и все в порядке. Сергей, как мог, старался настроить всех на серьезный лад, раз за разом терпя поражение.
«Хреновый из меня убеждатель», – вбил он очередной гвоздь в собственное самомнение.
Тем временем Гарри перекинулся на персоналии. Против него лично Сергей ничего не имел. Все свои талантливые умозаключения тот согласовывал с ним, намекая на его главенство. Сергей кивал как болванчик, покашливал и еле сдерживался, чтобы не захлюпать носом.
«Вожак, ёпрст!»
Распределять боевые посты Гарри начал со своего коллектива. Двое «эйтов» должны расположиться тут же, у окон. Еще один – в кухне. Сам Гарри собирался «челночить» между постами. Таким образом, первый этаж особняка переходил под их полный контроль. На чердак решили отправить сигнальщицей Айгуль. Сам Сергей…
…тут он напрягся…
…на второй этаж, к пулемету.
…и выдохнул, довольный.
Яшка – в летнюю кухню. А точнее, на довольно пологую крышу. Грамотно! Окна первого этажа особняка расположены довольно высоко, а кухонька – низенькая. Заодно Яшка может взять под прицел «мертвую» зону возле забора. Ограждение огорода было решено безраздельно отдать под растяжки и не держать там боевых единиц. На всякий пожарный Трынделку поместить в крайний сарай с двумя сквозными выходами. Типа тоже сигнальщицей.
Настала очередь девчат. Гарри неуверенно замямлил, предлагая посадить тех в погреб. Сергей разволновался. Погреб – ловушка!
– Девушки в комнатах на втором этаже плюс комната старушек. С коктейлями Молотова. Четвертая – «Хи-и-и-льда-а-а!» – резерв, – потребовал он.
«Все-таки метнуть бутылку не то, что вести стрельбу и лезть под пули, – подумал. – Метнула и затаилась. А в погреб старушек посадить. Во!»
– И то ладно! – приятно блеснув глазами, проговорил Гарри.
Сергей грустно подумал, что, как бы его товарищи не веселились, расписывая роли участников, все это может случиться всерьез. Опустив голову к коленям и обхватив себя руками, он застыл, а потом вдруг резко разозлился. А разозлившись – ужаснулся.
«Чем мы занимаемся! Строим, как те три поросенка из сказки, хлипкие шалашики против бульдозера. Сколько бы при Пеннивайзе не осталось бойцов, все одно они – сила. Мощь, дурь и бесстрашие. Наширявшиеся, нанюхавшиеся, наглотавшиеся таблеток – они попрут, повалят… Им ведь не объяснишь, что люди просто отстаивают свое право провести остаток жизни так, как им хочется. План обороны Гарри, конечно, хорош, но стрельба будет вестись не только с нашей стороны. И гранаты у них тоже имеются. Как глупо! Чертов Пеннивайз! – Оброненная кем-то из «эйтов» зажигалка прервала его тяжелые думы. Он поднял глаза, посмотрел в мокрое окно и подумал со щемящей надеждой: – А может, уже давно это чертовое первое августа прошло, и банда чухнула восвояси? Что им тут делать? Там, за рекой, новые просторы, люди, перспективы…»
Гарри, осененный мыслью, воскликнул:
– А про Андрея-то мы забыли! Еще одна боевая единица!
– Ага, – саркастически заметил Яшка, – скорее – ноль.
– Все так плохо? – хихикнул Гарри.
Сергею захотелось вмазать ему по лицу или наорать, но сдержался. Накануне он рассказал «эйтам» о беде подопечного. И вправе был рассчитывать на поддержку или соучастие, но уж никак не на это поганое «хи-хи».
– Угу, – кивнул Сергей. – Я даже в комнату к нему не решаюсь зайти. Чем он там занимается – не знаю. Ломает его! – выдавил из себя извиняющийся тон. «Подожди, Гарри, может, и я буду хихикать над тобой!» – подумал с ноткой злорадства.
– Андрейко? – внезапно раздался за спинами дребезжащий надтреснутый старческий голос.
Разом повернувшись, все уставились на говорившую.
«Ан-дрей-ко, – тупо повторил про себя Сергей. – М-да!»
По описанию выходило, что это Матвеевна.
– Ага! Ты, давай, присаживайся, в ногах правды нет! – радушно сказал Яшка.
Матвеевна легко спустилась с последних ступенек лестницы, подслеповато прищурилась и двинулась к ним. Сергей вскочил, уступая место. Удостоившись благодарного кивка, отчего-то покраснел. Старушка уселась и кротко оглядела всех.
– Чувствует Андрейко себя еще неладно. Но работает. Творит чудо-чудное. Кормить его надобно. Чую, он справится. Когда – не ведаю, но краски играют. Живое проступает. Мнится мне, что помощник у нас невольный выискался. Другой тропой – а в нашу сторону топает, – проговорила и вновь заглянула каждому в глаза.
– Он, – один из «эйтов» кивнул на Сергея, – еще ничего не знает.
«Ночной разговор, – осенило Сергея. – Все боялись, что я их на смех подниму. Посмотрим!»
И еще его чуточку кольнула ревность. За Андрея и «чудо-чудное».
Матвеевна с трудом поднялась.
– Вечерком и соберем Большой круг. Людей, – она светло улыбнулась Сергею, – теперь хватает.
Настала неловкая пауза, прерванная, к счастью, внезапным появлением Айгуль. В дурацкой жеваной шляпе с обвисшими краями и обломанным павлиньим пером, разодранном платьице, сколотом булавками. Впорхнув на середину холла, она возбужденно выпалила:
– Там Хильда с Анькой гардеропятся! Шмотки меряют. Отпад, какие красавицы будут. Ну, когда припрутся!
«Куда уж красивее», – почему-то печально подумал Сергей, дрогнув сердцем.
Айгуль подбежала к Матвеевне, обняла ее как родную, и радостно рассмеялась. Старушка сняла с нее раскисший головной убор, и они медленно, о чем-то тепло и уютно воркуя, двинулись ко второму дивану. Сергей почувствовал себя так же тепло и уютно. Воображение рисовало Хильду в разных нарядах и без оных и абсолютно игнорировало тайну Большого круга.
***
Работая над картиной, Андрей довел себя до полного нервного и физического ступора. Тело перестало слушаться, только сильно болела правая рука с судорожно стиснутыми пальцами, намертво зажавшими кисточку. Глаза перестали воспринимать действительность. Забившись в угол, он тихонько заскулил, баюкая руку. А потом, наверное, заснул. Иначе откуда взялась бабушка? Прохладной сухой ладонью сняла головную боль, разгладила страдальческую гримасу. Провела до кровати, подбила подушки, нежно уложила. А затем спела.
Сладко засыпая, он разобрал отдельные слова песни. И прошептал:
– Меня ведь волчок не схватит за бочок, да, бабушка?
– Не схватит, миленький, спи, мой хороший.
Счастливо расплакавшись, он уткнулся в целительную руку и с улыбкой уснул, напоследок подумав: «Как жаль, что у меня не было бабушки. Ты будешь моей бабушкой? Пожалуйста!»
– Буду, Андрейко, буду, – невесомо прошелестело в ответ.
Глава 14. «Лимонки» и оргазмы
На обратном пути из городка Пеннивайз сделал еще одну остановку. Сказывалась бессонная ночь и возня с Лизуном. Отдышавшись, огляделся и застыл. Три отдельно стоящих березы буквально покорили его идеальной геометрической неправильностью расположения. В голове забрезжило понимание чего-то потрясающе важного. Отбросив зонт, он принялся выписывать вокруг деревьев восьмерки, гоняясь за ускользавшей мыслью. Не догнал. Отошел и, пользуясь новыми возможностями, слегка прищурил глаза, разглядывая деревья сквозь завесу дождя.
«Ну, вот! – кивнул удовлетворенно. – Три березки, три подружки, три… как на картине, танцовщицы! Чего же не хватает?»
Встряхнулся и прислушался к себе. Да – удивительно, приятно вымок. И очень вкусно было ловить капельки с неба. Ответ не внутри. Тогда где?
Вытоптанная тропинка вокруг берез… Трех одиноких страждущих девиц. Им явно не хватает…ха-ха-ха! Пеннивайз понял, в чем дело.
«Им не хватает меня!»
– Позвольте? – протянул руку первой девице.
Сосредоточенно нахмурив лоб, криво улыбнулся и повел тугие упругие талии в танце. Партнерши танцевали неохотно. Смущаются! Но он был само обаяние и настойчивость. Стараясь не обидеть невниманием ни одну, вальсировал, напевая вполголоса:
– Раз, два, три! Раз, два, три!
Заданный темп вскружил голову. Партнерши настолько осмелели, что даже распустили руки, ощупывая и оглаживая его. Молодежь! Ноги с непривычки начали заплетаться, дыхание сбилось. Приятная усталость окутала тело. После такого танца сабли в руки брать не хотелось. Напоследок галантно встал на одно колено, расцеловал зеленые точеные ноготки на тоненьких пальцах, раскланялся, поблагодарил за доставленное удовольствие и отбыл.
«Какие мои годы! – радостно кольнуло. Причем наконец-то не в голову и без боли. – Мы еще даже…»
Додумать не получилось. Да и не очень-то хотелось.
Вернувшись, Пеннивайз стал свидетелем позабавившей и чуточку испугавшей сценки.
Дождь закончился, и действие разворачивалось во дворе. Удод… э-э, или Пряник усаживал бесчувственного Сюсю под дерево, смешно намотав ему пустую штанину на левую ногу. Зрители дружно ржали. У Жабы почему-то были расквашены оба дыхальца на лице, а Ноля выворачивало в кустах. Пеннивайз прислушался и уловил, что говорит – э-э, точно! – Удод.
– Вчера Сюся был вкусным, а сегодня – невкусный! Какой ты нехороший! Ведь вчера был вкусный, а сегодня – нет!
Пеннивайз с удовольствием посмеялся со всеми.
Ноль, вытирая запачканный – фу, какой неаккуратный! – подбородок, запинаясь и закатывая глаза, принялся рассказывать ему какую-то фигню. Типа – Сюся умер, а Ноль надавал Жабе за это по морде.
«Делов-то!»
Удод вчера, что ли, отрезал Сюсину ногу, изжарил ее и накормил всех.
«В чем прикол?» – забеспокоился Пеннивайз.
Все поели. А утром вроде стало известно, откуда мясо…
«Ничего не понимаю!»
…по запаху тухлятины.
«Какой запах?! – незаметно принюхавшись и не уловив вообще никакого запаха, он разволновался. – Что за игры?!»
Впустую поиграв в гляделки с явно чего-то хотевшим от него Нолем, недоуменно пожал плечами и с облегчением отошел.
Ну, нет ноги. Ну, съели. Ну, умер. Ну, протух. В прохладное место нужно было положить, вот!
Все эти разговоры о мясе пробудили аппетит.
– Пора бы и поесть! – обратился к Нолю.
Но тот, вместо того, чтобы заняться готовкой, побледнел, пожух, сморщился и снова бросился в кусты. Неженка!
***
Сергей с потерянным видом бродил по холлу. Военный совет закончился. Все разбились на группы по интересам. Мужики чесали байки о выпивке и женщинах, Матвеевна учила сосредоточенно ковырявшуюся в носу Айгуль правильным манерам.
Выпивка и манеры его сегодня не интересовали. А говорить он мог только об одной женщине, но делать этого не собирался. Вышел.
Во дворе все так же шел дождь. Визит в летнюю кухню закончился паническим бегством от Сеголетки. Проехавшись вьетнамками по очередной гнилой груше, махнул рукой и пошел искать под прицепом бухту бечевки.
«Займусь растяжками, – подумал он, с пыхтением затаскивая бухту в ближний сарай. – Наделаю колышков, нарежу бечевы…»
Радио передавало сплошные помехи. Сергей с недоумением повертел ручку, пробежавшись по всему диапазону, пока не сообразил проверить батарейки. И облегченно выдохнул. Сели. Окислились. С трепетом втиснул новые.
Приемник ожил. Карпаты, Крым, Альпы – все в… гм, порядке. Выжившие горцы болтали о чем угодно, только не о дате. Редкие выстрелы от реки, к которым все уже привыкли, настраивали его на оптимистический лад, но, уточнить не помешало бы. На одной из частот непрерывно передавали танцевальную музыку.
«Раньше здесь было пусто», – вспомнил он. Жизнь продолжается!
А вот Урал не ловился. Во рту сразу стало кисло. Черт подери! Неужели анархия победила?
Посреди третьей композиции – как
