несветлое прошлое, ставши чем-то давно прошедшим, ныне предстало в самом еще низменном виде одних только времен явной утраты былого гуманизма.
Ну, а точно также до чего уж позорно некогда она ославилось именно теми более чем неимоверно длиннющими тенями безмерного страха, что так и тянулись за довольно многими выдающимися людьми.
Да и тот всячески на все лады тогда прославляемый простой народ разом ведь при тех до чего еще выдающимся образом идеологических выдержанных панах-товарищах только лишь постепенно и стал донельзя серой и однородной массой…
И весь тот и близко никуда не годный жмых восторженного энтузиазма только лишь и выжимал из населения последние соки, уж чего-чего, а взамен до чего еще щедро давая ему разве что явное и полное безверие во что-либо только как есть, истинно святое.
И во все это вовсе не обязательно слепо верить!
Да только вот если действительно взвесить, к примеру, то самое…
Ну как - это всякому же истинному процветанию страны могла вот, как есть еще поспособствовать та и впрямь до чего безликая стахановщина?
Это все внешне очень даже вполне эффектно?
А между тем весь тот на редкость бессмысленно утопический энтузиазм никак не мог растопить арктические льды абсолютно уж совсем этак никак более чем незыблемого здравого смысла!
Ну а тот сколь еще неизменно попросту так истово всегдашне безжалостен ко всяческой той или иной убогой и воинственно восторженной тупости.
И это только при той еще полноценно нормальной системе хозяйствования вовсе-то будет никак уж нисколько никому ненадобно кого-либо неволить и подгонять, дабы он стал таким уж и впрямь до конца сознательным, взял на себя встречные обязательства, выполнил и перевыполнил пятилетний план.
До революции все средства производства были до чего исключительно во всем совсем беспросветно примитивными, однако на одной лишь купленной у проклятых капиталистов технике довольно-таки далеко никак не уедешь!
А между тем у каждого отдельного человека явно должно было быть внутри вполне надлежащее место для того самого, сколь и впрямь достаточно же серьезного по-собственнически до конца взвешенно обоснованного желания, как следует хорошо поработать, ну а идея «все наше» сама собой незамедлительно превращается во «все, ясное дело, вовсе ничье».
А значит, само собою в запасе только и оставалось одно лишь то беспрестанно так фактически уж именно всеядное сколь на редкость бессовестно разнузданное очковтирательство, а еще и донельзя так беспочвенно слащавое вранье обо всех тех буквально всеобщих нынешних успехах никем нисколько вовсе отсель никак непобедимой великой страны…
А чего еще хоть как-либо могло на редкость уж до чего и впрямь чудодейственно выручить из беды сколь еще всеобъемлюще окончательного и стопроцентного запустения закромов той и впрямь самой так необъятнейшей родины, которая при большевиках попросту явно отучилась саму себя вполне обеспечивать всем тем ей жизненно необходимым?
Сергей Снегов в своих «Норильских Рассказах» живо расписывает бытность лагерей и весьма красочно повествует о том, как уж это тогдашняя интеллигенция не мытьем так катанием и вправду начинала до чего еще недвусмысленно прозревать, столь сиротливо при этом озираясь на всеми ныне явно позабытый здравый смысл.
И ведь со всей отчетливой ясностью начали тогда осознавать все те высокие мыслями и чувствами люди, а чего это именно от них теперь новой власти до чего еще повседневно разом так требуется для полного удовлетворения ее наиболее основных и самых естественных нужд.
А главным между тем нынче стало разве что как можно поболее создавать всякой и всяческой той самой выпукло наглядной показухи, а не реального труда, ведь из-под палки силком, сколько не трудись, а все равно результат он обязательно будет, куда этак не в пример явно хуже, чем при проклятущей частной собственности.
И ниже будет приведена не просто некая цитата из художественного произведения, а самое честнейшее свидетельство до чего и впрямь-то совсем безотрадно вспоминавшего прошлое очевидца.
Сергей Снегов «Норильские рассказы».
«- Вот это туфта так туфта! Почти вдесятеро! Процентов сто тридцать нормы - ручаюсь головой! Боже, какие мы кусочники в сравнении с Михаилом Георгиевичем!»
Вот оно как, а кто нас и близко никак тогда не понял, тот у нас сразу же взял, да и совсем не своей естественной смертью более чем весьма ведь быстренько помер!
Это пока тех панов было хоть отбавляй и интересовала их, прежде всего, разве что только своя личная выгода, никакого того восторженного вранья о всеобщих успехах никому из тех власть предержащих было и близко-то вовсе совсем ведь ненужно.
Поскольку до революции богатеям был всецело так нужен разве что тот сколь доподлинно верный успех в делах, а никак не дутый энтузиазм всего того неимущего народа на необъятнейших просторах всей широчайше бескрайней державы.
Причем само уж наличие эдакого великого множества бедняков было той еще истинно неразрывной цепью всецело так связано как раз-таки именно со всем тем на редкость полнейшим бесправием простаков люмпенов и той еще донельзя неуемной алчностью безбедно живущих зажиточных граждан той-то ныне полностью уж навеки ныне былой великой империи.
Но все-таки никак не были те богатеи и господа сплошными паразитами и грязными вралями, а также еще и чудовищными поработителями всех тех трудящихся масс.
Да и на что кому-либо мог некогда до революции и вообще уж, собственно, так или иначе, сгодиться - этакий глупейший самообман?
Ну а сразу вослед за внезапно (словно снег на голову) приключившейся революцией точно те паны вдруг сами собой снова (из-под земли что-ли?) до чего уж незамедлительно без году неделя мигом ведь заново до чего еще наскоро сходу так затем объявились.
Причем и стали они при всем том, значительно вот намного, чванливее и вздорнее тех-то разве что некогда до этого бывших всесильными и статными весьма осанистых господ.
Однако начинали те барчуки свою черную жизнь в качестве серых холопов, ну а теперича были вынуждены прикрываться фиговым листочком дурной филантропии безоблачного счастья, непонятно кем в уме записываемого на счет неких грядущих, последующих поколений, а не нынешних, столь безудержно надрывающихся на тяжкой работе людей.
Причем даже будь все это самой доподлинной и распрекрасной правдой, то и тогда не все ли едино... Поскольку как вообще было возможно утопить все нынешнее поколение в жутких отходах бюрократического крючкотворства, и ведь все это разве что ради тех, кто пока вообще еще никак не родился?
Но большевикам вовсе не было никакого дела до какого-либо вообще здравого смысла, поскольку для них совершенно непререкаемым мерилом всему до чего непременно служила одна голая стерва идея, и все, что они безбожно и безнравственно творили со всем своим принципиально уж донельзя чужим им народом, делалось исключительно только лишь ради нее!
Ну, а новоявленным большевистским царем уж как есть, тогда оказался именно тот до чего безумно страшный горец вовсе-то совсем ничего не желающий знать обо всем том, что никак не проистекало из его сугубо личных, а также еще и весьма уж донельзя прытких имперских амбиций.
И при этом он до чего беззастенчиво и демагогически нетрезво опирался на строго так адаптированную под его индивидуальные антинародные нужды «светлую теорию» Карла Маркса.
«Если факты против нас тем хуже для фактов» – это ведь как раз его крылатое выражение.
Ну а до революции во владении зажиточного (считай работящего) крестьянства уж явно имелась именно что своя личная земля, и было, кстати, у тех людей вполне искреннее желание этот свой надел как надо и главное вовсе безыдейно в поте лица обрабатывать.
И они как-то при всем том без тени сомнения уж до чего только более чем благополучно обходились совсем без каких-либо донельзя подробных докладов районному начальству об том самом сколь еще успешно и ответственно выполненной посевной…
Нет, как еще только надо, они тогда успевали и безо всяческих битв за урожай, да и гневных окриков кабинетных бюрократов всегдашне так вовремя в срок свои поля обрабатывать, причем совсем не из-под палки и не за жалкие трудодни вместо денег.
И те работящие люди были не кулаками, а являлись, они крестьянами, умеющими жить достойно, то есть именно что вполне по-людски, ну а голь перекатная теснилась в покосившихся избах, поскольку трудиться всерьез, дабы жить в достатке, попросту не могла да и нисколько того не умела.
Надо бы вспомнить, что при царе Россия кормила своим зерном пол-Европы.
Колхозным кнутом и мизерной платой (да и то не деньгами) Советская власть никогда подобного рода успехов ни в жизнь бы никак совсем не добилась.
Ну, а наилучшее азотное удобрение – это все-таки, как ни крути, а тот же навоз из-под любой коровенки, и на его производство вовсе не было никакой той весьма ведь крайней необходимости в каком-либо еще создании великих производственных мощностей.
В СССР, как то доподлинно (на личном опыте) известно автору этих строк, к коровнику и за версту было не подобраться, настолько там все было загажено этим-то самым, что ни на есть наиболее естественным удобрением, а в это самое время заводы производили миллионы тонн жуткой химической отравы.
Однако при всем том для производства водки и хлеба качественного зерна явно уж так никак тогда не хватало, а потому это золото широчайших российских просторов и стали в сколь необъятно больших количествах закупать у рачительных хозяев-канадцев.
Новые времена, новые веяния, поскольку беспардонно и нагло отрицать всякую покупку зерна стало совершенно уж ныне попросту невозможно, ему до чего еще обтекаемо дали именно то самое донельзя ведь скользкое определение, то зерно, как оказывается, было сплошь же фуражным.
И покупалось оно как то вполне очевидно именно ради удовлетворения самых насущных стратегических нужд оборонной промышленности.
Однако фуражным (на один корм скоту) было как раз-таки в своем абсолютном большинстве именно то самое зерно советское, и для производства хлеба и водки оно уж по всему своему качеству, совершенно никак тогда не годилось.
Власть большевиков раз и навсегда сразу избавила сельских жителей от всего того более чем до чего непосильного рабского труда на чужого дядю?
И отчего же тогда русский крестьянин этого так и не оценил?
Зачем это ему тогда, в самом-то начале, 20-х годов, столь весьма непотребно оказалась потребна вся та буквально вот всякого тогда ужасающая (в связи с ее масштабами) совершенно уж невероятно необъятная «Антоновщина»?
Землю-то ему по декрету действительно дали!
Дать ее, может, и дали, однако все, чего она родит, принадлежало кому угодно, да только не человеку, на ней в поте лица повседневно трудящемуся.
Да к тому же еще и безо всякого продыху и выходных…
Причем эти люди никак не имели каменных сердец, им было совсем не все равно, что в городах люди пухнут с голоду…
Вот он весьма яркий отрывок из Дневников Михаила Пришвина:
«Кто может заставить нашего мужика, среднего трудового крестьянина, отдать свой хлеб последний в руки людей,
