – Как от зубной боли качнул головой, приглашая посмеяться над глупой шуткой – военная хитрость, и рыскнул глазами на Дурново – добродушная похотливость нового хозяина – пошевелить пальцем не удосужится.
– Точно... – в знак согласия кивнул господин Дурново. – По приказу. – Словно это оправдывало и давало право панибратствовать.
Снисходительно позволил ехидничать, заранее распределены роли; только чуть отодвинул к стенке, вжал с пятикратной перегрузкой, напомнил правила субординации, которые и напоминать не надо – впитаны годами усердия.
– Так-то-с... – доктор Е.Во., – золотушная суетливость, чуть не проглотил язык. Пропал со своим кислым запахом. Превратился в соляной столб, застыл за спиной и с преданностью собаки глядел на начальство, ничего не внимающий, подобострастный, как и в кабинете господина Ли Цоя.
– Мы не можем обращаться с вами, как с обыкновенным... э-э-э... – позволил себе засмеяться господин Дурново. – Повторяю: «с обыкновенным». Для этого вы слишком э-э-э... заметны в нашем го... Как это? – вопросительно взглянул на подчиненного.
– ...мировая известность, – хихикнул доктор Е.Во.
– Вот именно... э-э-э...
Лицо его сохраняло неподвижность статуи.
– ...национальная гордость...
– Только кривая. Не записывайте на свой диктофон, – сказал Иванов, опуская паузу контекста. – А то мне стыдно за вас.
– Но кто же? – удивился доктор Е.Во.
Они его таким и принимали.
– Не имею чести иметь отношения и не в этой стране...
Господин Дурново сверкнул глазами: «не выключать!».
– Вы много себе позволяете...
– Ваши идиотские штучки... – заметил Иванов.
– ...Э-э-э... – никак не мог закончить господин Дурново, – вы же понимаете... здесь не варвары... Повторяю...
Всегда модно быть демократом.
Каменное сложение губ. Третья династия городских чиновников – кровь с молоком, – единоутробно производящая себе подобных, – с выпученными глазами китайских болванчиков и бычьими загривками. Круто закрученный подбородок не требовал благодарностей. Им, как и его хозяином, безраздельно владела лень.
– ...отдельная камера вам обеспечена... – Наконец-то фраза выдавилась, как старая паста из тюбика.
– Комфортабельная, – сатанински прошептал на ухо доктор Е.Во., – с умывальником и биде – моя заслуга, сами увидите…
– Благодарю, – кивнул Иванов, – лучше скажите, где мой сын?
– Главное – de bien fermer la porte , – засмеялся господин Дурново, еще раз демонстрируя безупречное знание французского.
– Трехразовое питание и тюремный ларек, – сообщил доктор Е.Во. – Раз в неделю душ... Но вас... сам лично...
Иванова передернуло.
Он сидел на чугунном стуле, окруженный ими, как стаей собак. С потолка свешивались канаты. За окнами бухал оркестр и топали сапогами без устали.
– Ежедневные прогулки. Дневной и вечерний моцион. Можно побегать с новобранцами... – разрешил господин Дурново с высоты орлиного места.
– Перед сном кефир и бублики...
– Телевизор, библиотека... по желанию холодильник... за собственный счет...
– Ну да, – сказал Иванов. – А если я... не соглашусь? – Он огорошил их, словно непристойной выходкой.
Замерли, как пристыженные заговорщики; и Иванов подумал, что сейчас они забудутся и начнут разговаривать нормальным языком.
– Можно девочку... – тихо и нерешительно предложил доктор Е.Во., – по воскресеньям... или мальчика? – ехидно дернул подбородком.
– ...Э-э-э? – растерянно пошевелил плечами под мундиром господин Дурново. – Я все понял, не надо волноваться... – осведомился одним коротким взглядом – за спину (доктор Е.Во. задышал), словно надавил педаль унитаза, – сработало безотказно по правилу рычага и простоты конструкции.
– Мы вас уговорим, – пообещал доктор Е.Во.
Секундная пауза. Доктор Е.Во. подмигивал господину Дурново. Господин Дурново – доктору Е.Во. Играли в странную игру. На занавеске армейского фасона – никаких излишеств – сидела знакомая (Психея-бабочка-душа чиновника) бабочка. Там, где безраздельно властвовала жара и глянцевито поблескивала листва тополей, ревели допотопные «ЧЕРЕПЪ» и «КАШАЛОТЪ». Часовой, налегая телом, открывал ворота. Воробьи, потомки динозавров, деловито поклевывали отбросы.
Можно было встать и уйти, не смотреть, не видеть. Груз ложного опыта – тела, привычек. Просто сделаться невидимкой. Вынашиваемая мысль, властвующая над материей. Не набираться наглости, а просто так: «За ваше здоровье, господин Дурново…», и отхлебнуть глоток ароматного чая с тонким кружком желтовато-янтарного лимона, не панибратствуя, не прося, а быть равным среди равных, раздать всем сестрам по серьгам, хотя бы так ублажить то, что нельзя пригладить в человеке.
– Что? – переспросил Иванов, отрываясь от окна и мыслей.
В комнате, переделанной под пыточную, плавал дух усмиряемой плоти. В сохранившиеся зеркала арестанты разглядывали свои лица и просили: «Вот здесь, пожалуй, под этой щечкой маленький шрамик, и зубик... нет, нет, клык уже шатается, малость отступите и отдавите посильнее пальчики. Достаточно... Благодарствую...» Мазохистски подставляли руки, чтобы подняться на дыбе. И даже сами раздували огонь, впрочем, здесь продвинулись дальше: на полках стояла батарея паяльных ламп.
– Непременно... – пообещал господин полицмейстер. – На днях я читал в журнале, что у наших подданных любовь к порядку. Лично я поражаюсь…
– Я пришел за своим сыном... – напомнил Иванов.
– Дадим вам таблетку ISGKT ... – предложил доктор Е.Во. совершенно не в такт, – опробована лично...
– Глотайте их сами, – сказал Иванов и обратился к господину полицмейстеру. – Я хочу видеть сына.
– Ну что ж... mon ami, этот вариант тоже учтен, – недовольно пояснил господин Дурново.
– Мы же не враги... – услужливо произнес доктор Е.Во., – мы в курсе...
Казалось, даже в сговоре они смотрели друг на друга свысока: господин Дурново – в открытую, доктор Е.Во. – только когда обращался к Иванову. После каждой фразы начальника у него рефлекторно топорщились прокуренные усы.
– И на том спасибо, – ответил Иванов, – и все-таки...
– В данном случае, – вздохнул господин полицмейстер, – не наличествуют смягчающие обстоятельства...
– Мой сын?.. – удивленно переспросил Иванов.
Почувствовал, как лицо закостенело. Впрочем, чего еще можно было ожидать?
– Ему ничего не поможет, – ответили хором и поспешно. – Вы же понимаете?.. Такие времена...
– Какие? – удивился Иванов.
Хором ответили:
– Суровые...
Задавать провокационные вопросы – признак глупости или игры ума. Хотя последнее вряд ли относилось к доктору Е.Во. Уж слишком он суетился, и все мысли его сводились к одному: «Подсижу и выгоню, в мои-то годы...»
– Я понимаю, что noblesse oblige!  – перебил Иванов. – Объясните в конце концов!– В силу предосудительности поступков... – начал доктор Е.Во., – опасности, которую он представляет для общества, и невозможности выпущения под залог, рекомендовано содержание под стражей согласно...
– В чем его обвиняют? – перебил, чтобы не слушать глупых объяснений.
– Хочу заострить ваше внимание, мой друг, – многозначительно вступил господин Дурново, – «под стражей».
Если у человека нет слабостей, их обязательно придумают, напялят, как модную тряпку. Издадут приказы: считать с такого-то числа и такого-то часа невменяемым или полоумным и не плакать, а радоваться. Посадят в клетку, чтобы объявить обезьяной.
– Что это значит?
– Мера до выяснения обстоятельств...
– Каких обстоятельств?
Стул приятно холодил спину. Как они любят тянуть резину. Веревки изящно и безмятежно, как гирлянды, свешивались с потолка.
– ...Э-э-э... – господин полицмейстер сбился и вопросительно взглянул на помощника, – разумеется, я согласен, а впрочем, нет!
– Хранение наркотических веществ, – нашелся доктор Е.Во., – картины... эзотерические речи на бульваре и все такое. – Правильно? – Осклабился, пытливо заглядывая в глаза и обдавая тяжелым запахом больного желудка.
– Стойте, где стоите, – посоветовал Иванов.
– Разве вы э-э-э?.. – спросил господин Дурново.
Пуговицы на глухом кителе поблескивали, как прожекторы.
– Ни сном ни духом, – признался Иванов.
– Так я и знал, – миролюбиво заметил господин полицмейстер, а доктор Е.Во., выдерживая дистанцию, участливо спросил:
– Хотите cакской воды?
Бабочка с занавески перелетела на китель господина полицмейстера и полностью слилась с ним. Может быть, она была символом его темной души? Иванов покосился: доктор Е.Во., ничего не замечая, откупоривал бутылку. Господин Дурново сосредоточенно изучал полировку ногтей.
– Что-нибудь нашли? – осведомился Иванов. На мгновение ему стало жутко: бабочка казалась почти живой, и он закрыл глаза.
– Нет, конечно, такие... м-м-м... типы, пардон... слишком хитры. – Господин Дурново нажимал на букву «р».
Оторвался от рук и сдул невидимую пыль с кителя.
– Вот как? – удивился Иванов. – Так в чем же дело?
Вода была теплая и вязкая, как сироп. Подавая, доктор Е.Во. подобострастно улыбнулся. В старости он будет вспоминать: «Вот когда я комиссарил...»
– Намерения! – пояснил господин Дурново. – Идущие вразрез с требованием момента.
– Иными словами?..
– Дас-с-с... – подтвердил доктор Е.Во. – Бунт!
– У нас есть письменное донесение...
Иванов удивленно поднял брови и повернулся в сторону господина Дурново.
– Увы… – философски покачал головой господин Дурново, – увы… в наше время этого вполне достаточно.
– Попросту донос? – уточнил Иванов.
– Повторяю: «письменное донесение». Способ gagner savie .
– Покажите, – попросил Иванов.
– Что? – удивленно спросил доктор Е. Во.
– Донос, естественно.
– Зачем?
– Я хочу знать, кто этот подлец.
– Сейчас, только обую носки... – вдруг саркастически заметил доктор Е.Во.
– Хоть скафандр, – заметил Иванов.
– Вот видите... – Доктор Е.Во. развел руками, взывая к сочувствию у начальства.
Господин полицмейстер презрительно надул щеки.
– Я настаиваю! – сказал Иванов.
Господин полицмейстер задумчиво пожевал губами:
– Во-первых, все наши агенты засекречены... во-вторых... не положено, в-третьих... а впрочем... – он сделал неожиданный