в фальцет.
– Вы хотели, чтобы была ракета? – невинно и даже чуть ехидно спросил Костя. – Хотели?! Вы её получили!
Он убрал руку, ниша закрылась, и стена снова стала ровной и гладкой, как хорошо залеченный шрам. Кто бы рассказал, ни за что не поверил бы, подумал Костя, с восторгом рассматривая её.
Большаков и Пётр Сергеевич ещё целое мгновение тупо пялились на него, соображая, что к чему, но ничего сообразить так и не смогли.
– Не может быть! – в один голос вскричали они хором. – Мы так не договаривались! Мы боимся!!! У нас поджилки трясутся!!!
Но в если в голосе Большакова слышались нотки злобы и отчаяния человека, который дал маху, то Пётр Сергеевич, кроме чувства страха, испытывал еще и несказанную радость. Наконец-то свершилось то, к чему он стремился всю жизнь, и теперь пиндосы поплатятся за Третью мировую и за разорённую Россию. «Так им всем!» – сквозь страх читалось у него на лице, глаза у него расширились от восторга. По идее, Большаков тоже должен был радоваться – запустили ракеты и всё такое, однако на его огромной физиономии было написано одно огромное разочарование, словно он совершил непростительную ошибку и теперь не знает, что ему делать, убить ли Костю одним махом, или подождать ещё немного.
Костя оставил их в сомнениях и муках сидящими на полу и выбежал наружу. Телепень, который уже излечился, несся вслед за Дядиным и Чёботом к шахте-башне, восторженно размахивая руками и вопя нечто невразумительное.
Сама башня разительно изменилась. Она стала гораздо шире и мощнее, а главное – выше, словно поднялась на два или три этажа, а из каменной сделалась стальной. По крайней мере, так показалось Косте, потому что поверхность башни сверкала металлическим блеском. А ещё над её верхушкой торчала ракета с носовым оперением.
– Вот это да!!! – восхищенно орали Дядин, Чёбот и Телепень и, как малые дети, плясали вокруг башни, поглаживая её, как любимого коня. – Вот это махина! Вот это монстр!
– А я ведь до конца в тебя не верил, – со счастливым лицом признался Дядин. – Ай, да Костя! Ай, да сукин сын! Приговорил-таки пиндосов!
Чёбот и Телепень – те вообще потеряли дар речи и только и могли, что бестолково орать и прыгать, как сумасшедшие. А потом они бросились обниматься с Костей, хотя сам виновник торжества не был уверен, что совершил какой-то подвиг. Что-то ему подсказывало, что не всё так просто, что у него ещё будет повод к разочарованию, и он не ошибся.
Только через целых пять, а то и десять минут из форта вымелись ругающиеся Большаков и Пётр Сергеевич.
– Стойте! – кричали они, со знанием дела. – Стойте! В укрытие! Ракета сейчас взлетит!
Первым опомнился Дядин. Он в испуге отскочил от башни. За ним последовал верный и преданный Чёбот, а уж Телепню сам бог велел уносить ноги, потому что у него была заячья душа.
Все вшестером побежали на левый фланг и спрятались там, где лестница и гранитная аппарель вели на вершину крепости. Они сидели, уставившись на друг друга, дрожа и ежесекундно ожидая рёва двигателей. Однако ничего подобного не происходило. Напротив, было тихо, сонно и печально, как было тихо, сонно и печально до их появлении в форте Милютин, и этому не было никакого объяснения.
– Почему же?.. – первым опомнился Телепень. – Почему она не взлетает?
Вопрос, конечно, был риторическим, и Большаков с Петром Сергеевичем зашикали на него, мол, ты ничего не понимаешь по младости лет, а ракета сейчас как взлетит, и всё окутается ядовитыми и горячими, как лава, газами. Они ждали-ждали, ждали-ждали, прислушиваясь к звукам форта, однако ничего, кроме посвиста ветра и короткого дождя, не дождались.
– Тю! – сказал Телепень разочарованно.
– А она и не полетит, – уверенно произнёс Костя, поднимаясь из-за камня, за которым прятался.
– Почему?! – вскричали все, уставившись на него так, словно видели его впервые. Даже у богатыря Большаков в глазах появилось удивление.
– Потому что это всего-навсего демонстрация технологий! – выпалил Костя.
Но его фраза произвела обратный эффект. Все быстренько сообразили, что он просто-таки желает оправдаться любым способом.
– Какая, на фиг, демонстрация?! – взревел вконец расстроенный Большаков, ещё не веря в такую удачу.
– Я догадался! – твёрдо сказал Пётр Сергеевич. – Я сразу понял, что она не взлетит! – он выглянул из-за аппарели и посмотрел на башню. – Ёшкин кот!
За ним выглянули остальные. И действительно, в башне и торчащей над ней ракете ничего не изменилось.
– Выходит, мы зря прятались? – разочарованно спросил Чёбот.
– Не может быть… – сказал Дядин, который один из всех был искренне рад фантасмагории, которая произошла в форте Милютин.
– Единственное объяснение – это демонстрация намерений, – заявил Пётр Сергеевич таким серьезным голосом, будто бы сам что-то понимал, но все ему поверили. Пётр Сергеевич посмотрел Костю и задумчиво спросил: – Что же у тебя ещё припасено? А? Ёшкин кот…
– Не знаю, – настороженно ответил Костя, на всякий случай отступая на шаг.
А сам подумал, что вроде бы у него в запасе больше никаких фокусов нет. Голова была пуста, как хорошо выеденный арбуз.
– Так это обманка?! – взревел Большаков.
– А я о чём, – ответил Пётр Сергеевич. – Молодец, пацан, уважаю. – А потом схватился за голову: – Это ж надо! Если нам демонстрируют такие технологии, то что на самом деле скрыто от взгляда. Американцы лопнули бы от зависти!
– Да-а-а… – согласились все с умным видом, и очевидность грандиозной идеи встала перед ними во всём своём величии.
А Дядин растерянно спросил:
– А где тогда настоящая ракета? – и посмотрел на Костю так, словно Костя был совсем не Костей, а каким-то жутким монстром. – А мы не узнаем, – объяснил он довольным тоном Пётру Сергеевичу и Большакову. – Ах да русские! Ах, да сукины дети! Вот закрутили! Не выкрутишь! Фиг вам всем! – Дядин действительно скрутил дулю и показал её в сторону запада. – Не на тех нарвались. Голову даю на отсечение, что это то ли наноматерия, то ли что-нибудь похлеще, – он снова выглянул из-за аппарели. – Вот, пожалуйста! – произнёс он довольным тоном. – Сами убедитесь!
– Так что, ракета не полетит? – словно проснулся Телепень, который ничего не понял.
Плохо быть безграмотным, решил он и дал себе слово, что когда вернётся в деревню, то первым делом научится читать, а потом выпросит у Кости за две банки сгущёнки «Справочник молодого моряка».
– Не полетит, сынок, не полетит… – утробно-глухим голосом произнёс Большаков. – Так можно инфаркт на ровном месте получить. Ты Костя так больше не делай! Предупреждай заранее. Можете успокоиться! – весело обратился он ко всем, – это одна сплошная профанация идеи «мёртвая рука-два», а никакая не демонстрация технологий. Обман чувств. Феерия! Нет никакой «мёртвой руки-два»! Нет!!!
– То есть?.. – так ничего и не понял Телепень.
– А есть один сплошной обман, – торжественным тоном заключил Большаков. – Обман!!! Сами себя обманули! Ха-ха-ха!
И так он был рад, и так возгордился непонятно чему, что едва не выпрыгивал из собственных штанов, а Косте сделалось обидно до слез. Он и сам не знал, что ответить. Выходит, что он ещё раз всех подвёл. А как же форт Александр I, на который он надеялся, как на запасной вариант? Выходит, всё насмарку?
В отчаянии он смотрел на башню. Башня принимала прежний вид: с вершины её пропал остроконечный кончик ракеты, сама башня осела, перестала блестеть, как металл, и стала прежней, какой они видели её в самом начале.
Костя подумал: «О чём не плакал, о том не споёшь» и подался к баркасу. Ему было не просто грустно, ему было очень грустно. Переться за тридевять земель, чтобы опозориться. Так хорошо всё начиналось, и на тебе: ракета не взлетела, и праздник закончился, не успев начаться.
Чёбот пристроился рядом и таинственно зашептал:
– Да ладно тебе. Найдём мы эту твою красную кнопку. Ты мне веришь?
– А нет никакой красной кнопки, – ответил Костя, хотя на душе у него скребли кошки.
– А что же есть? – спросил Чёбот.
– Тумблер под красным колпачком.
Чёбот посмотрел на него, как на полного идиота, и отстал, решив, что Костя окончательно и бесповоротно спятил.
Глава 10
Заветная кнопка
– Ничего, бывает… – добродушно и снисходительно гудел Большаков, большой, грузный, как медведь перед спячкой. – Не огорчайся, сынок, – и великодушно похлопывал его огромной рукой по плечу.
Он вдруг стал добрым, весёлым и хлебосольным, затащил всех в Итальянский дворец на берегу Итальянского же прудика и почти насильно накачивал даже не супер-пахучим первачом, а отличным хлебным вином – полугаром. Был многословен не в меру. Однако в глазах у него таилось знакомое коварство зверя, который только и ждет удобного момента, чтобы напасть со спины. Казалось странным, что несостоявшийся полёт ракеты придал ему столько душевных сил, будто он не переживал за судьбу родины, а довольствовался малым – ежеминутным возлиянием.
Костя же, наоборот, переживал и за родину, и за своё падение и поэтому выпил всего-то на палец того полугара. Не пойму, чему он радуется? – ломал он голову, плакать надо. Опять америкосы вышли сухими из воды, а мы обосрались.
– Всё тип-топ! – орал Большаков и пробовал танцевать чечетку, но у него плохо получалось. – Всё тип-топ! – и приплясывал, поднимая пыль своими огромными, как лыжи, ножищами.
– Не огорчайся, у нас есть ещё попытка! – вторил ему Пётр Сергеевич, по-деловому звякая кружкой и одобрительно наблюдая, как Большаков подливает в неё божественный полугар. – Утром пойдём на форт Чумной!
Чумным фортом назывался форт Александр I. В те далёкие времена, когда он утратил своё военное предназначение, в нём изучали и испытывали противочумную вакцину, поэтому его стали называть «Чумной».
– Выпьем за Костю! – орал Чёбот. – Выпьем за нашего брата!
– Ура-а-а! – восторженно кричал Телепень.
– Выпьем! – кричал Большаков. – Он нам глаза открыл!
Дядин же воротил морду и отказывался пить. Презирает, думал Костя и уходил куда-нибудь в угол, подальше от жалеющих его глаз, глядел в окно на блестящую поверхность Итальянского пруда и полагал, что ему никогда не подняться даже в собственных глазах.
Чебот, сын полупопа, полушамана, так тот вообще панибратски лез обниматься – снова пьяненький и весёлый, как на танцульках в деревне. Только в деревне отец с матерью ему живо голову отвернули бы, а здесь было некому, вот он и напился сызнова. Везёт тем, у кого короткая память, думал Костя, а я так не могу.
К его досаде, напились все, только непонятно – на радостях или с горя. Скорее всего, с горя, тяжело думал Костя, избегая соболезнований, от которых его просто с души воротило. Ему хотелось крикнуть: «Да оставьте меня все в покое! Я провалил задание века. Меня презирать надо! А вы!..», но молча терпел дружеское подтрунивание. Казалось, речь шла о какой-нибудь ерунде, например, о неудачной рыбалке или о гнилой картошке, которую не уберегли до весны. А ведь на кону судьба России! – думал он зло. А мы её бездарно пропиваем. Эхе-хе… После криков и тостов он впал в лихорадочное состояние неудовлетворенности: «Что делать?! Что делать?! Что делать?!»
Чёбот, знай себе, наливал всем без разбору и периодически показывал Косте большой палец и радостно говорил, как он его уважает и любит, а Костя воспринимал его
| Помогли сайту Реклама Праздники |